Каникулы в Чернолесье
Шрифт:
Вспомнил, кто я.
Я волк-оборотень, который впервые услышал зов крови. И мне не нужны никакие дальнейшие объяснения.
Теперь я знал, что мне делать. Я смотрел и смотрел на луну, которая горела в небе как будто для меня одного.
«Wexen, Hexen, Silbermond», – произнес я хрипло.
Ничего не произошло.
В кармане завибрировал телефон. Я посмотрел на экран.
«Ты здесь?» – спрашивала Майя.
Я набрал только одно слово:
«Иду».
Не дожидаясь ответа, я сунул телефон под сиденье самоката. Сорвал с себя футболку. Зашвырнул в темноту. Последним движением зачем-то схватил колючую белую розу и прижал к груди. «Wexen… Hexen… Silbermond!» – воскликнул я, и лунный луч пробил мое сердце.
В этот раз трансформация прошла даже быстрее и – как бы это сказать? – однозначнее. Мгновение – и я стоял на тропе, опираясь на все свои четыре великолепные когтистые лапы. Мой хвост был прямым, как палка, и больно хлестал меня же по бокам, если мне вдруг приходило в голову им повилять. Мне нравилось мое новое тело. Я поднял нос к луне и завыл.
Вероятно, луна ретранслировала наши песни на многие километры, как сотовая станция – радиосигнал. Потому что через минуту я услышал ответный призыв. Это был голос Майи. Я узнал бы его из тысячи.
Только теперь я понимал, о чем она поет, так же ясно, как она понимала меня. Вот странно: свою собственную песню я не смог бы передать словами так ясно, но это и не требовалось. Главное было знать, что тебя понимают. Что тебя любят и ждут и всегда рады видеть.
Об этом она и пела.
Мне стало так радостно, как никогда еще не бывало в человечьем теле. Вы никогда мне не поверите, но это именно так. Мои маленькие радости и большие обиды – эти глупые переживания вчерашнего школьника с хреновым аттестатом – испарились, как лужица воды на сковородке, а мое новое звериное счастье жгло меня изнутри. Я снова запел об этом, и мой голос звучал уверенно, как у взрослого – и то верно: я уже не был новичком. И еще: я победил Феликса, и получил самую красивую волчицу в стае, и она сама призналась мне в этом.
– Жди-дожидайся, – услышал я вдруг.
Я опустил морду и увидел в трех прыжках от себя желтые глаза Феликса.
Он снова прыгнул – и я снова увернулся. Это едва ли заняло хотя бы секунду, но в этот раз мне пришлось труднее. Тропа была неширокой, вокруг стояли деревья, и развернуться в воздухе уже не получалось – если, конечно, ты не хотел на бешеной скорости расшибить башку о ближайшую сосну. Я просто отскочил в сторону и замер.
Мы стояли нос к носу шагах в пяти друг от друга. Или враг от врага, так было бы правильнее. Однако Феликс стоял на моем пути.
– Ты не пройдешь, – сказал он тихо, но с ненавистью. – Ты мне надоел. Чертов лесник-недоучка.
Слюна капала у него из пасти. Это было не страшно, скорее противно.
– Я пройду, – сказал я.
– Тебе некуда идти. И незачем. Это я писал тебе в мессенджере.
– Ты написал «Феликс отдохнет»? Ну так и отдыхай.
Как видите, я снова стал смелым и наглым.
Он поскрипел зубами.
– Это она добавила, пока я не видел, – сказал он.
– Все равно врешь. Она только что говорила со мной.
– Это я попросил ее спеть. «Люблю, жду, чмоки-чмоки». Какая пошлость.
– Она не об этом пела, – возразил я.
– Да пошел ты… герой-любовник… нет, правда, проваливай. И отдай мне свою вялую розочку. Я передам Майке, так уж и быть.
Я тихо зарычал. Рычание у волка не слишком информативно. Оно – как молчание у людей – возникает, когда говорить больше не о чем.
Еще секунда, и я брошусь на него, знал я. Но об этом знал и он. И кто-то третий тоже знал об этом.
– Не двигайся, – сказал кто-то за спиной у Феликса. – Если двинешься – убью.
Мой друг Вик стоял там, в темноте, и снова я заметил, как красиво поблескивает его серебристая шкура в неверном свете луны. Мой друг Вик был очень быстрым, он был самым быстрым из молодых волков, пока в стае не появился я, и Феликс прекрасно знал это. И еще он знал, что Вик занимает самую опасную для него, Феликса, позицию, готовый вцепиться ему в шею сзади и сбоку, за пределами волчьего зрения, а если Феликс повернется, то ему в шею вцеплюсь я.
– Вот св-волочь, – произнес Феликс, покосившись на Вика. – Помесь финской лайки и эстонского валенка. Нашел себе русского друга? Хочешь с ним хлебать щи из одного корыта?
– Умолкни, – посоветовал Вик холодно.
– И не подумаю. Вы оба – ублюдки, полукровки. Вам вообще нет места в стае. Я предупреждал директора, но он сказал, чтобы я… – тут он притормозил, понимая, что сболтнул лишнее. – Одним словом, вы здесь не нужны. Можете убираться оба.
– Ты забываешь, что нас двое, – сказал я. – А ты один.
– Ну… – раздался еще один голос. – Это с какой стороны посмотреть…
Еще одна тень мелькнула за спиной Вика, и я понял, почему этот Феликс так долго и неуместно понтовался. Просто тянул время.
– Он уже не очень-то один, – проговорила Майя, выходя из темноты в пятно лунного света. Чтобы пройти, она толкнула плечом Феликса, и тот молча попятился.
– Привет, – сказал я, потому что не знал, что еще сказать, но она даже не ответила. Она как будто даже не смотрела в мою сторону. Опустила морду и принюхалась к нашим следам.
– У-у, – пропела она удивленно. – Наш Сергей сам научился превращаться? Я всегда говорила, что у него большой талант.
Феликс промолчал.
– Что это? – Майя тронула лапой розочку, сиротливо лежащую на земле. – Откуда это здесь?
– Наш пионер вез тебе цветочки, – сообщил Феликс, ухмыляясь. – Подумать только, какие нежности. Может, ему было бы лучше перекидываться в котенка?
Мне снова захотелось броситься на него, но Майя стояла прямо между нами. Даже больше того. Она припала на передние лапы и уткнулась носом в белый цветок.
– Ты не романтик, Феликс, – протянула она. – И потом, котятки бывают такие славные… ох! Что это? Чья это кровь на иголках? Конечно. Я же чувствую. Ты прижимал этот цветок к сердцу, мой маленький Сережик. Как мило.