Капкан на маршала
Шрифт:
– Думаете, «крот» – не «нелегал», а предатель?
Разведчик не смог скрыть усмешки:
– Это только в пошлых фильмах шпионы нелегально забрасываются в глубокий тыл противника и там годами ведут разведдеятельность. Вы же прекрасно знаете: самый лучший агент тот, кто имеет стопроцентную легальность. Кто родился и вырос в данной стране. Кого можно хоть сто раз перепроверять и ничего не обнаружить. Под кого невозможно подкопаться.
– Значит, «крот» – британец?
– Да. – Мензис откинулся на спинку кресла и продолжил мысль: – Мало того. Боюсь, как
– Мой круг очень узок, – тут же заметил премьер.
– Я имел в виду не личные связи, управление государством, – парировал разведчик. – Доказательством тому является тот факт, как быстро информация попала в Кремль. Дело в том, что Миколайчик после получения сообщения сначала пришёл к нам, а уже после доложил о предполагаемом восстании своему так называемому кабинету. Прошу заметить: на следующий день. Двадцать второго июля. Информация к тому моменту лежала на столе у Сталина.
– Какие меры предпримите против «крота», когда его выявите?
– Никаких. В скором времени нам самим понадобится источник дезинформации Советам.
Премьер удовлетворённо качнул головой:
– Согласен с вашим решением. А как поступите с тем «кротом», что сидит в штабе Монтгомери?
– Тоже пока не будем трогать. По той же причине.
– Что ж, вы разведка, вам и решать. – Черчилль тяжело поднялся с кресла, прошёл к столу, взял папку, которую протянул Мензису. – Ознакомьтесь. Выводы комитета штабов. Они однозначны. Восстание, без помощи со стороны Сталина, потерпит поражение. Наша помощь Варшаве ничего не решит. Капля в море.
– Но если не начать восстание, мы потеряем Польшу. Навсегда. – Мензис пролистал документы, после чего отложил их на хрупкий, антикварный столик, что стоял невдалеке от кресла. – Поляки нам не простят, если мы не дадим им шанс самим установить власть Миколайчика. Пусть Комаровский проиграет. Пусть русские войдут в город. Но сам факт сопротивления фашистам будет иметь место в истории. И ещё один момент: проходить восстание будет под руководством нашего человека. А это, считайте, мина замедленного действия. Никто не сомневается, что русские установят свою власть в Варшаве. Наверняка с Армией Крайовой поступят точно так же, как они поступили с пленными польскими офицерами в Катыни. Уверен, большевики станут вести себя в Польше точно так же, как они вели себя в тридцать девятом в Прибалтике и Западной Украине. А всё вместе, и утопленное в крови восстание, и насильственное установление власти, станет началом конца Советов в Польше.
– Я не столь оптимистичен в том, что «дядюшка Джо» решится повторить опыт Катыни, – заметил Черчилль.
– Сейчас, может быть, и не решится. – Моментально отреагировал руководитель разведки. – Но мы-то с вами прекрасно знаем, как он ненавидит поляков. Рано или поздно, такой момент наступит, когда Сталин не сможет совладать со своими истинными чувствами. И тогда… Наша задача проста: дождаться срыва. И вот тогда-то как раз утопленное в крови восстание и сыграет свою роль.
– По времени слишком длительная операция, – тяжело выдохнул хозяин дома.
Мензис понимал Черчилля. Премьер находился в очень солидном возрасте, в том возрасте, когда большинство его сверстников уже отправились в мир иной. Когда многих своих однокашников он мог увидеть только на фотоснимках. И кто знает, сколько Господь ему самому оставил лет жизни? Тем более при такой-то страсти к табаку и алкоголю! Потому-то британский премьер и старался торопить события. Данный факт отметил даже президент Рузвельт. Но иного выхода не было. Мензис понимал: любое внутренне вмешательство в ход обсуждаемых событий может закончиться катастрофой для Британской империи.
– Да, это займёт время. Однако конечный результат будет в нашу пользу.
– Значит, вы за восстание? – взгляд Черчилля просверлил генерала.
– Да, сэр.
Промышленника Флика доставили к Борману вечером, и только после того как машина, в которой везли магната, откатала по Берлину два часа, постоянно меняя маршрут движения. Борман пожелал быть на сто процентов гарантирован в том, что за миллионером никто не ведет наблюдения.
Встреча проходила на одной из четырёх партийных конспиративных квартир, о которых знал только Борман, потому как они были приобретены лично им на подставных лиц. Хотя, точнее, на одной из двух оставшихся квартир: две конспиративные явки вместе с хозяевами к этому дню стали жертвами английской бомбардировки.
Данные квартиры рейхслейтер лично подобрал для себя ещё в сороковом году. У них было одно уникальное достоинство: помимо того, что у каждого жилища имелось два выхода – парадный и «чёрный», у этих был ещё и третий, тайный выход, через подвальное помещение. А та квартира, в которой Борман ожидал Флика, вообще была уникальной – в ней тайный выход контактировал с подземными коммуникациями. А потому, воспользовавшись им, человек, имея на руках схему подземных туннелей, мог через некоторое время оказаться в любом районе столицы Германии.
Флик, войдя в помещение, осмотрелся. Квартира как квартира. Ничего, привлекающего внимание. Промышленник мысленно усмехнулся, вспомнив фразу Шпеера и присовокупив её к данному помещению: квартира среднестатистического немца. Действительно, по-иному и не скажешь. Мебель, посуда, шторы, обои – всё незапоминающееся, теряющееся в памяти, штамп. Спроси через полчаса, как выглядела квартира – и не ответишь. Как-как? Как у всех. Вот и весь ответ. Среднестатистическая квартира среднестатистического немца.
Борман выплыл из кухни, держа в руке бутылку коньяка и два бокала.
– У меня язва. – Промышленник похлопал себя в области грудной клетки узкой, морщинистой ладошкой.
– Этот коньяк ей не повредит. – Рейхслейтер тяжело опустился в одно из двух кресел. – Французский. Восьмидесятилетней выдержки. Не суррогат.
Жидкость, на палец, заполнила оба пузатых сосуда.
– Итак, – Борман первым сделал глоток из своего бокала, как бы показывая собеседнику, что с напитком всё в порядке, – чем вы меня порадуете?