Каникулы в Чернолесье
Шрифт:
Впрочем, ему и не нужно было ничего говорить. Он остановился возле костра. В его руках был телефон – наверно, еще недавно он звонил мне, – а за спиной настоящая винтовка (тут я удивился).
– Ты здесь, – сказал он не очень-то приветливо. – Карл что-то толковал мне про твоего друга. Это – он?
При этих словах Герман строго посмотрел на Вика. Тот ничего не ответил. Только откинул соломенные волосы со лба и посмотрел на деда ясным взглядом. Глаза у него, как я уже говорил, были светло-серые, глубокие, и даже пламя костра в них почти не
– Я тебя где-то видел, – сказал ему дед. – Но ты не здешний. Ты не эстонец? Я помню, на островах много таких.
Вик пожал плечами.
– Он не знает, – сказал я за него. – Его нашли в лесу.
Дед вздрогнул.
– Помню эту историю, – произнес он сухо. – Значит, ты и есть тот самый Маугли из Чернолесья?
– Меня зовут Вик, – возразил Вик.
– Ну да, ну да. Значит, Гройль и тебя пристроил в свой чудо-лагерь? Что ни говори, воспитатель-новатор…
Я не понял, о чем это он. Но и Вик не спешил поддерживать разговор.
– Как был дикарем, так и остался, – усмехнулся дед. – Остальных я, кажется, знаю. Привет, Феликс. Как ты вырос. Тебе не идет эта идиотская челка. На фото из гимназии ты смотрелся лучше, со своим галстуком-бабочкой…
Я клянусь, Феликс немного смутился. Он и хотел бы, наверное, разозлиться, но не посмел. Я больше не мог читать его мысли, но я знал, что ему очень неуютно из-за того, что Герман помнит его таким.
– И ты здесь, Майя? – дед хитро прищурился. – Ты по-прежнему играешь в школу ведьм? Поишь мальчишек зельями, от которых потом у них бывает… гм… молчу, молчу. Боюсь, у меня уже не получится изобразить доброго чародея.
Майя улыбнулась беззаботно.
– Да бросьте, дедушка Герман, вы все тот же, – сказала она. – Вы не меняетесь.
– Это да, – сказал Герман. – Меняетесь только вы, детишки. И эти изменения мне нравятся все меньше и меньше. И ваши новые черные рубашки тоже не нравятся. Уж лучше это была бы просто волчья шерсть.
– Кхм, – откашлялся Феликс. – Прошу вас, дядя Герман. Не надо начинать ту же старую песню снова. Мы просто стали взрослыми. Мы сами выбрали, куда нам идти дальше.
– Сами? – тут мой дед рассердился не на шутку, что бывало с ним очень редко. – Да нет же, не сами. Вас затянуло это адское черное болото… которое развел тут мерзавец Гройль… и теперь вы играете с темными силами, о природе которых вы не имеете даже смутного представления. Вы не знаете, с чем вы связались! И чем это может для вас кончиться!
– А вы прямо знаете, – буркнул Феликс.
– Я знаю, – глухо сказал Герман.
От его голоса мороз пробежал у меня по коже. Мой взгляд совершенно неосознанно упал на вагончик-прицеп там, вдали, у высоких сосен. Он был очень похож на тот, другой. Я вспомнил свой повторяющийся сон. Черный туман, что клубился за дверью, и свой детский ужас. Я задрожал, как осиновый лист.
Дед заметил. Он все про меня понимал. Он обнял меня за плечи и слегка встряхнул.
– Поехали домой, Серый, – сказал он. – Я выдам тебе
Сразу несколько девчонок, сидевших у костра, обернулись на меня и как бы синхронно покраснели – или это пламя от костра снова загорелось ярче? Сразу две из них показали пальцами, будто звонят по телефону, и на этот раз дед сделал вид, что не заметил.
– Так что же? Пойдешь? – спросил он веско.
Я знал, что отказываться нельзя. Он все равно заставит. И я не хотел с ним ссориться. Ну… пока не хотел.
– Пойдем, – сказал я.
Вик снова посмотрел на нас и опустил голову.
– Ты это… заходи, – сказал я ему, но он не ответил.
– Давай, двигай лапами, зубастик, – поторопил дед. – Спать пора. Еще и сниться будет дрянь всякая.
На обратном пути я сидел рядом с ним в его красном пикапе, а самокат валялся в кузове. Я держал в руках свой телефон. Вы не поверите: мне даже пришло несколько сообщений от девочек. Некоторых я узнал по аватаркам. И когда успели, удивлялся я. Машину трясло на кочках, и отвечать я не спешил.
В игры играть тоже не хотелось. Все игры теперь казались смешными и глупыми. А главное – я до сих пор не мог понять, что же случилось со мной сегодня ночью.
Хотя, может быть, мне и не нужно было этого понимать?
– Ну что же, – вдруг сказал дед, не глядя на меня. – Теперь ты знаешь, кто ты. Тебе понравилось?
Я вспомнил Майю. Девчонок-волчиц. И себя, волка.
– Очень, – сказал я.
– Не сомневаюсь.
Тут он покосился на меня. Уж не знаю, что он там увидел, но он как-то невесело усмехнулся.
– Лучше бы ты переломал себе ноги на своем самокате, – сказал он с чувством. – Сидел бы сейчас в гипсе, на веранде в кресле-качалке. Мне было бы куда спокойнее.
Двигатель урчал по-медвежьи, но я слышал каждое слово Германа.
– Ну зачем ты так, дед, – сказал я.
– Затем, что я идиот. Отпустил тебя к ним… так рано. Слишком рано. И потом, ты мог вообще не вернуться.
Он и это знает, подумал я. А сам сказал упрямо:
– Я всегда могу вернуться.
– Ты никуда и не уйдешь, – пообещал дед. – Больше никуда. Я тебя со двора не выпущу до конца каникул.
– Почему? Мы же ничего такого…
– Не скрипи зубами, волчонок, – усмехнулся дед. – И не злись. Ты еще не видел меня в гневе.
– А какой ты в гневе?
Герман глянул в зеркало заднего вида: за нами никто не ехал. Потом нажал на тормоз. Пикап клюнул носом и остановился. Тогда он повернулся ко мне:
– Могу пояснить коротко. Каждому из тех, кто посмеет тебя тронуть, я вспорю его вонючее брюхо и выпущу кишки. Одной левой лапой. По-нашему, по-сибирски…
И он добавил еще несколько конкретных слов. Здесь я почувствовал… ох, боюсь, я почувствовал не совсем то, на что он рассчитывал. Что-то случилось в моем животе, что-то неожиданное.