Кара-курт
Шрифт:
— Родился и вырос. Во время гражданской, когда отца беляки расстреляли, уезжал с матерью, а женился — вернулся. Семь лет бригадой содействия командовал, прежде чем в кадры пограничников перешел... Он и сейчас все с народом, старой Сюргуль и то вон какой арык отмахал...
Галиев оживился. Андрей знал, что каждому человеку в воспоминаниях дорого то, что происходило с ним в молодости. Галиев только приближался к зрелым годам, но война и в его жизни проложила неодолимый рубеж. То, о чем он рассказывал, происходило до войны. Сейчас все здесь было иначе.
— Начальником заставы
Самохин подумал, что чем больше у человека противоречивых характеристик, тем он, очевидно, интереснее. Кайманов — ортодокс. Так характеризовал его капитан Ястребилов. Кайманов — филантроп, которому нужды самого бедного и рядового жителя аула, вроде неизвестной Андрею старухи Сюргуль, отнюдь не чужды. И в то же время Кайманов — Черный Беркут, Кара-Куш — гроза нарушителей и контрабандистов. Так кто же он, наконец?
— За что он такое прозвище получил? — спросил Самохин.
— Очень смелый. За кордоном говорят: Кара-Куш птичке в глаз на лету попадает. Увидит кочахчи — не пропустит, все равно как кара-бергут когтями схватит. Капитан Карачун очень уважал старшего лейтенанта, — продолжал Галиев. — С Яковом Григорьевичем Каймановым они здесь всю границу поднимали, дело на ноги ставили. Я так скажу: где что-нибудь у Амира Галиева не получится, позову Якова — сразу все получится...
Издали все слышнее доносился рокот моторов. Привычное ухо Самохина улавливало гул военных машин. Невольно он насторожился, стал оглядываться.
— Где-то поблизости самоходки или танки, — заметил Андрей.
— А еще — артиллерийские тягачи, — усмехнувшись, сказал Артамонов. — Это для нас с вами, а для всех остальных — трактора поле пашут.
Едва слышный вначале рокот становился все слышнее. Наконец Андрей увидел впереди, ближе к границе, несколько тракторов. Прислушавшись, уловил такой же гул моторов, доносившийся из ущелий.
— Пашут, милые, пашут, — отозвался полковник. — Было время, когда один трактор у границы пахал, а жители закордонных аулов приходили к рубежу смотреть. Сейчас мы изо всех окрестных колхозов тракторы к границе собрали. Под эту музыку ночами технику и подтягиваем, в сопки прячем. Немцы тоже не дураки, услышат моторы, полезут на вершины смотреть, в чем дело.
Андрей подумал, что до осуществления операции, видимо, остались не только считанные дни, но и считанные часы. В этих условиях здесь действительно каждый человек, а тем более с боевым опытом, на вес золота. Уехать на фронт, видимо, будет непросто.
Дорога вышла из-за склона горы на прямую, и сразу же перед ними открылась просторная зеленая долина, в верхнем конце которой под темно-зелеными кронами деревьев белели домики небольшого поселка.
— Ну вот и Дауган, — сказал полковник Артамонов. — В скором будущем — самое историческое место в этих краях.
Здесь, в горах, не так чувствовался томительный зной. После бурых, выжженных солнцем скал зеленая долина особенно радовала глаз своим свежим веселым видом.
В стороне от поселка Андрей еще издали рассмотрел белое добротное здание новой заставы, домик начсостава, в другом конце двора — большую конюшню, другие подсобные помещения, вольеру для собак, спортивный городок, полосу препятствий.
Машина проезжала мимо поселкового кладбища, и Самохину после ужасных недель и месяцев отступления, расстрелов с гитлеровских самолетов сотен беженцев, после изнурительных боев, рассчитанных на перемалывание, поголовное уничтожение целых полков и дивизий, после пожаров, оставляющих за собой пепелища на огромных пространствах, показалось странным видеть мирное поселковое кладбище, могильные холмики, старые кресты, белый обелиск в дальнем углу рядом с кустом жасмина, целую, неразрушенную ограду, сложенную из камня-плитняка.
Невольно Андрей подумал о тысячах и десятках тысяч безвестных могил, оставшихся к западу от Минска и Киева, от Москвы, о тысячах и десятках тысяч безвременно оборванных жизней.
Но и те, кто остался вечно лежать здесь на сельском кладбище, тоже прошли нелегкий путь, кровью отвоевывая эту землю, обильно окропив ее своим потом. Они, жившие когда-то люди, не меньше, чем погибшие на фронте, достойны памяти и уважения. В войну же гибнут раньше других самые отважные — герои и — самые беззащитные — дети.
Машина свернула к заставе, у ворот их встречали Яков Кайманов, которого по описаниям сразу узнал Самохин, и атлетического вида лейтенант, очевидно, начальник заставы.
Полковник Артамонов, выйдя из машины, прервал официальный доклад Кайманова, сердечно поздоровавшись с ним, и выслушал рапорт лейтенанта: «Застава на усиленной охране. За время несения службы происшествий не было». Затем Аким Спиридонович представил обоих Самохину — замкоменданта старшего лейтенанта Кайманова и начальника заставы Дауган лейтенанта Дзюбу. Андрей, присматриваясь к обоим, невольно подумал: «Не потеряла еще силу со времен Ильи Муромца родная земля, до сих пор таких богатырей родит». То ли здесь воздух особый, то ли сказывается постоянная тренировка в горах, но оба под стать один другому: с крепкой шеей, вздувающимися под гимнастерками буграми мышц.
Особенно поразил Андрея в облике Кайманова блеск режущих взглядом глаз, в которых отражалась постоянная готовность к борьбе. Такие глаза Андрей видел у разведчиков, возвращавшихся из поиска по тылам немцев, да еще у только что выдержавших тяжкий бой солдат...
— Знакомьтесь с вашим новым замполитом комендатуры, старшим политруком Самохиным, — представил Андрея Кайманову и Дзюбе полковник. — Кстати, пока мы тут со всякими срочными делами не закрутились, позвони, лейтенант, по телефону капитану Ястребилову да передай, чтоб привез прямо сюда нового переводчика, как его...