Капитуляция
Шрифт:
Она не собиралась думать о том, что будет после. И не считала, что Джек задумывается над этим. Как бы то ни было, Эвелин не сомневалась, что добилась его уважения.
Он снова взглянул на неё, но уже искоса.
— Вам понравится мой повар… Он француз, — добавил Джек и зашагал прочь из каюты. — Убрать косой парус, — приказал он команде.
Эвелин задрожала, и не потому, что день был холодным.
Она направилась вслед за Джеком на палубу и вдруг остановилась, с удивлением глядя перед собой. Судно уже вплотную приблизилось к маленькому острову. Он представлял собой темный утес с небольшим белым пляжем, располагавшимся прямо перед ними,
Эвелин внимательно изучала открывавшийся с палубы вид. На острове не наблюдалось деревьев, он был незащищенным от ветра, пустынным — таким бесплодным и суровым… Ей оставалось только гадать, как же Джек мог тут жить. Здесь было как-то одиноко — не было ли это своего рода изгнанием?
Джек стоял у ограждения палубы. Завидев Эвелин, он любезно поклонился:
— Добро пожаловать на Лоо-Айленд, графиня.
Эвелин выглянула в окно своей спальни. Ей выделили комнату на втором этаже, и теперь Эвелин всматривалась вниз, туда, где в низине стояла темная каменная башня. У острова была интересная история. Хозяин дома рассказал Эвелин, что башня — это всё, что осталось от первозданного островного дома в елизаветинском стиле.
Как поведал Джек, особняк был уничтожен серией нападений и пожаров. На протяжении многих столетий Лоо-Айленд был домом и надежным убежищем для пиратов и контрабандистов.
Они прибыли сюда несколько часов назад. От судна до берега они добрались на маленькой шлюпке, а потом пешком дошли по песчаной тропинке до каменистой дороги, которая вела в дом. Остров был столь пустынным и отдаленным — хотя из бухты просматривались очертания британских берегов, — что Эвелин не знала, чего ожидать. И тут перед ней показался, будто восстав из песка и скал, возведенный из светлого камня красивый загородный дом.
Пройдя через тяжелые парадные двери из черного дерева, Эвелин попала в холл с каменными полами, мебелью великолепной работы и картинами в золоченых рамах.
Поприветствовать их примчалась пара слуг. Эвелин осмотрелась — дом был обставлен с роскошью самых фешенебельных резиденций Лондона. Этот шик поразил её.
Спальня не была исключением. Сине-белая ткань обтягивала стены и кровать на четырех столбиках с балдахином. Над камином висела доска из белого гипса, украшенная лепными виноградными лозами и цветами. Напротив камина стоял обитый сине-белым шелком диван. На столе перед диваном красовался поднос из стерлингового серебра [9] , на котором предусмотрительно сервировали маленькие бутерброды и чай.
9
9 Стерлинговое серебро — сплав серебра, содержащего чистого серебра и 7,5 % других металлов. (Примеч. ред.)
Теперь Эвелин смотрела на небольшой сад, раскинувшийся между башней и домом. Весна уже вовсю вступала в свои права, и садовник как раз ухаживал за только-только набухавшими розовыми и фиолетовыми бутонами.
В этот самый момент Эвелин ощутила себя гостьей в загородном доме джентльмена.
Она отвернулась от окна, ощущая, как неистово колотится сердце.
Она уже успела основательно понежиться в горячей ванне, после чего горничная помогла ей одеться. Теперь Эвелин была в сером платье, светлее наряда, который она носила до этого, с более глубоким вырезом, достаточным для того, чтобы продемонстрировать её чудесный жемчуг. Это заставило Эвелин почувствовать себя одетой к ужину — так, словно она не была в трауре.
Эвелин подошла к зеркалу и ущипнула себя, напоминая о том, что пребывает в глубоком трауре и не собирается менять этот статус. Она не знала, почему сейчас ощущала себя молодой и красивой, полной сил, оживленной, почему чувствовала себя так, будто собиралась присутствовать на званом ужине в обществе привлекательного поклонника.
И хотя Джек не был её ухажером, Эвелин действительно выглядела молодой и красивой. Несмотря на то что за последние два дня она почти не спала, её глаза искрились. Щеки горели румянцем. Цвет лица был безупречным. Эвелин больше не казалась изможденной, словно несла на своих плечах всю тяжесть этого мира. И едва ли можно было найти объяснение тому, что она вдруг стала такой оживленной и сияющей.
И всё же причина была — хозяин этого дома. Он поглощал все её мысли. Совсем скоро она должна была спуститься, чтобы поужинать с ним, — и не могла дождаться этого мгновения. Она чувствовала себя шестнадцатилетней дебютанткой, а не вдовой двадцати пяти лет.
Ощущала ли она когда-либо столь же радостное волнение перед ужином в компании Анри? Разумеется, она с нетерпением ждала этих моментов — он был умелым кавалером, — но эти чувства не имели ничего общего с её нынешним восторженным предвкушением.
Чуть раньше горничная, Элис, помогла ей уложить волосы в высокий свободный пучок, но Эвелин вытянула из прически несколько локонов, и теперь они по моде ниспадали на плечи.
— Вам что-нибудь ещё нужно, мадам?
Эвелин повернулась к немолодой служанке.
— Все в порядке, Элис, благодарю вас за помощь.
— Вы так прекрасны! — восхитилась служанка, сияя улыбкой. — Вы, несомненно, вскружите капитану голову.
— Я в трауре, — сообщила Эвелин, но эти слова показались ей самой скорее вопросом, чем утверждением.
— Да, я слышала. Но вы всё равно вскружите ему голову. К тому же в этом доме мы не придерживаемся никаких правил.
Вчера вечером Эвелин ещё находилась на борту судна Джека, и их преследовал французский военный корабль. А что, если бы их задержали? Или началось бы яростное сражение? Джек плавал во Францию каждую неделю — по крайней мере, так считала Эвелин. Его хотел схватить британский флот, точно так же, как, очевидно, и французский. Джек рисковал жизнью чуть ли не каждый день. Разумеется, здесь, на Лоо-Айленде, они не придерживались сурового этикета.
Эвелин всегда представлялось необычайно важным пытаться соблюдать внешние приличия, жить с достоинством и самоуважением, считаться с мнением общества. Но разве ей это помогло? Она стала свидетельницей жестокости французской революции, в Париже она оказалась, чуть ли не узницей толпы, ей повезло выбраться из Франции, ей повезло остаться в живых. А как же насчёт всех тех лет, что она провела нянькой у своего больного мужа? И в этот момент Эвелин пришло в голову, что она не возражала бы нарушить правила — или даже проигнорировать их, — хотя бы на некоторое время.