Капитанские повести
Шрифт:
— Ребята, давайте так: я вам приписываю тут сотню метров, а вы мне нарисуете еще хотя бы два-три таких катка. Чинча-фо-чинча, баш на баш, а?
Старпом засмеялся. Остренький носик его порозовел, и косая чёлочка запрыгала над бровью.
Вячеслав Вячеславович решил не вмешиваться в старпомовские комбинации и закрыл за собой дверь.
Вернувшись к себе, он достал длинный, на двух листах, список дел, которые должны были быть выполнены до отхода: на одном — дела, подведомственные капитану, на другом — дела для всех остальных. Капитанский листок вмещал не очень много пунктов, а другой был исписан сплошь. Трудность и искусство капитанской работы, как считал Вячеслав Вячеславович, состояли в том, чтобы равномерно распределить все дела на всех: и то, что требовалось по уставу, и то, что нужно было дополнительно. За прямые обязанности волноваться не приходилось: все ели свой хлеб. Хуже было с дополнительными. Однако во всем этом у Вячеслава Вячеславовича была своя система: составлялись два списка, перед приходом в порт зачитывались комсоставу и подтверждались устным приказом. Затем оставалось элементарное руководство: подталкивать, контролировать, совмещать, заменять и под очередными порядковыми номерами вписывать новые, неизбежно возникающие дела. Нумерация производилась подробно, и ход дела Вячеслав Вячеславович наблюдал так: порядковый номер работы, которую начинали, обводился маленькой дугой, цифра дела, сделанного, но не утвержденного или не подписанного, обводилась кружком, и на номере, окончательно завершенном, подписанном и закрытом, поверх кружка ставился диагональный крест.
— Вот тут у тебя, сынок, бабий узел, завязано так, что не развяжешь, — говаривал ему в свое время Михаил Иванович Строков, — вот тебе бы во всем так. Женился бы ты для начала, что ли.
Любил Михаил Иванович своего неустоявшегося старпома Славу Охотина, за многое любил: и за то, что мог тот шпарить по-английски сколько угодно времени, и за то, что бродили в Славе еще какие-то подспудные таланты…
Вячеслав Вячеславович просмотрел оба листка, сделал к ним пометки и огорчился, что слишком много пунктов осталось в списках всего только с дужкой внизу, а то и вовсе нетронутыми.
Но тут позвонили, и в трубке опять загудел старший механик:
— Вячеславыч, слышь, Вячеславыч, пожалуй, надо крутить винт. Как там судно-то? Сдавать Регистру гребной будем. Как судно-то?
— Вот подойдет буксир, будет придерживать, а вы у мостика просить будете, какой вам нужен ход. Стоим плохо, корма за причалом висит.
— By так через десять минут все готово будет, Вячеславыч, скомандуй там ребятам.
— Хорошо. Что предъявлять осталось?
— А вот машину да рефрижераторную установку. Про бункер не забудь, Вячеславыч.
— Бункер получим после отхода на рейд, немедля.
— Ну, добро, Вячеславыч.
— Добро.
Вячеслав Вячеславович обзвонил всех штурманов, никто ему не ответил, и тогда он сам отправился на верхний этаж, на мостик.
В рубке стоял веселый старпом.
— Вы чего это?
— Вячеслав Вячеславыч, хотите посмотреть на артиста?
— Хочу.
— Артеменко! — высунулся старпом в боковую дверь. — Артеменко! Зайди в рубку. Срочно!
В рубку вошел матрос, и Вячеслав Вячеславович нахмурился, увидев его полуулыбающееся виноватое лицо.
— Еще что-нибудь выкинул? У него что было-то, старпом, прогул?
— Прогул-то прогул, — загадочно ответил старпом и засмеялся, — вы на него гляньте.
Вячеслав Вячеславович отступил на шаг и посмотрел.
— Ого! Ну, чудненько. И давно вы решили это сделать?
— В рейсе надумал, — ответил Артеменко и побагровел.
Ему с полгода назад миновало восемнадцать, один рейс он ходил на «Кустодиеве», имел два прогула, выговор без занесения по комсомольской линии, квалификацию матроса третьего класса, благодарность за работу в трюме и возможность получить паспорт моряка и ходить на «Кустодиеве» в заграничные рейсы, если исправится. Подумав об этой возможности, Артеменко побагровел еще больше. Вчера вечером, при не совсем ясных для него обстоятельствах, он перекрасился в брюнета. Черными, с фиолетовым отливом, стали и редкие усики, и бакенбардочки, и сама прическа а-ля Жан Тревельян.
— Н-да, — раздумчиво промолвил Вячеслав Вячеславович, — зачем вам это понадобилось? Ну какой же вы матрос? Вам в балет идти надо, в балеруны, Артеменко. У вас что, свои волосы плохие были? Зачем вам в цирюльню идти надо было?
— Сейчас многие так делают…
— Так сказать, веяние дурной моды, — вставил старпом и снова засмеялся.
— Выпишите ему аттестат, — внятно сказал Вячеслав Вячеславович, — не будет с него проку.
Старпом сдвинул улыбку, Артеменко, вздохнув, стал натягивать старый засаленный малахай, Вячеслав Вячеславович с жалостью глянул на его жидкую фигуру в обвислой телогрейке, но все же добавил:
— Немедля!..
Убедясь, что судно держится на швартовах нормально, Вячеслав Вячеславович доверил проворачивание машин старпому, выяснив по УКВ в управлении, когда будут буксиры в лоцман, повторил заявку на снабжение и людей и спустился к себе в каюту.
Начало рейса медленно, но верно приближалось.
Десятки дел, разбросанных по всем пятнадцати членам кают-компании, боцману, плотнику, артельщику, постепенно выполнялись и через пару, самое большее через шесть, часов должны были быть завершены. И все-таки все равно что-то уже придется заканчивать на ходу, когда сойдут портовые власти, пока судно будет идти по заливу, например расселять прибывших по каютам, устанавливать список вахт, задраивать по-штормовому трюмы, которые, кстати, нельзя закрывать и потому, что еще подвезут груз картонной тары, овощей и свежего мяса для промысла, — да и много еще наберется всякого…
Однако раскрутку ему сегодня выдали такую, каких давно не бывало. Поделом, хотя и не совсем справедливо. Пока не получается работать, как работал Михаил Иванович: и дело не стоит, и шуму никакого, и он на месте, и вверху довольны. Теперь так не научишься, жаль, времена другие…
Вячеслав Вячеславович набрал номер помполита, но услышал только длинные гудки. Тогда он позвонил дежурному:
— Как только Геннадий Васильевич прибудет, пусть ко мне зайдет, попросите. Кстати, вы почему до сих пор не сменились?
— Нет никого, товарищ капитан, — ответил третий помощник, — второй ушел груз сверять, четвертый с картами зашился.
— Как с продовольствием?
— Подбиваю бабки.
— Подобьете — с документами и артельщиком немедля ко мне. Как фамилия вахтенного, что был утром у трапа?
— Семенов. Нет, Симонов, товарищ капитан. А что?
— Так, запомнить надо, вахту неплохо нес…
Можно было идти обедать, но Вячеслав Вячеславович, положив трубку, снова лег в любимое кресло и вытянул длинные стройные ноги…
Он так и не рискнул бы вчера еще раз пригласить ту женщину, если бы не ее соседка. Конечно, не такая уж во всем этом была проблема, но Вячеслав Вячеславович задумался, сидя за пресным коньяком, о женщине, которая смогла так необычно все ему сказать. Препарировала танец.
Музыканты домучивали последние танцы, и выпито уже было порядочно, и ни к чему было столько выпивать, и зал шумел вовсю, когда Вячеслава Вячеславовича тронули за локоть.
— Вы напрасно не приглашаете Ирочку, молодой человек. Она, я вам скажу по секрету, ждет, когда вы ее все-таки пригласите…