Караван дурмана
Шрифт:
РУССКИЕ, НЕ УЕЗЖАЙТЕ! – гласят лозунги на машинах, разъезжающих по Астане. НАМ НУЖНЫ РАБЫ И ПРОСТИТУТКИ!
Это написано по-русски, потому что казахи давным-давно позабыли свой язык. Да и зачем он им нужен, родной язык? Чтобы измываться над русскими мужчинами? Чтобы превращать их женщин в подстилки? Чтобы обкуриваться и упиваться до полной невменяемости?
Катя не знала ответов, а потому не задавала себе глупых вопросов. Однажды ее повели на дискотеку, там продали на ночь незнакомой компании, а она сбежала. На следующий день отцу проломили голову в подъезде. Какие еще могут быть вопросы?
Отец чудом выжил, Катя тоже оправилась от побоев. Вскоре ее познакомили с повитухой, которая объяснила ей, для чего в действительности предназначены спицы.
Как-то под Новый год местные султаны вывезли ее за город, облили бензином и притворились, что собираются сжечь ее живьем.
«Умом тронулась», – перешептывались соседи. «Неправда, я не сумасшедшая», – хотелось крикнуть ей, но она не могла. И родителям ничего не сумела объяснить тоже. Папа стал вдруг седенький-седенький, маленький, сгорбленный. Смотреть на него было так больно, что Катя предпочитала часами отлеживаться в своей комнате, уткнувшись лицом в стену.
На стене, как и в детстве, висит старенький домотканый ковер. На нем Серый Волк и Красная Шапочка, но повзрослевшую Катю никто не убедит в том, что у этой или какой угодно другой сказки будет счастливый конец. Потому что в спальне, за стенкой, плачет мама, и, хотя она кусает подушку, ее рыдания отчетливо доносятся до Катиных ушей.
Жаль, что Катя разучилась говорить, очень жаль. Иначе она сказала бы своим родителям: «Не переживайте, все будет хорошо».
Может быть, однажды это у нее получится, тогда впервые за несколько лет они уснут с безмятежными улыбками на губах. А Катя дождется, когда в мире станет тихо-тихо, чтобы ничто не заглушало ее слабый голосок, и спросит: «Что же это такое, господи? Сколько будет продолжаться этот кошмар? Ты все спишь и спишь, а нам в твоих снах так плохо, так плохо…Пробудись же, наконец, и сделай что-нибудь… Хоть что-нибудь… Пожалуйста…»
– Пожалс-с-ст…
Заговорила? Это так удивило Жасмана, что он сначала ослабил натяжение самодельного аркана, а потом и вовсе отстранился от жертвы. Потерявшая сознание Катька обмякла на столе. Кровь, хлещущая у нее из носа, забрызгала старую газету, постеленную вместо скатерти. Несколько капель расплылось на портрете Назарбаева, сфотографированного еще в эпоху развитого социализма, при орденах и медалях.
Жасман снял с шеи пленницы петлю и, как был, со спущенными до щиколоток штанами, уселся на резную скамеечку – единственный красивый предмет обстановки в лачуге Тулигена Жизебековича, которого Жасман называл просто Тулигеном, а то и вовсе никак не называл. В комнате командира проживали также Марат и Арман, его правая и левая рука, но сейчас оба пьянствовали в доме напротив, у Верки Смердючки. Там же расположилась остальная братва – четверо парней из бывшей дворовой команды Жасмана. Теперь это была вооруженная до зубов банда из семи вполне взрослых мужчин, проворачивающих взрослые дела. Именно поэтому Жасман прихватил в поход свою наложницу, придурковатую Катьку из своего двора. Не в кулак же ему, почти двадцатитрехлетнему, гонять от скуки?
Но теперь русская сучка, которую он таскал за собой, превратилась в обузу. Вчера ночью из Москвы позвонил Жора Рубинчик, сказал, что вылетает в Казахстан дневным рейсом, там пересядет в машину своего карагандинского кореша и после полуночи, ближе к рассвету, прибудет в район поселка, где обосновалась команда Жасмана.
Хорошая новость, просто отличная. Угнанные грузовики с оружием давно обменены на семидесятикилограммовый мешок афганского героина, дожидающегося своего часа в погребе тулигеновского дома. За свои старания Жасман и его бойцы получат на руки пятьдесят штук баксов плюс очередной заказ, который принесет им на десять процентов больше. После проведения первой совместной акции братья Рубинчики пообещали повышать ставки до тех пор, пока доля казахских партнеров не составит сто тысяч. Жасмана такой расклад вполне устраивал. В один прекрасный день, получив на руки причитающуюся ему кругленькую сумму, он прикажет перерезать Рубинчикам глотки, а товар оставит себе. Главное – найти надежный канал сбыта в Москве, которого пока нет. Ничего, время терпит.
Слепо наблюдая за мелким подергиванием грязных Катькиных ног, Жасман попытался представить, как выглядит пачка долларов, которую он вскоре получит от москвичей. Воображаемая картинка получалась весьма внушительной – до тех пор, пока Жасман не вспомнил, что пятую часть суммы придется отдать местному баю, Сарыму Исатаевичу Кабирову.
Этот жирный боров контролировал огромную территорию бывшего колхоза «Заря Востока», переименованного в агрокомбинат имени Ибрагима Алтынсарина. Около десяти тысяч квадратных километров степи с разбросанными по ней поселками, аулами и фермами. Не важно,
Она застонала и тяжело перевернулась на спину, хватая ртом воздух. Сквозь ее пальцы, прижатые к горлу, проглядывала багровая полоса, напоминающая рубец. Смотреть на нее было не слишком приятно. Товар не лучшего качества, к тому же отслуживший свое. Жасман отвернулся.
Покончив с Кабировым, он немедленно переберется жить в его особняк, потому что ему, городскому парню, не слишком приятно ютиться в таких клоповниках, как этот. Поигрывая арканом из обычной бельевой веревки, Жасман скользнул взглядом по убогой обстановке жилища Тулигена. Коробки, узлы с тряпьем, пирамида дырявых ведер, корыто, наполненное железяками непонятного назначения. На сложенной в углу стопке полуистлевших областных газет красуется рыжий портфель из свиной кожи, в котором припрятаны плоскогубцы. Тулиген признался, что с их помощью намеревался вырвать золотые зубы у мертвых водителей в степи, но золотыми никто из них не обзавелся. Жасман не стал хвастаться, что трупы русских – его заслуга. Народная молва сама облетит округу. Уже облетела. Не случайно на семерых парней, появившихся в поселке неделю спустя после расстрела автоколонны, поглядывают со страхом и уважением.
То ли еще будет! Власть, сила, авторитет. Много денег, девочек, жратвы и пойла. На сорок штук баксов в Казахстане можно так разгуляться, что небу жарко станет. А если в придачу удастся отыскать в степи этого мужика, за голову которого Жора Рубинчик назначил дополнительную премию, то будет совсем хорошо. Как, кстати, его зовут? Стоило Жасману хорошенько наморщить лоб, как он тут же вспомнил: ага, Громов. Кто он такой, этот Громов? Наверняка какой-нибудь псих-одиночка. Только ненормальный мог отважиться рыскать в здешних местах в поисках пропавшего родственника. Что ж, возможно, этот бесшабашный Громов и наткнется на тело своего зятя, если от того еще что-нибудь осталось после собачьего пиршества. И сам тоже превратится в падаль. Туда ему и дорога.
Предвкушая расправу над очередным русским, Жасман натянул штаны, встал и, перешагнув через распростертое на полу тело наложницы, прошелся по комнате, слегка пригибая голову, чтобы не чиркнуть макушкой по закопченному потолку. «Как можно жить в такой нищете?» – размышлял он на ходу. Вместо занавесок на окнах – дырявая марля, а наружные наличники давно пошли на растопку. Под прогнившими половицами шуршат мыши, дверь, обитая войлоком, перекошена, у порога валяются черные заскорузлые портянки. Настоящая дыра, особенно по ночам, когда тускло мерцает керосиновая лампа, заправленная никаким не керосином, а какой-то вонючей гадостью, которая не столько горит, сколько чадит. Даже сейчас, когда в окна заглядывает весеннее солнышко, в доме темно. Это потому, что он врос в землю по самые подоконники, как трухлявый заплесневелый пень.
Ни тебе телевизора, ни магнитофона, ни глянцевых журналов с бабами и тачками. Правда, у Жасмана есть краденый мобильный телефон, по которому можно позвонить хоть в Америку, но в Америке он никого не знает, а с родичами в Астане говорить не о чем.
Трудно современному парню в дикой степи. Скучно, тоскливо, абсолютно некуда себя девать.
– Ты, билядь, – крикнул Жасман Катьке. – Хватит прикидываться. Вставай.
Она зашевелилась и села, натужно кашляя и массируя горло. Бесстыжая, как последняя свинья, которой безразлично, что на нее, голую, смотрит мужчина. Совсем опустилась бывшая отличница. А ведь было время, когда она смотрела на Жасмана свысока, поверх своего задранного носа. Теперь вот валяется у его ног, готовая исполнять любую его прихоть, любой каприз. Вот что значит дрессировка. С русскими бабами нужно обращаться, как со скотиной, тогда они начинают тебя уважать. Сила – это единственное, что они понимают.