Капитан Сорви-голова. Возвращение
Шрифт:
– Ну, вот и все! – удовлетворенно проговорил тот. – Попались, голуби! Удрать от меня захотели. От меня не удерешь! Наступил час расплаты. За все! А ну, шагайте… под своды! Там и ляжете на алтарь вашей свободы! – и Барнетт вдруг захохотал каким-то нервным истерическим смехом, размахивая револьвером. Солдаты винтовочными стволами стали подталкивать пленников в церковный зал, из которого куда-то была вынесена большая часть скамей. В церкви царил какой-то невообразимый беспорядок. Оставшиеся скамьи были или сдвинуты или вовсе перевернуты. Кафедра разломана на части. Словно сам сатана в яростной ненависти крушил здесь все подряд. Даже витражные окна кое-где зияли выбитой ночной чернотой. По залу гулял холодный осенний ветерок. Пленников подтолкнули на амвон и подвели к алтарю. Над ним под самым сводом находилось большое, судя по всему, деревянное распятие. Спаситель был изображен в человеческий рост с терновым венцом на голове в момент наивысших мук. Все трое, взойдя на алтарь, не могли не перекреститься, что вызывало новый прилив истерического смеха у Барнетта, держащего в руке керосиновый фонарь: – Молитесь, молитесь! Может, он придет к вам на помощь, и наши пули застрянут в стволах. То-то будет чудо! Они повернулись к своим палачам лицом. Жан обнял Жорису за плечи, затем стал медленно заслонять
– Не надо, любимый, – тихо произнесла она, – мы умрем вместе, – на глазах ее выступили слезы. Жан крепко поцеловал ее в дрожащие губы. И тут снова раздался ехидный голос Барнетта.
– Ну, хватит, голубки! Поворковали последний раз. Готовьтесь к чуду переселения в мир иной. Но я могу вас и пощадить, если ты, девка, на этот раз мне скажешь правду. Тогда ты меня обманула. Я здесь перерыл и перекопал все. Нет в церкви никакого золота. Отвечай, ты знаешь, где оно! – и Барнетт осветил лицо Жорисы фонарем.
– Мне нечего больше сказать, – твердым голосом сказала Жориса. – Вы – бандит, убийца и негодяй! Вам не достанется это золото! Оно принадлежит Трансваалю и Богу! Но не вам и вашим хозяевам.
– Ну, что же, – Барнетт злобно сверкнул в темноте глазами, – тогда пощады не ждите! – Он вытащил из ножен саблю. Вторая, отобранная у Логаана, находилась у английского сержанта. Солдаты взяли стоящих у алтаря на прицел. Барнетт взмахнул саблей. Сейчас раздастся залп. И в это время вперед сделал шаг Пиит Логаан.
– Стойте, Барнетт! – сказал он. – Вы ищете буссоль, чтобы найти золото. Если я вам скажу, где буссоль, вы пощадите эту юную пару? И отпустите их? Меня вы можете расстрелять, если уж вам так хочется крови. Согласны вы на такую сделку? Вы же деловой человек. Или я ошибаюсь?
Барнетт опустил саблю. Солдаты приставили приклады винтовок к ногам. На лице Барнетта сверкнула хитрая улыбочка, едва заметная в полумраке.
– Хорошо, – сказал он, – если вы скажете, где буссоль, я отпущу вас всех, но только, когда буссоль будет в моих руках. Даю слово британского офицера.
– Не верьте ему, Пиит! – воскликнул Сорви-голова, но Лога-ан уже показал пальцем на Жорису.
– Буссоль у нее, – сказал он Барнетту и, повернувшись к молодым людям, добавил: – Я хочу вас спасти. Никакое золото не стоит ваших жизней. Барнетт как хищник подскочил Жорисе.
– Давай! – он протянул трясущуюся от нетерпения ладонь.
Девушка презрительно взглянула на англичанина и, вынув из лифа коробочку с буссолью, бросила ее в руку Барнетта. Тот открыл коробочку и, осветив ее фонарем, удовлетворенно хмыкнул:
– Она, – потом посмотрел на пленников и, ехидно ухмыляясь, добавил: – Ну, теперь вы мне совсем не нужны. Отпускать мне вас нет резона. И потом, что я скажу главнокомандующему лорду Китченеру? Что отпустил восвояси троих убийц, покушавшихся на его жизнь? Тогда расстреляют меня как соучастника. Так что, не обессудьте, господа бурские диверсанты, я вынужден выполнить свой долг и достойно наказать вас за попытку убить фельдмаршала Китченера.
– Но вы же дали слово! – возмущенно воскликнул Логаан. – Это я сделал сгоряча, не обдумав до конца щекотливости ситуации. Прошу меня извинить, – и Барнетт издевательски поклонился. Он уже засунул пистолет в кобуру и держал в руке только саблю и фонарь, снова решив командовать расстрелом. Солдаты опять взяли свои жертвы на прицел. Жориса, Жан и Пиит сомкнулись вместе руками и, попрощавшись, гордо подняли головы, ожидая гибельного залпа. Барнетт взмахнул саблей.
– Да здравствует свобода! – как один воскликнули все трое. И тут случилось что-то невероятное. Раздался пронзительный крик: "Не-е-ет!", – и под выстрелы бросился какой-то человек. Откуда он взялся, никто не понял. Две пули попали ему в грудь. Третий солдат от этого крика вздрогнул и выстрелил куда-то в сторону. Четвертый – сержант находился чуть в стороне от рас-стрельной команды и держал свою винтовку возле ног. Жан Грандье взглянул на того, кто заслонил их от пуль. И узнал… Фанфана. Верный друг спас своего командира и еще стоял на ногах, шатаясь. Потом стал медленно оседать в двух шагах от поспешно перезарежающих винтовки солдат. Но завершить расстрел те не успели. Со стороны боковых дверей, гулко ухнув под сводами церкви, сверкнул винтовочный залп. Солдаты и сержант, убитые наповал, попадали на пол.
Глава VII
Барнетт остался невредим. Он испуганно взглянул туда, откуда раздался залп и, швырнув фонарь в угол, кинулся в сторону к подземному ходу. Фонарь погас, но почти в полной темноте Жан заметил метнувшийся силуэт Барнетта и в два прыжка настиг бандита. Тот пытался отмахнуться саблей, но получил такой удар в челюсть, от которого рухнул как подкошенный на пол. И это уже второй раз за день. Подоспел Логаан. Вдвоем они обезоружили Барнетта, вынув из кобуры револьвер. А к ним в полутьме уже подбегали какие-то люди, пахнущие потом и порохом. Чиркнула спичка, тускло осветив церковный свод. Жан повернулся и узнал держащего спичку Поля Редона. Рядом с ним стоял Леон Фортен. За ними просматривались силуэты Строкера, Шейтофа и Поуперса. Чуть в стороне был заметен лейтенант Спейч, а дальше стоял пастор Вейзен. У всех в руках были зажаты винтовки. – Как вы здесь оказались? – воскликнул Сорви-голова и потом горестно спохватился: – Что с Фанфаном? Все окружили лежащего на полу юного парижанина. Пастор Вейзен зажег свечной огарок и наклонился вместе с Жаном над умирающим. А что Фанфан умирал, было уже несомненно. Одна из пуль попала ему прямо в сердце. Другая, судя по всему, пробила легкое. Фанфан хрипел, на губах у него выступила кровавая пена. Но, почувствовав отблеск свечи, он открыл глаза и уже помутневшим взором увидел склонившегося над ним Жана.
– Хозяин, – прошептал он немеющими губами. – Ты… жив… Как хорошо… И она жива? Люби ее… И… не забывай меня… Его глаза остекленели. Хриплое дыхание затихло. Жан схватился руками за голову. Из глаз его брызнули слезы. Сзади к нему подошла Жориса и обняла за плечи. Она тоже тихо плакала. Пастор Вейзен негромко читал заупокойную молитву, держа в руках зажженную свечу. Все стояли, опустив обнаженные головы. Фанфана укрыли плащом комманданта Поуперса. – Нужно бы его похоронить, – проговорил, вытирая слезы, Жан. – Нам нельзя выходить наружу, – сказал Поль Редон, – как бы мы своей стрельбой не всполошили англичан. – Эти стены заглушают звуки, – успокоил их пастор, – и я знаю здесь, в самой церкви, склеп. Можно положить его туда. Возле оглушенного и связанного Барнетта оставили Шейтофа. Жан и Логаан подняли начинающее коченеть тело Фанфана и понесли его вслед за Вейзеном к одной из ниш в стене, слева от алтаря. Остальные шли позади. Совместными усилиями подняли довольно тяжелую каменную плиту и бережно опустили Фанфана в глубокий, пустой склеп. Для кого его соорудили строители, было загадкой. Видно, он предназначался волею судьбы стать последним приютом веселому юноше с парижской улицы Гренета, геройски погибшему за тридевять земель от своей родины, в далеком африканском краю. За его свободу он отправился воевать вместе со своими другом и командиром, который сейчас в слезах стоял над его могилой. Фанфан спас ему жизнь, пожертвовав своей. Сорви-голова поклялся себе, что никогда этого не забудет. Да и как такое можно забыть? С тяжелым сердцем Жан Грандье вернулся к алтарю. Пастор зажег и расставил вокруг него принесенные с собой свечи. Но их было всего три, чтобы более яркий свет не привлек внимания английского патруля на площади. Трупы солдат и сержанта отнесли в одно из подсобных помещений. Хоронить их было негде. Барнетт, связанный и с кляпом во рту, сидел в углу и в злобном бессилии вращал глазами, глядя на своих врагов. Он уже пришел в себя после удара Жана. Крепкая же у него челюсть. Пастор Вейзен стал вести заупокойную службу. Все присутствующие собрались вокруг него. Даже Шейтоф бросил охранять Барнетта и придвинулся ближе. Мерцающие отблески свечей переливались на опущенных в молитве лицах. И с каждой минутой на душе у Жана становилось легче. Она словно очищалась от тоски и скорби. Светлый, чистый дух Фанфана как будто находился рядом с ним и невидимой, легкой рукой успокаивал горестную боль сердца. Своим плечом Жан чувствовал плечо Жорисы, и это ощущение тоже успокаивало его, возвращало надежду и восстанавливало силы. Жан сжал в своей руке холодную ладонь Жорисы. Они подняли головы, переглянулись, слегка улыбнулись друг другу, бессловесно принимая общее решение. Они подошли к пастору, когда тот закончил читать псалом. – Обвенчайте нас, – тихо попросил Жан. Вейзен взглянул на них своими красивыми синими глазами. – Я ждал этого, – проговорил он очень серьезно, – и я рад этому, – и осенил их крестным знаменем. – Благословляю ваш брак именем Господа нашего Иисуса Христа, Спасителя и Исцелителя душ наших, любящего нас небесной любовью. И вы так же любите, чтите и берегите друг друга до скончания дней. Аминь. Теперь они сами осенили себя крестным знамением и поцеловались под одобрительный шепот, стоящих позади друзей. Затем, те стали поздравлять обвенчанных. Леон Фортен и Поль Редон по очереди обняли Жана и галантно поцеловали руку Жорисе. Тоже самое по одному сделали и буры. Последним должен был подойти Пиит Логаан, но вместо того, чтобы присоединиться к поздравлениям, он вдруг с криком бросился в сторону затемненного бокового выхода, куда перед этим метнулась фигура оставленного без присмотра Френсиса Барнетта, сумевшего развязать путы. Пиит догнал его возле самой двери, сбил с ног. Но у Барнетта в руке оказалась сабля Стейса, которую уронил убитый сержант. Уже, лежа на полу, бандит извернулся и нанес Логаану удар по икре, чуть выше сапога. Пиит вскрикнул от боли и обеими руками зажал рану на ноге. Барнетт вскочил. Острое лезвие взвилось над головой Логаана… Но ударить Барнетт не успел. На пути стали встала другая сталь. Сорви-голова спас своего старшего друга. Он вовремя заметил прислоненную к стене саблю Барнетта и парировал его удар. Остальные даже не успели ничего сообразить – так все это быстро случилось. Барнетт, взревев от ярости, попытался снова ударить. И опять удар был отбит. Спохватившиеся буры отрезали Барнетту путь к бегству через подземный ход и направили на него свои винтовки.
– Капитан, отойдите в сторону! – крикнул коммандант Поуперс. – Сейчас мы с ним покончим!
– Нет! – резко ответил Сорви-голова, отбивая очередной удар англичанина. – Это мое дело! Я должен его завершить! Буры окружили место схватки возле алтаря широким полукольцом, не опуская винтовок. Леон Фортен отвел Жорису за их спины. Юная женщина с тревогой стала следить за поединком своего мужа. И поединок пока складывался не в его пользу. Барнетт прекрасно понимал, что у него шансов остаться в живых – нет никаких. Если его не убьет этот мальчишка Грандье, то прикончат буры, стоящие вокруг. И поэтому он твердо решил "взять с собой" своего злейшего врага, чтобы оставить вдовой его жену, сразу после венчания. Так он отомстит им обоим. И потому он собрал всю свою злобу и ненависть и накинулся на Сорви-голову, нанося ему мощные, яростные удары. Жан едва их успевал отражать, отступая все дальше, в глубь алтаря. В коллеже Сен-Барб он был неплохо обучен фехтованию, но боевая сабля – это совсем не то, что спортивная. И когда перед тобой не соперник-приятель, а дикий безжалостный враг, бандит, загнанный в угол зверь, убийца, который знает, что терять ему нечего, нужно его победить, и не просто победить, а убить, потому что иного исхода быть не должно. Один из них должен погибнуть. Сорви-голова отбивался от Барнетта, с каждым мгновением теряя силы. Рана в левом плече, которая стала немного утихать, при резких движениях открылась и зажглась снова. И по закону подлости именно туда и попал клинок Барнетта, скользнув по лезвию сабли Жана. У него потемнело в глазах от боли. Рассеченный мундир на плече опять стал пропитываться кровью. Уже слабеющей рукой Жан с трудом парировал очередной выпад Барнетта. И тот почувствовал это и с утроенной силой стал наносить удары, и только остатки воли позволяли молодому французу отдалить свою гибель. А она приближалась с каждым замахом сабли англичанина. Он уже предчувствовал победу. На его худом безбородом лице злобная гримаса отражала всю ненависть и жажду убийства своего врага. Сорви-голова был прижат к стене под распятием. Он отмахивался от Барнетта почти вслепую, уже теряя сознание. Его друзья, в ужасе оцепенев, смотрели на финал, который вот-вот окончится гибелью мужественного юноши. Жориса готова была броситься на помощь мужу, но Леон и Поль, стоящие рядом, крепко держали ее за локти, не позволяя сорваться с места. Всех, кроме Жорисы, словно охватил паралич. Что-то не давало им выстрелить в спину Барнетту, который уже вплотную приблизился к Жану, чтобы прикончить его. – Умри! – заорал бандит, широко размахнувшись, чтобы нанести последний, смертельный удар. И тут все заметили, как из проколотого бока статуи распятого Спасителя выскользнула красноватая маслянистая капелька. Она с невероятной скоростью пересекла ногу Христа и упала на обнаженную голову Жана Грандье. И в то же мгновенье клинок француза сильным быстрым и точным движением руки пронзил горло Френсиса Барнетта. Бандит захрипел. Ноги его подкосились. Рука выронила саблю. Он рухнул на колени. Из его рта и горла хлынули потоки крови. Он упал лицом вниз, конвульсивно дергая руками и ногами. А потом замер возле сапог Жана Грандье, который, тоже бессильно уронив саблю, стоял, прислонившись к стене алтаря. И тут раздался голос пастора Вейзена: – Сила Господа нашего Иисуса Христа неистребима!