Караоке для дамы с собачкой
Шрифт:
— Каким бы крутым он ни был, а подыхать одному хреново.
— О господи, — пробормотал Вешняков, качая головой, выглядел он при этом совершенно несчастным.
— Будь другом, — улыбнулась я, — отойди в сторонку. Иногда это самое лучшее, что можно сделать. — Последние слова я произносила с трудом, веки мои отяжелели, мысли путались, и я наконец уснула.
Когда я вновь открыла глаза, рядом со мной сидела Ритка, на кресле чуть поодаль примостился Лялин. Я скривилась от такого-то счастья. Только Деда
— Привет, — вздохнула я.
Среди моих гостей наметилась суета, меня поили чаем, потом кормили кашей, потом Ритка сделала мне укол. О том, как я оказалась в столь плачевном состоянии, не было сказано ни слова, и это меня воодушевило. Выпив чаю, Лялин поднялся и, похлопав ладонью по моей здоровой руке, сказал:
— Ну, пока… — И ушел. Я подумала, что не зря считала его человеком умным. Лялину, что да как, объяснять не надо, он и так все поймет. Ритка, пока он был здесь, тоже вела себя образцово, однако стоило ему уйти, нахмурилась, смотрела на меня с укором, но помалкивала.
К вечеру появился Дед. Я надеялась, что у него хватит ума не приходить, но не тут то было. Ритка при его появлении растворилась в направлении кухни.
— Мне очень жаль, — заявил он, устроился в кресле рядом се мной, не удержался и добавил:
— Я ведь предупреждал…
— Игорь, — сказала я.
— Что?
— Компромат у Лукьянова.
Он поднял голову, долго смотрел на меня, потом осторожно погладил по голове, точно дитя малое.
— Здесь ты в безопасности, отлежись, а там посмотрим.
— Ты что, не понял?
— Понял, — он поморщился. — Ты не должна была… Я не хотел впутывать тебя во все это, — он опять поморщился. — Прости… Я приказал присмотреть за домом на всякий случай. — Понять это можно так: на смену одним ребятам из Москвы прибыли другие. Чтобы спасти меня, Дед, скорее всего, всю вину свалит на Тагаева. И здесь выгадал. Что за светлый ум. Тагаеву не позавидуешь, его ждет война, выиграет он ее или нет, но о выборах точно забудет. Я мысленно скривилась. Прав был Лукьянов, во всей этой истории слишком много личного.
Дед, посидев немного, с постным видом удалился. Зато из кухни возникла Ритка.
— Ты его обманываешь, — сурово начала она.
— Подслушивала? — спросила я с улыбкой.
— Ты не собираешься ему помогать.
— Может, мне повезет, и все останутся довольны, — пожала я плечами.
— Господи, ты сумасшедшая, — сказала она и заревела. Видеть это было свыше моих сил. — Как ты могла, — причитала она, комкая в руках носовой платок. — Он же… он убийца, — Надо полагать, это относилось к Лукьянову.
— А чем Дед лучше? — возразила я, хотя и знала, что Ритка со мной не согласится.
— Не смей! — взвилась она.
— Знаешь что, иди домой. Тебя муж ждет.
Она выпрямилась, налицо ее появилась
— Это глупо звучит, — сказала она с печалью, — но ты была моим идеалом. Я верила, что есть человек, который может среди всего этого дерьма думать, как человек, и поступать, как человек.
— Прости, что разочаровала, — ответила я со вздохом. — Я не лучше других.
— Не могу понять, как ты могла… — пробормотала она растерянно.
— Обещай, что не бросишь мою собаку, — попросила я и отвернулась, не дожидаясь ответа.
Ритка осталась у меня ночевать. Утром она отправилась на работу, а у меня появилась сиделка, молоденькая смешливая девушка, которую я попотчевала историей о хулиганах, позарившихся на мой кошелек.
На третий день я уже бродила по квартире и даже приготовила обед, орудуя одной рукой. Я старательно гнала от себя мысли о Саше, очень надеясь, что он покинул город.
— Мы никогда не встретимся, — прошептала я и заревела. Думать об этом не хотелось, но это лучше, чем представлять, что он здесь и что за ним идет охота. «Он выкрутится», — тупо повторяла я.
Вечером я отправила сиделку домой, убедив ее, что прекрасно себя чувствую. Сашка был все еще у Ритки. О том, чтобы привезти его, она не заговаривала, и я с этим не торопилась. Кто знает, как тут все повернется.
Ночью рука разболелась, боль все не утихала. Я лежала в гостиной, потому что в спальню подниматься мне не хотелось. Самой себе удивляясь, растопила камин, смотрела на огонь и ревела, то ли от боли в руке, то ли от той боли, что рвала меня изнутри. Я знала, что уснуть не удастся. Ни в эту ночь, ни в следующую. Много-много ночей впереди… надо привыкать.
Иногда я подходила к окну, вглядываясь в темноту улицы. По стеклу тонкими струйками растекалась вода, шел снег и тут же таял. Я прижала ладонь к стеклу, ткнулась в нее лбом и позвала:
— Саша… — А потом заревела горько, с причитаниями: — Саша, Сашенька…
Дверь наверху тихо скрипнула. Я вскочила и бросилась к лестнице, схватилась за перила здоровой рукой. Я услышала его голос раньше, чем увидела, как он спускается вниз.
— Рад видеть тебя живой… и почти здоровой, — закончил он насмешливо.
— Ты спятил, — прошипела я сквозь зубы. — Я надеялась, что ты за сотни километров отсюда.
— Имею желание, но не имею возможности, — дурашливо заметил он. Прошел и устроился в кресле.
— За домом следит Ларионов, — сказала я. — Вот уж он будет рад, окажись ты в его руках.
— В машине два придурка, один спит, другой дремлет. Расскажи, как тебе удалось смыться. Я слышал выстрелы. Если ты жива, значит, кто-то пришел на помощь.
— Тагаев, — ответила я, зная, что это вряд ли ему понравится.