Камуфлет
Шрифт:
– Хотя бы то, что завтра я намереваюсь схватить организатора четырех убийств и наверняка тайного лидера «Первой крови», – спокойно ответил Ванзаров.
– Шутите?
– Никак нет, господин полковник, в мыслях не было. К вечеру он будет разоблачен.
– Но как?
– При помофи буковки «а». Предоставленный вами секретный документ окончательно убедил меня в этом.
Пролетка съехала с моста и повернула налево, мимо Летнего сада.
– Что ж, коли так… – полковник помолчал и вдруг насторожился: – Почему четыре убийства?
– Некий Петр Александрович Ленский, если угодно, незаконнорожденный отпрыск рода Одоленских… Кстати, могли лицезреть его в неглиже с князем на «живой картине».
– Да? Он тоже член заговора, содал?
– Вероятно.
– Где его тело?
– В морге Медико-хирургической академии. Выставлено для публичного опознания. Правда, сделать это затруднительно – у юнофи отсутствует голова.
Они подъехали к Фонтанке.
Ягужинский слишком быстро попрощался, напомнив, что будет с нетерпением ждать завтра вестей, и стремительно умчался в сторону Зимнего дворца.
В умолчании полковника нашлось излишне много смысла. Во-первых, чистейший блеф с Ленским оказался на удивление самой что ни на есть правдой. Обычная догадка, один из вариантов логического расклада, нашла внезапное подтверждение. Да еще какое! Выходит, «чурбанчик» и вправду Ленский… Судя по всему, Ягужинский знает это наверняка.
Но как быть с инициалами? «П.А.Л.», в любой комбинации, нет в списке содалов. И кто в таком случае ухлестывал за госпожой Ванзаровой? Кто пришел прощаться с ней в среду, как говорит Глафира? Кого привез князь на знакомство с Берсами?
А еще честный и прямой начальник дворцовой стражи не так прост и глуп, как хочет казаться. И знает куда больше, чем должен, сомнений нет.
Родион Георгиевич глянул в темную даль, в которой скрылась пролетка, и отправился в противоположную сторону.
8 августа, в то же время, +19 °C.
Женские курсы Лесгафта при С.-Петербургской биологической лаборатории, Английский проспект, 32
В сторону отодвинулись банки с внутренностями: слепая кишка и желудок расположились в спиртовом растворе причудливыми скульптурами. Любопытное все-таки дело – человеческие органы, красота в каждой жилке. Недаром создатель-эволюция, нет, не Бог, так постаралась. Есть чем теперь заняться аспиранту-анатому.
Серафима Кротова поддернула рукава несвежей блузы и задумалась над серьезной проблемой: из чего соорудить новый препарат? В кругах, где вращалась г-жа аспирант, препаратом принято называть анатомический экспонат, созданный из мертвых органов человеческого тела. В научно-познавательных целях.
Ею уже были изготовлены великолепные препараты трехмесячного плода в утробе матери и поразительно интересной аномалии печени, пораженной алкоголем. За эти шедевры удостоилась похвалы самого доктора Лесгафта. Нынче Серафиме хотелось достичь новых высот, как девушке решительной и целеустремленной, на любовные глупости время не тратившей.
В распоряжении имелась целая ванна с формалином, в которой плавали отдельные части разнообразных тел, не востребованных в моргах.
Влюбленная в науку натянула до локтей резиновые перчатки, запустила руку в зеленоватый бассейн и принялась вылавливать, как рыбок, куски человеческого мяса. Попадалось что-то не то: руки да ноги. Парочка младенцев вильнули белыми тельцами, но будущего прозектора не привлекли.
Вдруг, среди тривиального материала, Серафима углядела нечто любопытное: на самом дне ванны перекатывалась голова.
Находка была немедленно отловлена и, пока с нее струями стекал формалин, внимательно осмотрена. Голова принадлежала юноше не старше двадцати лет, с правильными чертами лица. Дефектов или уродливых наростов не имелось. Единственный недостаток – очень грубый срез отсечения. Буквально варварский, как будто сорвали с плеч. Г-жа Кротова осудила такую непрофессиональную с точки зрения анатомии работу. В остальном же череп с кожей представлял прекрасный материал.
Решение пришло мгновенно. Она сделает выдающийся препарат: голова человека в разрезе! Как в учебнике анатомии, только значительно лучше. Будет видно строение мозга, вся мышечная система лица и даже дыхательный канал. И все это – сквозь чистейшее стекло. Просто можно влюбиться!
Серафима Кротова отложила голову неизвестного в плоскую кювету и отправилась в подсобку за инструментом для распиливания крупных костей. Барышня рвалась к славе и труду.
8 августа, около девяти, +19 °C.
Бюро судебной экспертизы Врачебного комитета Министерства внутренних дел, набережная реки Фонтанки, 16
Безделие оправдывали вонючая сигарка, шустовский коньячишка из походной фляжки и уголовный романчик, который перечитывался в местах, отведенных литературному Лебедеву. Развлечение заставляло натурального двойника восхищенно хмыкать, охать и даже выражаться не вполне цензурными словечками.
В дверь излишне вежливо для такого времени постучали.
– Никого нет! Великий Лебедев прожигает жизнь! – крикнул Аполлон Григорьевич и довольно фыркнул.
Тем не менее дверь отворилась.
– Ну, слава богу, в которого я не верю! – Томик полетел к лабораторным ретортам. – Вы куда исчезли?! Дома нет, в управлении несут какую-то ахинею, что вас отстранили, Джуранский мрачный и разговаривать не желает… Что происходит, друг мой?.. О, у вас кровь на лацкане?.. Опять зарезали кого-то?.. Да вы с гостинцем! Какая прелесть! У меня водка припрятана, с печеньицем самый шарман!