Караван в горах. Рассказы афганских писателей
Шрифт:
— Обе гранаты не бери, только одну, Салим-хан так сказал. Вторую я оставлю себе, — говорил бородатый, которого Салим-хан приставил следить за Хаджи.
Хаджи Карим вздрогнул, вспомнив, на какое страшное дело идет. Опять перед глазами встали домочадцы, и его прошиб пот. Пальцы с силой сжали гранату.
— Неужели мы и вправду на них нападем? — в голосе школяра слышался укор.
— Нет, не нападем, в гости пожалуем, болван! — оборвал его бородатый. Все замолчали. А впереди во мраке мерцали манящие путника слабые огни аула. Все ближе, ближе.
— Выждем здесь! — приказал Хаджи
Привязали лошадей, подошли к аулу, залегли. В деревне все было по-прежнему, ничто не привлекало внимания Хаджи Карима.
— Аллах акбар! Аллах акбар!..[Бог велик!] — тем же протяжным голосом призывал мулла к вечерней молитве; все так же с керосиновыми лампами в руках потянулись к мечети односельчане. Хаджи мельком взглянул на школяра.
— Смотри-ка, все там, а мы… — быстро зашептал тот, но сильный удар прикладом оборвал его на полуслове.
— Заткнись, подзаборник! — прорычал бородатый.
Хаджи резко повернулся в его сторону. Крестьяне насторожились, и что-то, еще не до конца осознанное, становилось все яснее, все определенней в их головах.
Односельчане стали расходиться по домам. Был среди них и Шир Голь.
— Вон он! — бородатый толкнул локтем Хаджи Карима, потянулся к ружью, и только было Хаджи успел схватить его за руку, как в проулке появился парень лет восемнадцати. Наваб, сын парикмахера Хабибуллы, даже в темноте узнал его Хаджи Карим. Быстрым шагом юноша направился к Шир Голю и что-то ему сказал. Тот остановился, огляделся по сторонам и быстро ответил. Потом каждый пошел в свою сторону.
Хаджи приказал оставаться в укрытии.
— Как так? Их же надо застать врасплох! — возразил бородатый.
— Рано еще!
Из-за глинобитного дувала, напротив которого они залегли, вышел мальчик, что-то пряча под одеждой.
Сердце Хаджи Карима бешено заколотилось. Сын! Хотелось крикнуть: «Голь Ахмад! Иди сюда! Я, твой отец, вернулся! Через целых три месяца!»
— Глянь-ка, Хаджи! — прервал его мысли бородатый. — Он что-то тащит! — и вскинул ружье.
В глазах у Хаджи потемнело, и, стремительно повернувшись, он всем телом навалился на прицеленное в сына ружье.
— Кто из нас старший, болван, я или ты?
— Хаджи у нас за старшего! — поддержал его школяр. От нервного возбуждения его бил озноб и мелко стучали зубы. Трое других разлеглись на земле. Им было все безразлично.
Минут через пятнадцать аул затих, огни погасли и все погрузилось в ночь. Хаджи с ужасом подумал, что ведь этот аул может превратиться в заброшенное кладбище, где некому даже будет оплакивать покойников. Он не сводил глаз с дувала своего дома; сердце сжалось, захотелось отшвырнуть ружье, бросить всех — и школяра, и бородатого и кинуться к жене, к Голь Ахмаду, к соседям. Но как? В его-то положении! В горле запершило, и Хаджи откашлялся.
— Ты что, спятил?! Хочешь, чтобы нас накрыли, да?
— Если еще раз из твоей поганой глотки вылетит хоть слово, язык вырву! — вышел из себя Хаджи Карим, и так нахмурился, что на лбу пролегли глубокие морщины.
Бородатый притих. Трое приподнялись с земли, пытаясь уловить, чем закончится спор.
Вдруг где-то рядом раздались слабые щелчки. Хаджи понял: в автомат вгоняют рожок с обоймой. Он отполз чуть назад.
— Надо быть начеку! — опять вставил бородатый.
— Сказал тебе Хаджи, что рано еще, — вмешался школяр. — Он ведь у нас главный. — Крестьяне захихикали.
— Все в порядке! — произнес Хаджи и растянулся на земле. — Ложитесь и держите ружья наготове… — он не успел договорить, ощутив резкое жжение в животе.
— Предатель! Прав был Салим! — бородатый второй раз с силой всадил нож и резко повернул рукоятку.
— Грязная тварь! — охнул от боли Хаджи, застонал и обеими руками схватился за рану.
— На помощь! Он убил Хаджи Карима! — крикнул школяр и вдруг, резко повернувшись, навел на бородатого ружье. — Только пошевелись, убью!
— Ах, и ты туда же, предатель? — с ненавистью зашипел тот и, отшвырнув нож, покосился на крестьян.
— Что будем делать? — спросил один.
— Теперь я главный! — быстро заговорил бородатый. — Дома спалить, деревню — вырезать! Чтоб неповадно было! Быстро за мной! — И резко вскочил на ноги.
Школяр растерялся. Вслед за бородатым начали лениво подниматься крестьяне, но едва они сделали несколько шагов, как чей-то голос заставил их снова залечь.
— Эй вы! Прихвостни контрреволюции, вы окружены!
Бородатый яростно пнул Хаджи Карима носком ботинка.
— Что делать? — опять замялись крестьяне.
— Сейчас проверим! — и бородатый дважды выстрелил на голос. Расколов темноту, над их головами прогремели ответные выстрелы.
— Кто сдастся, гарантируем жизнь! Сопротивление бесполезно. Аул вооружен.
Хаджи прислушался и узнал по голосу уполномоченного отдела обороны уездного комитета. «Зачем он здесь?!» — подумал Хаджи и сжался в комок от невыносимой боли. К нему подбежал школяр и чалмой перевязал рану.
— Подонок! — шипел бородатый. — Заманил нас в ловушку… Погоди, выберусь отсюда, рассчитаемся!.. — Но свист пуль над головой заставил его снова залечь.
— Чего драться? Мы окружены! — сказал школяр.
— Даю вам три минуты. Не сложите оружия, пеняйте на себя!
Хаджи Карим с трудом поднял голову, хотел что-то крикнуть, но не смог.
— И впрямь окружены, — прошептал бородатый. — Надо смываться… За мной! — и он на ощупь попытался выбраться из укрытия.
— Бросай оружие! — раздалась команда.
— Сдаемся, сдаемся! — громко крикнул школяр и отшвырнул ружье. Крестьяне последовали его примеру.
Пленных отвели в аул. Всем, кроме Хаджи Карима, который был совсем плох, потерял много крови и с трудом говорил, надели наручники. Хаджи перевязали, положили на чарпайи[ Чарпайи— деревянный топчан с плетеной серединой.], унесли в дом, а приклад его ружья на глазах у всех разбили. В своем родном ауле стал Хаджи совсем чужим. Теперь в глазах односельчан он был предателем. Предателем, поднявшим руку на свой аул, на свой дом, на женщин и детей!