Камуфлет
Шрифт:
Вскоре стало ясно: никаких следов. Никакого, даже малюсенького, намека на пребывание в этом доме Петра: Ленского или Морозова. Юноша на два, а то и на три размера мельче Павла Александровича, определить его вещи нетрудно. Но их не было. Даже в старых обносках слуг не нашлось хотя бы платка или сорочки, которые указывали на дворянского бесфамильца.
Бирюкин не узнал на «живой картине» племянника князя. Это факт. Но если юношу похитили из клиники умалишенных, то лучше всего спрятать его у влиятельного родственника – искать точно не будут. И всегда под присмотром. Стоит изменить прическу, цвет волос да
Что же получается, доктор Звягинцев перепутал? Или юноша соврал? А то и получается: два разных персонажа. Одного приводит под конвоем к лекарю неизвестно кто, а другой свободно разъезжает по дачам. Даже фамилии-отчества разные. В кого-то из них влюбилась Софья Петровна. Но ведь «чурка» один.
Поражение на вкус не горькое, оно пресное, как мука. Родион Георгиевич ощутил во рту печальный аромат. Но отступать некуда, следует искать хоть какие-то зацепки.
Одна странность им все же была подмечена: ни в одном шкафу князя не оказалось блестящего кожаного облачения водителя мотора. Куртка, шлем с очками и перчатки с крагами попросту исчезли. Объяснений этому пока не имелось.
Зато другие исчезновения говорили сами за себя. Из спальни пропала галерея фотографий, а в кабинете ящики стола оказались пустыми. Кто-то вычистил все бумаги. А вот безделушками побрезговал. Роскошная коллекция каслинского литья бронзовых статуэток и серебряных фигурок беззаботно теснилась на зеленом сукне. Собрана тщательно, с понятным направлением: пташки небесные. Орел, размахнувший крылья, пеликан, кормящий детенышей, сокол, вонзивший в перчатку когти. И даже забавная птичка с хохолком взлетала из костра. Пичуга широко расправила крылышки и вся переливалась хрустальными камешками. Художественные вкусы покойной светлости поражали разнообразием.
Все же в ограбленном кабинете нашлось кое-что любопытное, стоило лишь нагнуться. К ножке стола сиротливо жалась стопка книжиц в сафьяновых переплетах. Видимо, нашли их в ящиках, не сочли достойными внимания и бросили как попало. Ванзаров кропотливо раскрыл каждую. И не пожалел.
Первая рассказывала о способах выездки.
Вторая – история чемпионатов по гребле между Оксфордом и Кембриджем.
Но вот третья оказалась планом-календарем: вещица полезная, английская, но российскому духу глубоко чуждая. Каждый лист представлял месяц в виде разлинованных квадратиков с указанием числа, дня, выпадающей праздничной даты Британской империи и фазы луны. Верхнее поле отводилось живописным картинкам истории королевского флота.
Пометки в календаре делал князь нечасто. Предыдущая часть года оказалась девственно чиста: вроде как ни забот, ни хлопот. Но вот августу повезло. Дел явно прибавилось, перо его светлости изволило оставить целых две записи. На квадратике десятого числа: «X day», а шестого: «СПВ->legacy [3] ». Что любопытно, отмеченное время «2 p.m.» совпадало с нежданным появлением чиновника сыскной полиции, как и того самого визитера с приметинкой на лице.
Незваный гость вернул спортивную литературу ковру, а вот дневник сунул себе за спину, туда, где труднее прощупать спрятанную вещицу, в случае чего. И, не замеченный никем, покинул особняк.
3
Наследство.
Около Мариинского театра гоголем вышагивал Николай Карлович, выпуская пар после боя с филерами. Увидев Ванзарова, кинулся навстречу:
– Ну как?
– В особняке побывали до нас, – сообщил правду Родион Георгиевич.
– Выходит, все напрасно…
– Вовсе нет. Я знаю, кто убийца.
– Да? – Берс явно ожидал продолжения, но его не последовало. Коллежский советник дружески похлопал по плечу добровольного помощника и сказал:
– На сегодня служба окончена. Завтра мне понадобитесь.
– А вы… Что будете делать?
– Пойду получать наследство.
8 августа, около шести, +21 °C.
Контора на Невском проспекте
Когда на голову падает наследство, тут уж надо не зевать, а хорошенько подмазать, чтоб все документы выправили в срок. В этом деле нотариус – важнейшая птица и практически неподкупная. Особенно если мелкими купюрами. Господин Выгодский, стряпчий по мировым и наследственным делам, соблюдал сей неписаный закон свято, отчего имел на животе массивную цепочку чистого золота.
Он взглянул на циферблат, щелкнул крышечкой, приятно потянулся всем телом, разгоняя застоявшуюся кровь, и подумал закрывать лавочку.
Хлопнула дверь, объявился незнакомый господин плотного сложения, украшенный кошачьими усами. Не сказать, чтобы взгляд его вызвал тревогу, но было в нем что-то хищное и, прямо скажем, опасное. Стряпчий насторожился.
– Сергей Пионович, если не офибаюсь? – спросил господин довольно любезно.
Выгодский слегка поклонился и поинтересовался, с кем имеет честь.
Гость назвался и тут же сел, без приглашения.
– У меня к вам маленькое дельце, – сказал он, приятно подмигнув.
Такому намеку господин стряпчий всегда готов был служить.
– Вот и послужите, – согласился посетитель. – Я хотел бы ознакомиться с завефанием князя Одоленского, причем с окончательным вариантом, который был собственноручно составлен его светлостью и заверен вами в минувфую субботу.
– Вы кто? – испуганно спросил крючкотвор.
– Наследник. – Господин выразился таким тоном, что стряпчему ну прямо хоть под стол лезь.
– Извольте вторую половину завещания… – кое-как выдавил он.
– Поверьте мне на слово, что вам стоит? Вы ведь не только документик состряпать можете, но и с порохом обрафаться обучены, как-никак Горный институт оканчивали, в Министерстве земледелия и государственных имуфеств служили, пока не выгнали за кражу. Не так ли, Пенелопа?
Выгодский сидел совершенно неподвижно, как мумия, всматриваясь в пришельца, и лишь спустя ужасно долгую минуту изрек намеренно спокойно: