Кантор идет по следу
Шрифт:
– В последнее время вы себе слишком много лишнего позволяете. Придется мне приучить вас к дисциплине. – И, махнув рукой, майор пошел в кабинет.
Свое обещание майор выполнил на следующий день. Утром он приказал капитану Шатори назначить старшину Чупати со служебной собакой Кантором на две недели для несения патрульной службы по городу.
Кантор обожал своего хозяина. Следить за каждым его шагом, за каждым движением было для пса удовольствием. Даже малейшее изменение в настроении Чупати, его не до конца высказанные мысли и чувства доходили до сознания овчарки. Кантор не задумывался над тем, каким образом ему удается безошибочно угадывать настроение старшины, который сидит в своей комнате в большом доме, когда он, Кантор, лежит в конуре-боксе в нескольких сотнях метров от здания.
Кантор понимал, что люди очень похожи друг на друга, но в то же время все они такие разные. Для Кантора люди делились на две большие группы: на тех, от кого хорошо пахло, и на тех, от кого исходил неприятный запах. За многие годы работы с хозяином умный пес усвоил, что старшина, как правило, хорошо относился к приятно пахнущим людям и не любил тех, от кого просто воняло. Однако это наблюдение овчарки оправдывалось не всегда. После долгих наблюдений Кантор пришел к выводу, что у хозяина очень слабый нюх. Бывали случаи, когда Чупати по-дружески разговаривал с человеком, запах которого отнюдь не радовал Кантора. Проходило какое-то время, и Кантор убеждался в правильности своего первого впечатления, так как при новой встрече с тем же человеком хозяин разговаривал резко, неприветливо, а при встрече уже не подавал руки.
Времени для раздумья у Кантора теперь было много, а жизнь его стала на удивление легкой. После традиционной утренней разминки хозяин пристегивал к ошейнику Кантора поводок, причем делал это обычно с ворчанием. Сначала Кантора волновало это ворчание, но скоро пес решил, что не стоит принимать его всерьез.
Когда Чупати, недовольно ворча, открыл перед Кантором дверь бокса в первый раз, пес степенно вышел и уселся прямо перед хозяином.
– Ну, что ты на меня уставился своими невинными глазами? Пошли, черт бы их всех побрал! – выругался старшина.
Однако Кантор даже не пошевелился – так его еще никогда не посылали на работу.
– Ну, пошли, – повторил Чупати и, увидев, что пес не трогается с места, присел перед ним на корточки: – Ты что, не понял меня? Деградировали мы с тобой. – И он дернул Кантора за ухо.
«Шутит он или поиграть решил со мной?» – подумал Кантор и продолжал сидеть, так как по опыту знал, что в такой ситуации хозяин будет разговаривать с ним, а Кантор обожал голос хозяина. Неприятное слово «деградировали» пес слышал в первый раз, оно было какое-то грубое, однако опасности, по мнению Кантора, вовсе не означало.
– Тютю, хоть ты не валяй дурака… Ты что, не понимаешь? Деградировали мы с тобой. Товарищ начальник послал нас патрулировать по улицам. Спрашивается, кто я такой после этого, а?
Кантор заворчал и поднялся с земли.
– Вернее говоря, кто ты такой? И для чего ты существуешь? Словом, оба мы… Да что тут говорить! – И, безнадежно махнув рукой, старшина пошел к воротам.
Кантор целую неделю ломал голову над тем, что именно сердило его хозяина, который каждое утро, когда они выходили с ним на улицу, недовольно ворчал. Сам Кантор не видел особой разницы между предыдущей своей работой и той, которой его заставляли заниматься сейчас: и раньше они ходили по городу, разве что не так часто, но в этом никакой беды добрый пес не видел.
Каждый раз, выходя в город, хозяин добирался до площади Фё и сворачивал в небольшой переулок, в котором находилась проклятая корчма, пропахшая табачным дымом и еще какими-то неприятными запахами.
Войдя в корчму, хозяин покупал большую кружку какой-то желтой воды и, отойдя к окну, не спеша выпивал ее. Очень не нравились Кантору запахи в этой корчме. Особенно неприятно пахло от пола. Хозяин высокий, его голова находится далеко от пола, а вот ему, Кантору, приходится нюхать этот грязный, намазанный соляркой пол и искать след.
А сегодня утром, когда они с хозяином проходили мимо здания управления, над их головами со скрипом распахнулось окно. Кантор узнал голос майора Бокора. Пес поднял голову, но, заметив, что хозяин сделал вид, будто не видит и не слышит майора, тоже демонстративно отвернулся.
– Эй, вы! – крикнул майор. – Я обращаюсь к вам, гордец, и к вашей не менее спесивой овчарке!
Чупати натянул поводок, на котором он вел Кантора, не спеша обернулся и спросил:
– Что прикажете?
– Вот так-то лучше! Я только хотел сказать, что если я еще раз увижу вас с собакой в рабочее время в корчме на площади Фё, то от самого строгого наказания вам не открутиться. Поняли?
– Так точно, понятно, – бросил Чупати.
– Не забудьте только моего напоминания! – крикнул майор вдогонку.
Выйдя из ворот управления, старшина машинально одернул китель. Кантор шел рядом со старшиной.
– Ну, что ты на меня уставился? – грубо бросил Чупати овчарке. Замечание майора обидело старшину. И теперь ему было стыдно перед Кантором, будто это была не овчарка, а дама сердца.
– Кружку пива и ту нельзя выпить, – пожаловался старшина капитану Шатори, встретив его за воротами.
– Выпить пива можно, но только не на службе, – ответил ему Шатори. – Я думаю, лучше патрулировать по улицам, чем сидеть на гауптвахте. Мне кажется, у тебя так много свободного времени, что ты не знаешь, куда его деть.
Теперь старшина заходил выпить кружечку пива в свободное от службы время. Очень скоро он открыл для себя, что в центре таких забегаловок видимо-невидимо. Заходил не почему-либо, а больше из упрямства, решив, что никакой полицейский, разве что больной какой, с нездоровым желудком или печенью, не откажется выпить. Любой полицейский или детектив выпивает, с той лишь разницей, что англичанин пьет виски, француз – коньяк, а венгр – палинку или водку.
«Я же пью только винцо с содовой… Это напиток», – подумал Чупати и облизал пересохшие губы.
До обеда корчму обычно навещали завсегдатаи – владельцы частных мастерских, находящихся неподалеку от площади, которые забегали сюда в перерыв, чтобы немного промочить горло. Скромный полицейский с собакой понравился им, и они всегда дружески приветствовали коренастого старшину.
Чупати каждый раз появлялся в корчме в одно и то же время, ровно в одиннадцать часов, а когда он проходил к стойке, все мастеровые выглядывали в окно, проверяя, не идет ли вслед за ним какой-нибудь полицейский. Они сами по себе «болели» за старшину, оберегая его от неприятностей по службе, что доставляло им большое удовольствие.