Кара-курт
Шрифт:
— Кто вел передачу до вас, товарищ Кайманов?
— Новый переводчик Дауганской комендатуры красноармеец Вареня', товарищ бригадный комиссар.
— Что вы передавали, товарищ Вареня'?
— Тэ, що напысано, тэ и передавав.
— Разрешите, товарищ бригадный комиссар, — вмешался Кайманов. — Сначала он передавал текст обращения, а потом свой собственный. У вас тут, говорит, контрабандистов половина, если не прижмете их к ногтю, мы сами возьмемся...
— Так то ж свята правда, товарищ бригадный комиссар! — воскликнул Вареня'. — Я ж хотив, шоб воны хочь трохи нас боялысь...
— Старший лейтенант, сделайте выводы. На вашего переводчика за самоуправство наложить взыскание. Его стажировку — под вашу
Комиссар вышел. Невысокий и полный, он, видимо, больше других страдал от жары, но виду не подавал, хотя у него, так же как и у многих красноармейцев, гимнастерка на спине темнела от пота.
С дальней окраины города донеслась беспорядочная стрельба. Все прислушались. По улице кто-то скакал наметом. К агитмашине подлетел верховой в пограничной форме, одним махом спешился, как штык встал перед комиссаром. Яков узнал младшего сержанта Белоусова.
— Товарищ бригадный комиссар, разрешите обратиться к старшему лейтенанту.
— Обращайтесь. А что, собственно, стряслось?
— Разрешите вслух?
Ермолин посмотрел на Кайманова, тот едва заметно пожал плечами:
— Разрешаю.
— Товарищ бригадный комиссар! Неизвестные бандиты обстреляли зажигательными пулями трофейный склад с товарами, бросили несколько гранат. Склад загорелся. Капитан Ястребилов выехал на место с маневренной группой. Вам, товарищ старший лейтенант Кайманов, приказано со взводом резервной заставы блокировать бандитов со стороны гор, чтоб не ушли в глубь страны. Взвод выслан вслед за мной.
Слушая донесение Белоусова, Яков видел, что Клычхан вел себя так, как будто ни слова не понимал по-русски: перебегал взглядом с Ермолина на Белоусова, с напряжением смотрел в лицо Кайманову.
Стрельба в районе склада не прекращалась.
— Горбан! — воскликнул Клычхан по-курдски. — Я понял, о чем говорит ваш кызыл-аскер. Я знаю, где эта стрельба. Бандиты напали на склад! Едем! Я знаю, как туда проехать скорей. Прикажи дать мне коня!
Вслед за Белоусовым размашистой рысью подлетел к агитмашине взвод пограничников, присланный Ястребиловым. Садясь на коня, Яков отметил, что Клычхан заинтересовался поджогом, обрадовался, когда нашелся конь и для него. Вскочив в седло, Клычхан точно указал направление и повел отряд кратчайшим путем, что, стараясь быть беспристрастным, тоже отметил про себя Кайманов.
Выехав за окраину города, они увидели огромную территорию склада, спрятанного среди гор. Шерсть и хлопок в тюках, штабеля ящиков, очевидно, с урюком, сабзой и биданой, еще какие-то упаковки, собранные здесь в огромных количествах для отправки в Германию, — все это было затянуто сейчас дымом. Несколько человек сбивали пламя огнетушителями, но в двух или трех местах огонь не сдавался: дым поднимался к небу густым столбом. За дымом — цепочка пограничников, заняв позиции на пологом склоне сопки, вела частую перестрелку с поджигателями, отходившими в сторону границы. С той стороны, куда вышел взвод под командованием Кайманова, не было ни пограничников, ни бандитов. Яков сначала заподозрил, что Клычхан нарочно сюда их вывел, чтобы прибывшее подкрепление не повлияло на соотношение сил, но потом понял, что именно эти позиции предписывал ему занять Ястребилов. Почему? Может быть, потому, что действительно опасался отхода бандитов в глубь страны, а скорее всего потому, что ни с кем не хотел делить лавры победы.
— Смотри, Кара-Куш! — протягивая руку в сторону склада, воскликнул Клычхан. — Если бы не вы, десятки таких складов ушли бы в Германию.
Кайманов послал Белоусова с донесением к капитану, что группа, прибывшая как заслон, заняла указанную комендантом позицию, расположил своих бойцов по гребню сопки, полукольцом закрывавшей котловину, только после этого ответил Клычхану, которого продолжал держать возле себя.
— Ты очень хорошо сказал, джан Клычхан! Завтра мы начинаем большую поездку по окрестным аулам с обращением Советского правительства к иранскому народу. Будем благодарить тебя, если поедешь с нами. Одно слово соотечественника, сказанное в нашу пользу, может оказаться сильнее десяти слов советских военных начальников!
— Арбаб! — с пафосом ответил на его речь Клычхан. — Я все сделаю, чтобы помочь Советам. Каждое слово в пользу Красной Армии, это — слово против моих врагов, погубивших брата Казанфара! Прикажи дать мне какую-нибудь бумагу, чтоб ваши солдаты меня к вам пропускали. — Заметив, что Яков не отреагировал на его просьбу, Клычхан добавил: — Прости, Кара-Куш! Я опять назвал тебя «господин». Я хочу сказать тебе «товарищ»...
— Это ты очень хорошо сказал! Замечательно сказал! — с неменьшим пафосом отозвался Яков, а сам подумал: «Еще надо смотреть и смотреть, какой ты товарищ...»
Сбивало с толку то, что Клычхан действительно оказывал услугу за услугой по самому большому счету: переход через границу с целью предупредить о заминированной дороге на арочном мосту и в ущелье Даш-Арасы'', ночной рейд при переходе войск и разминирование этих объектов, успешный бросок в сопредельный город с целью нейтрализовать действия начальника полиции и начальника жандармерии, выступление по радио и бросок заслона пограничников к складу в точно назначенное место — все это факты немалой помощи, оказанной одним человеком. Друг ли он? Или ведет настолько крупную игру, что все перечисленное — мелочь по сравнению с его конечными целями? А если игру, то какую? Что он хочет выиграть? Случайно или не случайно Клычхан вывел его группу точно в этот район, какой предписывал капитан Ястребилов? А если не случайно, значит, Клычхан знает русский язык и скрывает это? Если оказал столько услуг русским военным, зачем ему скрывать знание языка?.. Где сейчас Хейдар? Что ему удалось сделать? Связан ли Клычхан с Белухиным или действует самостоятельно, и почему он, Яков, несмотря на все заслуги Клычхана, так упорно ему не доверяет, связывает его в мыслях с Белухиным?
Все это не давало покоя Кайманову, тем более что сейчас было время о многом подумать. Они лежали на гребне сопки, полукольцом охватывавшей склад, и наблюдали, как пожарная команда все еще боролась с огнем, растаскивая длинными крючьями из проволоки тюки с шерстью и хлопком, деревянные ящики, вспыхивающие как порох. Бандиты сжечь склад не смогли, но ущерб нанесли немалый.
Так прошло около двух часов. Перестрелка давно стихла, скрылись из виду и пограничники, теснившие бандитов к нашей границе. Клычхан лежал рядом с Яковом, о чем-то задумавшись, покусывая сухую травинку, острым взглядом окидывал раскинувшуюся перед ними панораму. Кайманов не мешал ему. Неизвестно, по каким ассоциациям перед ним всплыла врезавшаяся в память картина: в такой же долине, на роскошных высокогорных лугах Асульмы, — шеренга косарей, на дальнем пологом склоне работает сенокосилка, пахнет разнотравьем, над головой нещадно палит солнце. Из-за склона горы с веселыми и трескучими раскатами грома выползает сизая грозовая туча. Вспыхивает молния, мертвенно бледным светом заливает долину, два стога в конце ее, тонкий, словно точеный искусным мастером, силуэт всадницы — Светланы Карачун, врача, жены начальника заставы, приехавшей к заболевшему вдруг косарю Мамеду Мамедову.