Камера смертников
Шрифт:
А если иначе нельзя, если бездарно теряешь время, когда там, далеко за линией фронта, командует людьми изменник, если необходимо передать полученные сведения нашим как можно скорее?
Сушков не мог лгать – зачем ему обманывать такого же смертника, стоя на краю могилы? Зачем давать адрес проваленной явки, заранее обрекая нa забвение доверенную товарищу по камере информацию, добытую у немцев практический ценой собственной жизни? На ее уничтожение и исчезновение, если она попадет в руки врага? А старого хромого переводчика потом
Колька пришел, когда солнце стояло уже высоко над деревьями. Отвалив хворост, он помог выбраться из берлоги замерзшему Семену, сунул ему в руки краюху хлеба, луковицу и вареную картофелину и просто сообщил:
– Пришел.
– Кто? – поперхнулся Слобода, успевший откусить от краюхи.
Он прекрасно понимал, о ком идет речь, но хотел выиграть у самого себя лишние минуты, чтобы собраться с мыслями. И вдруг мальчик не о том?
– Мужик из города, – удивленно ответил Колька.
Чего это с дядькой Семеном, не понимает, что ли, о чем ему толкуют?
– И... как он?
– Обычный, – мальчик пожал плечами и сплюонул. – Мужик как мужик. Небритый, рыжий, старый.
– Исчерпывающе, – усмехнулся Слобода, неторопливо доедая скудный завтрак. – Рыжий, старый…
Идти или не ходить? А почему, собственно, не ходить: сам просил о встрече, человек до тебя добрался, а ты начнешь от него прятаться со страху? Но ведь он имеет такое же право, как и ты, не доверять, и может так же всего опасаться. У хозяина явки подпольщиков не меньше оснований для подозрения и недоверия.
Решившись, он вытер руки о пальто и первым пошел к деревне. Засунув руки в карманы своего долгополого пиджака на вате, следом заторопился Колька, едва поспевая за широко шагавшим Семеном.
К избам вышли опять через овражек. Пробираясь задами к дому, пограничник немного успокоился и подумал, что никто его не заставляет доверять тайну этому Андрею – стоит поглядеть на него, поговорить, а потом уже раскрываться.
Гость из города сидел в хате за столом. Увидев вошедших, встал, подал руку.
– Грачевой, – привычно назвался Семен.
– Андрей, – пожал его ладонь гость.
Он оказался не так уж стар и не бородат, как определила Танька, а просто зарос многодневной рыже-седой клочковатой щетиной. Одет в обычную полосатую рубашку с мягким отложным воротничком, мятый костюмчик из дешевой ткани, старую фуфайку и поношенные ботинки. Темное пальто и шапка лежали рядом, на лавке.
– Куришь? – Андрей достал кисет, но тут же затянул его тесемку. – Не стоит смолить в избе, не ровен час заглянет кто, учуят. Пошли на двор, там и побалакаем, а малец погуляет, поглядит вокруг.
Колька выскочил на улицу. За ним вышли Семен и Андрей.
Присели на выбеленное солнцем и дождями толстое бревно-колоду около сарая, свернули цигарки. От
– На дорогах немчуры полно, – глядя вдаль, словно сам себе, сказал гость. – Правильно сделал, что сам в город не пошел. Зачем хотел встретиться?
– Рискнул вот, – криво улыбнулся Семен. – Нужда заставила.
– А ты себя не казни, – покосился на него Андрей, – мы тут все рискуем, потому как под немцем живем. Дело говори, а то мне засветло надо вернуться. Кто тебя ко мне послал?
– Знакомый. Дмитрий Степанович.
– Где он? – насторожился гость.
– Повесили, – не стал скрывать Семен. – Он мне успел адресок сказать и нужные слова шепнул.
– Так, – помрачнел гость. Он дососал цыгарку, тщательно втоптал в мягкую землю окурок и положил ладони на колени. – Каков Дмитрий из себя?
– Хромой, вежливый очень. Били его сильно на допросах, – закашлявшись от едкого махорочного дыма, ответил Слобода. Помолчал, раздумывая, что бы еще сказать о покойном Сушкове, но говорить вроде больше нечего. – Да, – вспомнил пограничник, – он еще говорил, что у немцев служил переводчиком, хотел в тот день, когда его взяли, с кем-то срочно повидаться, да не успел. Просил встретиться с вами и сказать об его судьбе. Обнадежил, что могу попросить у вас помощи.
– Просить всегда можно, – кивнул гость, – за это денег не берут. А как же тебе удалось сбежать? Тебе девчушка листовку показала?
– Видал, – усмехнулся Семен. – Повезло, когда станцию наши разбомбили. К партизанам мне надо.
– Ага, – согласился Андрей, – не здесь же оставаться. Только нету здесь партизан сейчас, ушли. Каратели сильно прижимали, а когда они надумают вернуться, никто не знает. Воевать хочешь?
– И воевать, но еще дело есть важное. Можете связаться со своими в лесу?
– Нет, не могу, – гость поднял с земли шапку и начал счищать ей со своих ботинок подсохшую грязь, весь уйдя в это занятие и сердито посапывая от неудобной позы. На ярком голубом небе светило ощутимо пригревавшее солнце, шумел недалекий лес, пахло оттаявшей землей и набухающими клейкими почками, бугорками выступившими на голых пока ветвях тополей и верб. – Зачем связываться-то? Есть что срочное для передачи?
– Есть. Крайне срочное.
– От Сушкова? – выпрямился Андрей и почесал согнутым пальцем щетину на щеке. – Говори, я передам.
– Мне самому надо, – заупрямился Семен.
Гость снова покосил на него светлым глазом, но ничего не ответил. Вытянул из кармана брюк кисет, раскрыл, щедро отсыпал Слободе своей жгучей махры, потом обстоятельно свернул цигарку и заклеил ее слюной; прикурив, выпустил из ноздрей сизый дым и уставился куда-то в пространство, углубившись в размышления.