Каникулы Уморушки (Волшебные каникулы - 2)
Шрифт:
– И я хорош, - покаялся бабушке Калина Калиныч.
– Наши грибочки и впрямь, наверное, от ваших отличаются. В одном лесу с Уморушкой росли, вот и стали озорниками, - он вспомнил о внучке, и вновь глаза его заволокли грусть и печаль: - Росла в лесу... а теперь - в городе... Без силы чудодейственной, без любимого дедушки... Ехать надо, ехать!
– Раз такое дело - едем, - согласился Петр Васильевич.
– Старость нужно уважать, - и, кивнув на старого лешака, сказал жене строго: - Калина Калиныч постарше нас будет, так что не спорь больше.
–
– А по мне что ж: езжайте... Я ведь за Маришку тоже, ой как волнуюсь. Езжайте, Бог с вами!
Калина Калиныч сердито крякнул, но промолчал.
И дедушки поехали.
Петр Васильевич знал, что Маришка находится на попечении у его друга детства и юности. Поэтому, приехав в Светлогорск, он и Калина Калиныч сразу же отправились на квартиру Гвоздикова.
– Вот придем сейчас на Большую Собачью улицу, - радовался Петр Васильевич, широко шагая по потресковшемуся тротуару, - отыщем одиннадцатый дом, подымемся в двадцать третью квартиру, а там...
– Уморушка!
– подхватил Калина Калиныч.
– Маришка!
– добавил Петр Васильевич.
– Гвоздиков!
– закончил список Калина Калиныч.
– Тут же они, конечно, чай поставят греть, варенье какое-никакое из шкапа вынут...
– мечтал Петр Васильевич, перепрыгивая через росточки тополей, пробившихся сквозь асфальт.
– Да и мы не с пустыми руками заявимся, - поддержал его мысль Калина Калиныч.
– Видал, сколько гостинцев у нас? Ну-ка, помогай тащить!
И он передал Петру Васильевичу одну из тех двух корзинок, что внезапно оказались в его руках.
Так с мечтами и надеждами пришагали дедушки на Большую Собачью улицу, разыскали одиннадцатый дом, поднялись на нужный этаж и... вскоре убедились, что в двадцать третьей квартире никого нет.
– Может быть, погулять пошли?
– высказал предположение Петр Васильевич.
– Может быть, может быть...
– рассеянно повторил Калина Калиныч и, напрягая что было силы свой чудодейственный слух, прислушался.
Где-то далеко-далеко он услышал биение трех дорогих ему сердец: Уморушки, Маришки и Ивана Ивановича.
– Живы...
– сказал он Петру Васильевичу.
– Только уж очень далеко они гулять забрались. Еле услышал бедолаг...
Дедушки вышли на улицу и стали советоваться, как быть дальше.
– Перенести их сюда - дело рискованное: уж очень расстояние большое, да и проводов нынче всяких кругом - уйма. Самим перенестись - тоже не лучшая придумка. В нашем возрасте летать - только людей смешить...
Калина Калиныч присел на лавочку возле подъезда и стал сосредоточенно думать. Чтобы не мешать ему, Петр Васильевич тихо примостился рядом, поставив корзинку с гостинцами себе на колени. Но вскоре их сосредоточенное молчание нарушил неизвестный мальчишка лет десяти-одиннадцати. Влетев сначала в подъезд, он через минуту вылетел обратно на улицу и, увидев двух старичков, греющихся на солнышке, обратился к ним сразу с двумя вопросами:
– Извините, вы тут случайно двух девочек и одного мальчишку не видели? А кота полосатого?
Петр Васильевич развел руками: нет, не видели! А Калина Калиныч вдруг заинтересовался:
– Каких это ты девчонок ищешь, вьюноша? Уж не Маришку ли с Уморушкой?
– Их!
– обрадовался Петя Брыклин (Это был, конечно, он.) - А еще Костьку и Иван Иваныча.
– Про Гвоздикова ты не спрашивал, - внес поправку Калина Калиныч.
– Ты о коте полосатом интересовался.
– А... Да...
– замялся Брыклин и покраснел, как рак.
Почуяв неладное, старый лешак строго спросил:
– А ну-ка, мил-друг, выкладывай, в чем дело? Не стесняйся - тут все свои.
– Я - дедушка Маришки, - представился Петр Васильевич.
– А я - Уморушки, - представился Калина Калиныч.
– Говори, не бойся.
– А я и не боюсь, мне уже теперь все равно...
– И Петя рассказал дедушкам все, что он знал.
– Я думал, они уже вернулись из Москвы, а их еще нет...
– добавил он, окончив свой рассказ.
– И может быть, не будет!
– с горечью воскликнул Калина Калиныч и резко поднялся со скамейки.
– Едем, Петр Васильевич! Едем в Москву!
И дедушки помчались на вокзал, забыв у подъезда свои корзины с гостинцами.
– Я с вами!
– крикнул им вслед Петя Брыклин.
– Я только предупрежу бабушку! Я мигом!
И он побежал говорить бабушке о необходимости отправиться срочно в туристический поход. Потом, примчавшись на вокзал, он отыскал в толпе пассажиров Петра Васильевича и Калину Калиныча, уже успевших купить билеты, и сказал им:
– Спасите Костьку! Это я во всем виноват, мне и страдать! А он... пусть он живет, пожалуйста!
– Потом в этой каше разберемся: кто виноват, а кто нет, - сухо отозвался Калина Калиныч.
– А пока веди нас лучше к нашему вагону.
Отправление через час, - сказал Петр Васильевич.
– Но давайте все-таки пройдем на платформу.
Петя послушно повел стариков к тому перрону, где обычно останавливались московские поезда.
– Сейчас из Москвы прибудет, а потом на Москву подадут, - объяснил он Калине Калинычу и Петру Васильевичу.
– Московские, как часы ходят, без опоздания!
И точно: через десять минут прибыл состав из столицы. Толпы встречающих перемешались с толпой приехавших. Старый леший, его приятель и Петя Брыклин оказались в самом центре людского водоворота.
– Да чтоб я Муромскую Чащу еще когда покинул!.. Да чтоб я в город на жительство перебрался!.. Да разрази меня гром!..
– ругался Калина Калиныч, вертясь, как щепка, в воронке этого водоворота.
И вдруг на сотом витке он увидел Уморушку. А рядом с ней Маришку. А еще темноволосого мальчика в голубой рубашке и большого серого кота, шарахающегося от тележек носильщиков, сотен человеческих ног и десятков увесистых чемоданов.