Капитан Сорви-голова. Возвращение
Шрифт:
– Вы что с ума сошли! Разморит всех. Как дальше поедем? Начинается самый трудный участок. Нужно к вечеру успеть к Вильге.
Пришлось есть "поросенка", запивая сочное кушанье речной водой. Когда с муравьедом было почти покончено, все, кто группками, кто в одиночку улеглись в тени рощи африканских акций, растущих на этой горной поляне. Фанфан уселся между Полем и Леоном, но иногда бросал быстрые взгляды в сторону Жана, который был поглощен общением с Жорисой. Строкер и Шейтоф устроились рядом. Вскоре к ним присоединился Логаан. Они о чем-то переговаривались, поглядывая на влюбленных. Наконец, Строкер поднялся и направился к своей запасной лошади, отстегнул от седла планшетку и с туманной улыбкой, скрытой под густыми черными усами и бородой, подошел к воркующей парочке. – Извините, что потревожил ваше уединение, – тихим голосом сказал Эйгер, – но вы меня вдохновили. Вы позволите, я нарисую ваши портреты? Жан и Жориса переглянулись. Жан прочел в глазах девушки согласие и кивнул Строкеру головой.
– Только рисуйте нас на одном листе, – сказал он, улыбнувшись Жорисе. В планшетке у Строкера оказался толстый альбом наполовину изрисованный набросками и этюдами. Рисовал художник угольным карандашом. Он попросил влюбленных
Глава IV
Лунная ночь легла на живописную долину у самого истока реки Вильге, с трех сторон прикрытую горной грядой, расположенной на северо-востоке Оранжевой республики вблизи ее границы с Наталем. Там, по другую сторону гор находился Ледисмит – город, полтора года назад приковавший к себе внимание всего мира. В самом начале войны буры окружили его и держали в осаде целых пять месяцев. Но после поражения армии Кронье под Кимберли, осада с Ледисмита была снята. Так началось отступление – первый шаг к поражению. Сейчас в обеих республиках хозяйничали англичане. Но в этой долине их нет и, очевидно, никогда не было. Единственный городок Гаррисмит остался позади. Отряд обошел его с юга еще до заката солнца и остановился на очередной ночлег в бассейне сливания двух рек. Поужинали остатками "земляного поросенка" и иссякших почти совсем припасов. И тут же сразу улеглись спать. Буры возле небольшого костерка, а французы чуть в стороне – на прогретом за день холмике, у кустов опунции, в широких глянцевых листьях которой будто в зеркалах отражался лунный свет. Луна, уже не совсем полная, только что взошла из-за гор, освещая долину матовым холодным светом. Но воздух еще держал дневное тепло. Кузнечики в траве стрекотали вовсю. Черными бесшумными призраками иногда проносились большие летучие мыши, ловя на лету ночных бабочек и жуков. Где-то далеко в горах надрывно "плакала" какая-то птица, но затем она стихла. В воздухе стояло прозрачное матовое спокойствие. Листья, освещенные лунным светом, замерли неподвижно, словно слепленные из воска. Благоухающий аромат летних горных трав проникал в ноздри и слегка кружил голову. А может голова кружилась не только поэтому?
Жан сидел рядом с Жорисой на пологом левом берегу реки Вильге. Правый берег отличался горной крутизной. На нем густо рос кустарник, а дальше и выше плотной темной гущей стояли деревья. Но сама река была тиха и неглубока. Идеальное место для купанья. Для этого и пришли на берег молодые люди и уже около получаса сидели на своих одеялах, держась за руки и не решаясь сделать первый шаг к воде. Наконец раздался тихий голос Жорисы: – Отвернись, пожалуйста. Жан стал смотреть куда-то на прибрежные кусты и ему показалось, что кусты тихонько пошевелились, словно там копошился какой-то зверек. Но слова Жорисы снова развернули его голову к ней.
– Мы будем купаться?
Она стояла на берегу абсолютно нагая, как тогда, сутки назад. Но Жану показалось, что с тех пор прошло очень много времени. Осталось сделать еще шаг… Увидев обнаженную девушку, Жан от смущенья снова отвел взгляд.
– Раздевайся, – негромко сказала Жориса, – я тебя мыть буду.
Жан почувствовал, как краска стыда ударила ему в лицо. Несколько минут он не решался снять с себя одежду, но затем собрался с духом и стал медленно ее стягивать, повернувшись спиной к Жорисе.
– Иди сюда, – чуть дрожащим голосом позвала девушка.
Он, в одних трусах, не глядя в сторону Жорисы, медленно вошел в прохладную речную воду по колено и остановился, весь трепеща от нахлынувшей на него робости. Жориса подошла к нему сзади, и он почувствовал, как намыленная губка трет его спину и плечи. Жан стоял почти не шевелясь, желая и боясь того мгновения, когда руки, держащие губку, появятся у него на груди. Но так и случилось, и видел он только лучезарные глаза, смотрящие на него, и ощущал близость влажного девичьего тела. А потом все поглотил сладостный и головокружащий поцелуй…
Они спали, прижавшись друг к другу, укрытые теплым войлочным одеялом. Над ними раскинул свой звездный шатер небосвод. Южный Крест глядел сверху на спящих влюбленных пристально и тревожно. И снова, как и в прошлые две ночи, в небо с земли устремилась и кроваво вспыхнула красная звезда сигнальной ракеты. Но спящие ее, естественно, не видели. Они не видели, как из кустов по ту сторону реки неслышно вынырнуло несколько черных фигур, и также почти неслышно перебрались вплавь через неглубокую речку и окружили спящую невдалеке от берега пару. Одна из черных фигур взмахнула рукой. Две накинули на головы спящих концы одеял. Двое других стали принесенными с собой ремнями быстро скручивать поверх одеял не проснувшихся влюбленных. Жан почувствовал, что его тело стягивается. Он проснулся и сначала не понял ничего. Жориса находилась в его объятиях. Их щеки прижались, их ноги сплелись. Но не по обоюдному желанию. Ноги, руки стягивали тугие путы. Затем их с Жорисой подняли и куда-то понесли. Отбиваться было невозможно. Они были спеленуты, как младенцы.
– Кричи! – прошептал Жан на ухо Жорисе. И они одновременно вдвоем, что было сил, закричали. И тут же получили увесистые удары по головам… Жан пришел в себя и почувствовал, что их одеяло промокло почти насквозь. Дышать стало легче. Рядом застонала Жориса.
– Как ты? – шепотом спросил Жан.
– Голова сильно болит, – ответила девушка и заплакала. – Куда нас несут? Кто?
– Если бы я знал, – тихо ответил ей Жан и поцеловал Жорису в губы.
– Мне страшно, – прошептала она. Их еще долго несли куда-то вверх, наверное, в горы. А затем, как куль с мукой, бесцеремонно свалили на землю. Послышались какие-то голоса, говорящие на совершенно непонятном языке. Кто-то подошел к спеленутым пленникам и раза два ударил Жана в бок ногой. И, как показалось ему – ногой босой. Раздался грубый мужской хохот. Хохоча, их стали развязывать. Жан скинул с себя одеяло, оставив укрытой Жорису. Над головой светлело небо, на фоне которого чернело несколько физиономий с белозубыми улыбками до ушей. От них скверно пахло. Жан вскочил на ноги и что было силы ударил кулаком по одной из ухмыляющихся физиономий. Кафр завизжал и, плюясь выбитыми зубами, как столб опрокинулся на землю. Другие бросились на капитана Сорви-голова, размахивая короткими копьями. Но они его просто не знали. Жан увернулся от нацеленного ему в грудь копья, схватился рукой за древко и голой ногой ударил дикаря в намазанный жиром живот. Негр заорал, выпучив белки глаз, и свалился рядом со своим собратом, охая и скрежеща зубами. Третьего из нападавших Жан ударил по курчавой голове плоской стороной острия копья. Да так сильно, что древко переломилось и в руках молодого француза осталась только короткая палка. Негр, охнув, сел на землю и завыл, держась за голову руками. И тут на Жана со всех сторон накинулись чернокожие воины. Свалили на землю и скрутили теми же самыми ремнями. Жорису они вытащили из под одеяла и снова принялись гадко хохотать. На Жорисе была надета мужская почти до коленей рубашка, под которой виднелось нагое тело. Ее тоже бесцеремонно скрутили и привязали к одному из столбов, стоящих в центре большой поляны, окруженной со всех сторон поросшими лесом горами. По краям поляны прятались в кустах плетеные хижины, покрытые пучками широких листьев. Под высокой раскидистой пальмой стояло строение, непохожее на остальные. Свитый, как и все, из веток, оно было обмазано глиной и даже покрашено в какой-то грязно-серый цвет. В строении имелись окна, правда, без стекол и что-то наподобие крыльца с навесом. Возле крыльца стояли часовые с копьями на караул. Они не принимали участия в укрощении капитана Сорвиголова, а замерли с важным надутым видом, только вращая белками глаз. Жана привязали к соседнему столбу лицом к крашеному строению. Один из связавших его подошел вплотную и, дыхнув в лицо каким-то жутким смрадом, проговорил на ломаном английском:
– У, пятка тебе жарить будем, – и захохотал, брызжа вонючей слюной.
Уже совсем рассвело. Но солнце пока отсюда не проглядывалось. Горы и деревья заслоняли от него поляну с туземной деревней. Из хижин, видно привлеченные шумом, стали появляться заспанные женщины и дети. Дети разных возрастов были, как на подбор, пузатые и голые. Женщин отличали длинные обвисшие груди. За спинами у некоторых восседали младенцы. Все племя с любопытством и какой-то внутренней неприязнью окружило столбы с привязанными пленниками. Почти все молчали, и тишина эта показалась Жану Грандье зловещей. Время шло. Ничего не изменялось. И вот, наконец, лучи утреннего солнца пробились сквозь густую листву и осветили крыльцо и высокий с человеческий рост вход в строение. Где-то за ним ударили невидимые барабаны, и все население деревни упало ниц на вытоптанную грязную землю. В дверном проеме показалась какая-то фигура в странном одеянии. На ней был надет шитый золотом длинный турецкий халат, на плечах которого оказались пришиты золотые эполеты английского генерала времен наполеоновских войн. Халат был подпоясан витым и тоже золотым ремнем с блестящей фигурной пряжкой. На ремне висела простая кожаная кобура. Из нее торчала рукоятка револьвера. Сверху возвышался индусский тюрбан, местами уже засаленный и грязный. В центре тюрбана на солнце сверкал фальшивый бриллиант. Тюрбан прикрывал до самого лба маленькую широкоскулую головку с узкими бегающими темно-карими глазами и рябым серо-желтым безволосым лицом. В узкогубом рту блеснул золотой зуб, когда вождь, выйдя на крыльцо своего дворца, хитро улыбнулся, увидев привязанных к столбам юных пленников. Он медленно, рассчитывая каждый шаг, спустился с крыльца, подошел ближе и снова улыбнулся, но уже более злобно и даже как-то кровожадно. И заговорил на хорошем английском языке, важно выпятив челюсть:
– Я, великий солнечный вождь Маршиш-хаан, взял в плен вас – распутных нечестивцев за то, что вы в пределах моих владений позволили себе глумление над нашими обычаями и законами, отмывая свои грязные вонючие тела в священных водах реки Мош. А затем совершили на ее девственных берегах акт совокупления, чем еще больше осквернили землю наших предков. Боги разгневались на вас, белые дикари, и я от их имени, как вождь и главный жрец племени, должен подвергнуть вас обряду очищения от скверны. Огнем и железом я изгоню из вас злых духов, и вы признаетесь, где спрятано грязное золото "Бородатой шляпы". Девка! – вдруг закричал вождь и ткнул пальцем, украшенным перстнем, в сторону Жорисы. – Девка! Ты знаешь, где оно? Отвечай! Или тебе придется плохо! Мы будем пытать и мучить тебя и твоего любовника, пока ты не скажешь. Я умею хорошо пытать белых девок, – сладостно проговорив последнюю фразу, ряженый вождь злорадно улыбнулся. Жана Грандье душил гнев, смешанный с осознанием нелепости всего происходящего. Бутафорский, опереточный вождь негритянского племени, к тому же еще и цветной, а не черный, что выглядело вдвойне неправдоподобно вместе с его шутовским нарядом и вполне нешуточными угрозами. Но вдруг он приступит от своих угроз к действиям. Вот тогда станет страшно. Страшно и больно. Особенно Жорисе. Ведь он от нее что-то хочет. Какого-то золота… Между тем ряженый желтый Маршиш-хаан подошел вплотную к Жорисе и стал руками ощупывать ее тело. При этом его жирные губы покрылись желтой слюной, изо рта высунулся длинный, тонкий, слюнявый язык. Карие глазки закатились от нахлынувшего на него вожделения.