Кара-курт
Шрифт:
— Я могу. Я видела, — вмешалась Юлдуз. — Дурсун все врет. Она сама схватила старшину за рубашку.
— Теперь что скажешь, Дурсун-ханум? — спросил Яков. — Теперь ты должна сказать, кто тебя научил, кто собрал людей, кто придумал писать протокол?
— Ничего я вам не скажу! Никто меня не учил! Он на меня напал! Наши мужчины правильно написали протокол. Надо его прокурору послать!
— Ну что ж...
Кайманов замолчал, обдумывая ответ, затем сказал:
— Что ж, дорогая Дурсун, придется тебе у нас отдохнуть, пока не расскажешь все, как было. Отец у тебя к Аббасу-Кули сбежал, а ты здесь против нас воюешь. Нехорошо получается. Наверное, ты не сама такое придумала.
— Ничего не скажу.
— Ладно, отдохни, подумай еще, может быть, потом скажешь...
Кайманов отпустил домой Юлдуз и ее мать, вызвал Белоусова, приказал ему вместе с Изосимовым проводить Дурсун в дальнюю глинобитную пристройку, где была приготовлена ей комната для ареста.
Белоусов удивленно посмотрел на Кайманова, ничего не сказал, но, оставив земляка Изосимова на посту охранять Дурсун, вернулся, чтобы доложить свои сомнения.
— Товарищ старший лейтенант, мазанка эта для КПЗ никак не подходит: окно там, не то что Дурсун, а вам впору пролезть. Решетка еле держится.
— Не беспокойтесь, Белоусов. Можете быть свободным, — сказал Яков.
Когда Самохин и Кайманов остались одни, Яков снял телефонную трубку, доложил о последнем происшествии полковнику Артамонову.
— Все это хорошо, други мои, — отозвался полковник, — но придется вашей Дурсун день-другой поскучать, сейчас не до нее: ночью выезжаем к вам. Начинаем...
ГЛАВА 3. ПО ОБЕ СТОРОНЫ РУБЕЖА
Кайманов надел галоши, чтобы не поскользнуться на камнях, взял автомат, пистолет, две гранаты, по-пластунски подобрался к сопредельному посту, лег под самой верандой, сливаясь с глубокой тенью. Луна склонялась к западу, тень от вышки, все удлиняясь, поглощала один камень за другим, подползала к чахлому кусту верблюжьей колючки, который находился в нескольких метрах от Якова. Такой же куст маячил перед Яковом, когда он с отделением пограничников, Клычханом и двумя саперами подползал к заминированному ущелью Даш-Арасы''. Клычхан сказал правду. Тайными тропами он провел Якова к самому ущелью, пограничники обезоружили охрану, перерезали провода связи, саперы обезвредили фугасы. Так же, без помех, разминировали и арочный мост. Охраны там не было почти никакой, если не считать немецких техников, дежуривших у адских машинок.
У обоих объектов остались замаскированные секреты — на случай, если немцам вздумается устроить проверку или послать смену.
Все было выполнено быстро и без помех. Настолько быстро, что Яков успел вернуться к началу операции.
Клычхан не соврал. Трудно было переоценить помощь, оказанную им, но Яков все же сомневался: слишком уж не вязался внешний облик курда с той ролью, которую он играл. Интуиция — не доказательство, но именно интуиция подсказывала Якову, что здесь, что-то не так. Размышления о Клычхане не давали ему покоя ночью, во время рейда. Клычхан занимал все его мысли и сейчас, когда он в последние минуты перед переходом лежал под верандой сопредельного погранпоста.
Луна все больше клонилась к закату. Наступала та предрассветная пора, когда ночь, теряя свою силу, стремится все укрыть покрывалами испарений, и темнота от этого становится как будто еще гуще.
Яков чувствовал коленями холод камней, на которых лежал, слышал, как шагают по веранде и вдоль стен поста двое часовых. Донесся телефонный звонок. Низкий голос, очевидно дежурного, ответил: «Все в порядке, никаких изменений нет». Раздался шум грузовой автомашины. Из кузова стали прыгать солдаты. Яков насчитал шестнадцать человек. Шум мотора больше не был слышен, значит, машина обратно не возвращалась — охрану поста усилили.
Старшина Галиев лежал в нескольких десятках метров от Якова, за ним, ближе к расположению наших частей, — капитан Ястребилов. Такая цепочка была организована для того, чтобы передавать начальнику войск донесения Кайманова.
Чувствуя, что от неудобного положения затекла нога, Яков пошевелился, зацепил какой-то камень. Камень отлетел в сторону, казалось, громом разорвал притаившуюся тишину.
Часовой услышал шум, подошел к перилам. Стоило ему опустить взгляд, он увидел бы Кайманова, лежащего под верандой в густой тени. Но часовой всматривался в сторону сопредельной стороны и Якова не видел. Кайманов осторожно посмотрел на светящийся циферблат часов. До пяти утра оставалось десять минут.
Выждав, когда часовой ушел с веранды, Яков, сдерживая дыхание, бесшумно подполз к Галиеву.
— Передай по цепи: части регулярной армии подтянуты к линии границы на нашем участке до батальона, на посту, кроме обычного гарнизона, взвод солдат. Из центра их запрашивают, как обстановка.
Так же бесшумно и осторожно Кайманов вернулся на свое место.
На заре все звуки разносятся в росистом воздухе особенно далеко. Посвист сычей, шелест травы, далекий цокот козьих копыт — все это было сейчас полно особого смысла, хотя ни один посторонний звук не нарушил обычную предутреннюю тишину, и в то же время Яков знал: множество людей и машин здесь рядом. Еще несколько мгновений — и все это двинется вперед...
В тишине резко прозвучала сигнальная пулеметная очередь, взревели моторы.
Кайманов вскочил на ноги, занес гранату:
— Бросай оружие! Сопротивление бесполезно! Выходи по одному!
Увидев, какая сила двинулась через границу, из поста стали выходить растерянные солдаты, некоторые в одном белье. Подбежав к раскрытой двери, Яков увидел перед собой сержанта с поднятыми руками, обыскал его. В кармане у сержанта маузер, патрон в патроннике. Вслед за Яковом в здание поста вбежали старшина Галиев, капитан Ястребилов. Вместе прошли на пункт связи. Кайманов снял трубку, несколько секунд слушал, затем ответил в трубку по-фарситски.
— Спрашивают, какое положение на границе, — обернувшись к Ястребилову, пояснил он. — Я им сказал, что сейчас узнаете...
По дороге один за другим с ревом проносятся грузовики с автоматчиками. На обочине остановилась «эмка» полковника Артамонова, присланная им в распоряжение офицеров комендатуры. Ястребилов и Кайманов с Галиевым втиснулись на сиденья, Гиви Гиргидава нажал на всю железку, пустился вдогонку за остальными, обогнал агитфургон майора Веретенникова, занял свое место в голове колонны машин, на которых форсировала рубеж комсомольская рота.
Вот и узкое глубокое ущелье Даш-Арасы''! Здесь уже встречал колонну регулировщик с флажком — солдат из пограничного наряда. Путь свободен! Еще через некоторое время показался высокий арочный мост, сложенный из камня. Здесь тоже наша охрана.
Ястребилов и Кайманов спешили: в приграничном городке — штаб батальона, жандармы, полиция. Надо успеть захватить все это начальство, чтобы оно не вздумало проявить инициативу, не учинило бы кровопролитие. Кайманов посмотрел в заднее стекло, увидел сквозь завесу пыли мчавшуюся вслед за ними головную машину колонны. В кузове красноармейцы комсомольской роты. Над крышей кабины видны сосредоточенные молодые лица. Впереди на дороге появилась рослая фигура — Клычхан.