Капитан полевой артиллерии
Шрифт:
– Вам, что же, сам император Вильгельм об этом сообщил?
Штабной, как видно, совсем обиделся на Лихунова, надулся и отвернулся в сторону. Лихунов воспользовался этим, чтобы внимательней осмотреть стену главной ограды, которую со стороны ворот, куда правил автомобиль, удачно прикрывал широкий Нарев. Верки главной ограды действительно были прекрасно оснащены гнездами для орудий и пулеметов, бойницами для ружейного огня, наблюдательными пунктами.
– Вот вы еще не видели у нас ничего, а уже хаете, – обиженно сказал поручик, заскучав, как видно, без разговора. – Чего только нет в этой крепости для обороны долговременной. И паровая хлебопекарня, и мукомольня, водокачка своя, водяная башня. Еще магазины, госпитали, даже прачечная паровая есть. Еще рассказать? Пожалуйста! Голубиные станции имеются, сигнальные станции для змейковых аэростатов, свои речные минерные роты, отделение воздухоплавательное и даже флотилия речная на девятнадцать судов. Вам хватит?
– Хватит, пожалуй, – остановил словоохотливого штабиста Лихунов. – Вижу, его высокопревосходительство генерал-от-кавалерии Бобырь на славу постарался. О нем ведь и на Дальнем Востоке знают – я там большую часть службы провел. Формалист неисправимый ваш комендант. Говорят, что и леса за деревом не разглядит.
Поручик обиделся снова:
– Ну, это вы напрасно. Конечно, комендант порядок любит, но все в пределах разумного.
– Правда? – решил Лихунов позлить крепостного энтузиаста. – А не он ли нынешней весной, я слышал, едва ли не был арестован Верховным за то, что подверг аресту казака, ехавшего со срочными и важными донесениями, но по неведению привязавшего свою лошадь не по правилам?
Поручик смутился, то ли от стыда за своего начальника, то ли оттого, что ничего не знает об этом случае.
– Невероятная история, – снова буркнул он, и офицеры больше не разговаривали – крепостные ворота были совсем рядом.
Лихунов оглянулся. Колонна заметно поотстала, и у ворот, где дежурили жандармы и крепостные воинские чины, дивизиона пришлось дожидаться.
– Значит, так, – сухо, по-деловому сказал поручик. – Документы на пропуск я уже подал. В жандармском управлении крепости получите пропуска на каждого из ваших для свободного передвижения по крепости. Казармы я вам сейчас покажу. Орудия поставите в цейхгаузы, а лошадей в конюшни. Это все недалеко отсюда, за главной оградой. Для офицеров у нас имеются специальные домики. Снесетесь с квартирмейстером, и он определит. Повторяю, здесь все устроено для нормальной жизни гарнизона. Все.
– А гауптвахта у вас есть? – спросил Лихунов.
Поручик удивился:
– Зачем вам гауптвахта?
– У меня есть арестованный, – неохотно ответил Лихунов.
– Нижний чин?
– Ну какая разница? Нет… штабс-капитан.
– За что ж такая немилость к штабсу? – с интересом повернулся поручик к Лихунову.
– Застрелил военнопленного. Того, кто, кажется, дивизионного нашего отравил.
Поручик еще сильнее удивился:
– Вот это история! Впрочем, сейчас у всех нервы, как у приличных барышень перед абортом. Передайте вашего штабса военному следователю, а труп дивизионного в покойницкую при госпитале. Пусть вскроют. Если яд обнаружится, то нарушитель ваш неделей домашнего ареста отделается. И то так, для порядка. Велика важность, пленного убил!
Между тем подошла колонна и вслед за автомобилем потянулась через крепостные ворота. Лихунов с интересом смотрел на чистые улочки крепости, составленные зданиями казарм, мастерских и цейхгаузов, провиантских магазинов, сараев и караульных домиков, он вспоминал рассказ поручика об отменной организации крепостного хозяйства, и в нем пробуждалась уверенность в том, что там, где всякая надобность военной жизни учтена столь тщательно, каждая мелочь дотошно продумана, взвешена, имеет средство к своему удовлетворению, никакой случайной оплошности быть не может, и все это будет стоять во веки веков надежным щитом на границе Российской Империи.
Крепость уже пробудилась. По мостовым пробегали, спеша куда-то, военные с помятыми от сна лицами, высекая искры подковами сытых крепостных лошадей, проносились изредка казаки, адъютанты. Поотделенно проводили куда-то солдат, которые смеялись, глядя на колонну, то ли потешаясь над потрепанным видом артиллеристов, то ли радуясь подмоге. По улицам сновало и немало гражданских лиц, погоньцев, или беженцев из ближних к крепости польских местечек, искавших, как видно, защиты под прикрытием надежных стен Новогеоргиевска. Вообще, заметил Лихунов, царило здесь беззаботное, едва ли не мирное настроение, словно и не было неприятеля, стоявшего в двух десятках верст от крепости и со дня на день собиравшегося начать планомерную осаду по всем правилам военного искусства.
– Эй, пушкари! – горланили крепостные солдаты. – Фитили-то свои дорогой не растеряли? А то глядите, по бабехам здешним стрельнуть нечем будет!
Шутнику отвечали из колонны:
– Небось не потеряли! Ишшо и к твоему надставить хватит!
– Га! Га! Га! – дружно взрывалась смехом колонна, и не слышно за хохотом этим было острот, но каждый знал, что крепостным продолжают отвечать, жгуче, колко, метко.
Автомобиль затормозил наконец у высокой казармы из красного кирпича.
– Вот помещение для нижних чинов, – показал Тимашев на казарму рукой, затянутой в перчатку. – Рядом цейхгаузы и конюшни. Располагайтесь. Получите пропуска в жандармерии, отправляйтесь к квартирмейстеру для определения на жилье офицеров. Там же дивизион на провиантское довольствие поставят. Оставаться ли вам за командира – решит начальник крепостной артиллерии. Но скорее всего, дивизиона просто не будет, и вы побатарейно вольетесь в состав пехотных дивизий, которые уже занимают передовые позиции обороны. Хотя ничего, ничего не ведаю об употреблении вас в деле. Итак, – он улыбнулся ненавязчиво-покровительственно, – моя миссия, кажется, закончилась.
Лихунов протянул руку расторопному поручику:
– Если что, я вас могу разыскать? В крепости не знаю никого…
– Конечно, – понимая свою значимость, улыбнулся Тимашев.- Я в цитадели квартирую, Первая горжевая, пять. Кстати, и собор, и офицерское собрание, и дом коменданта – все там, в цитадели. Приходите в собрание и офицеров с собой тащите. Не гнушайтесь уж нами, мышами крепостными. Ну, до свидания, господин капитан, – Тимашев козырнул, похлопал шофера по кожаной спине, и автомобиль, подарив Лихунову голубое облако вонючего дыма, резво покатил в сторону цитадели.
ГЛАВА 5
Весь день Лихунов провел в заботах по размещению орудий, лошадей и артиллеристов. Много времени потерял в жандармском управлении, где занимался оформлением массы каких-то бумаг, подписок с поручительством о политической благонадежности личного состава дивизиона, ставил людей на довольствие. Сам препроводил ящик с телом Залесского в морг, где писал рапорт с разъяснением обстоятельств смерти полковника. Другой рапорт ему пришлось писать на гауптвахте, куда он отправил Васильева. Там ему пообещали во всем разобраться тщательно и, если будет возможно, долго под арестом штабс-капитана не держать. К концу дня у Лихунова уже страшно болела голова от работы с обрушившейся на него лавиной канцелярских ненужностей, нелепостей, глупости, но Лихунов тут же пытался успокоить себя мыслью, что он, боевой офицер, должно быть, совсем не понимает всей этой внутренней, потаенной деятельности тыла, но что она непременно нужна, имеет какую-то особую ценность, без которой весь этот сложный организм, это огромное тело армии обязательно остановится, перестанет жить, неспособное самостоятельно думать, кормить и одевать себя.
Потом, когда все хозяйственные и административные вопросы были благополучно решены, голодный, усталый Лихунов попытался попасть на прием к начальнику крепостной артиллерии, генералу Римскому-Корсакову. Но в здании новогеоргиевского штаба, где он имел присутствие, Лихунову ответили, что генерал уже у себя на квартире, и ничего страшного не произойдет, если о прибытии дивизиона в крепость ему доложат завтра.
– Подумаешь, ваш дивизион! – презрительно фыркнул штабной дежурный адъютант. – Здесь едва ль не каждый день дивизии прибывают!