Канарский вариант
Шрифт:
Затем нас развели по отдельным кабинетам портовой таможни, где начался активный допрос.
– Вы отправляли машины?
– напирал на меня следователь.
– Да.
– При каких обстоятельствах в них могла быть заложена контрабанда?
– Ну, на станции, например, при инспекции…
– На какой станции?
– Не знаю, машины собирал и проверял дилер, я ни при чем…
– Имя дилера!
– Алик Рабинович.
– Молодой человек, здесь не вечер сатиры и юмора…
– Он так представился. Но если вам не нравится это имя, я знаю, много других…
–
– Дилера?
– Ну ваш-то известен…
– Надо поискать, возможно, я выбросил… Впрочем… - Я дал ему телефон питейного заведения со стриптизом под названием «Titty twister», что в вольном переводе означало «Веселые сиськи».
– Это домашний?
– спросил следователь деловито.
– По крайней мере, его подзывали практически круглосуточно…
– Так. Значит, вы хотите сказать, что машины вам поставлял совершенно неизвестный человек? Ранее с вами незнакомый?
– Совершенно в «десятку». А какая мне разница, кто пригонит машины? Пригнал, я заплатил и - гуд бай! Кстати, может, в те «линкольны» еще до него кто-то дурево заложил… А потом спалился, положим, на ином жизненном вопросе, оставив наследство… Вы же американское кино смотрите, там такое сплошь и рядом… А вдруг, кто-то из морячков чего учудил? Машины шли в трюме, доступ к ним был свободным…
– Судимы?
– По упраздненным для наказания ситуациям.
– Но эта не упразднена, не надейтесь!
– Правильно говорите! Согласен. Наркотики - зло.
Я дерзил, хотя вторым планом с черной тоской в душе понимал, что влип в дерьмо серьезное, загадочное и отсюда, вероятно, поеду в следственный изолятор, на хлеб и водицу, где обработают меня так, что весь гонор сойдет через сутки и, кто знает, может, придется описать ситуацию такой, какой она и была.
С одной стороны, сдать Аслана и Валеру, устроивших эту подставу, определенно стоило, да и к наркобизнесу имелось у меня отвращение принципиальное, однако из огня следствия вполне возможным представлялось угодить в полымя разборок с мафией, способной обвинить меня в сотрудничестве с ментами - абсолютно непростительном, поскольку кому-кому, а мне-то уж полагалось знать, что контрабанда в данной ситуации носит характер «бесхоза», моих «пальчиков» на ней нет, а потому нет и поводов для откровенности с правоохранителями. Главным же лейтмотивом разборок наверняка бы выступал аргумент бесплатной «крыши», чьи прошлые услуги моментально выставились бы мне в счет с умопомрачительными процентами.
А потому, и угоди я в острог, куда лучше было сидеть, крепясь, один месяц в заточении, чем потом годами скрываться от мести бандитов.
Промурыжив меня расспросами, следователь протянул мне на подпись подписку о невыезде и выпустил на свободу - то бишь в зал ожидания морского порта, где томился взволнованный Соломоша, сообщивший, что тоже подвергся допросу, что он в шоке, и, спрашивается, как все случившееся воспринимать?
– Где Тофик?
– задал я немаловажный вопрос.
Из дальнейших Соломоновых пояснений выяснилось, что нашего азербайджанского друга увезли в каталажку, бригада водил испарилась в предчувствии неприятностей, замечательно у них
Следуя с Соломошей в такси, наверняка управляемом агентом контрразведки, я, отвечая на вопросы партнера, задаваемые из соображений - хе-хе!
– конспирации на английском языке, придерживался канвы той же самой версии, что была изложена мной следователю.
Соломон, недоверчиво щуря глаз, напирал на всякого рода подробности, и мне пришлось выразительно кивнуть ему в сторону водителя, чьи уши отчетливо шевелились, ловя каждое наше слово, после чего мой компаньон удрученно замолк, глядя на грязненькую воду Невы, видневшуюся за гранитным бруствером набережной.
Прибыв в гостиницу, Соломоша лихорадочно принялся собирать вещи, с категорической интонацией выговаривая, что ни к каким темным делам отношения не имел и не имеет, подписок никому не давал, московские дела не бросишь, задерживаться в северной унылой столице ему нет резона, а дорогу к следователю я способен преодолеть без его помощи. Кроме того, им была выражена крайняя озабоченность по поводу его, Соломона, денежных средств, находящихся на моем банковском счете.
– Зря торопишься, - заметил я.
– Прибудешь сейчас в лапы мафии, запутаешься в объяснениях, истощишь нервную систему… Сиди пей коньяк, завтра в Эрмитаж сходишь, повысишь культурный уровень…
– Ходите в ваш Эрмитаж сами!
– отозвался Соломон, не являвшийся поклонником никаких искусств, кроме искусства делать из одного доллара два.
Хлопнула дверь номера, и он поспешил на отходящий поезд.
Я его не удерживал. В одиночку, не слыша истерических причитаний трусливого коммерсанта, было куда как удобнее взвесить создавшееся положение.
Принципиально меня интересовал лишь один вопрос: каким образом был вскрыт факт контрабанды? Неужели отличились таможенники с их приборами и собаками? Или имел место «стук»?
Вопрос, ясное дело, безответный.
Вечером я навестил гостиничный ресторан, где плотно поужинал и без особенного труда познакомился с милейшей брюнеткой, изъявившей готовность подняться со мной в номер.
Брюнетка, манерами и обликом напоминавшая дорогую путану, представилась тем не менее солисткой Пермской консерватории, по случаю оказавшейся на берегах Невы, денег за визит в номер не просила, утверждая, что я понравился ей сразу же и навек, а потому во мне поселилось основательное подозрение, что девочка - подставная.
Возможно, и в самом деле работник предприятия культуры в девичестве, а ныне - профессиональная чаровница, она солировала на органы, кому я был весьма благодарен за бесплатный роскошный подарок.
Лежа на смятых простынях и изнеможенно обнимая солистку, я, чокаясь с ней шампанским, поведал о случившейся со мной незадаче, о происках международной наркомафии, коварно подставляющей под удар законопослушных граждан, и, заинтересованно этакую версию выслушав, дама посыпала уточняющими вопросами, на которые я охотно давал вполне правдоподобные ответы.