Карьера Артуро Уи, которой могло не быть, Брехт Бертольд

Карьера Артуро Уи, которой могло не быть

на обложку

Брехт Бертольд

Шрифт:

Конечно, шеф. Да ведь и я не против!

Я сам сказал, что он еще годится.

Ведь даже наш муниципалитет,

Скандала избегая, терпит старца.

Уи. Сидение.

Актер. Сидение. Сидение, господин Уи, пожалуй, самое сложное искусство. Есть люди, которые умеют ходить; есть другие - они умеют стоять; но где люди, умеющие сидеть? Господин Уи, возьмите стул со спинкой. Теперь сядьте и не прислоняйтесь. Руки на бедра, параллельно животу, локти отставить

в сторону. Сколько вы можете так сидеть, господин Уи?

Уи. Сколько угодно.

Актер. Тогда все в порядке, господин Уи.

Дживола.

Шеф, думается мне, - оставь наследство

Догсборо нашему любимцу Гири,

Ведь он народен даже без народа.

Он строит балагура и к тому же

Так хохотать умеет, если надо,

Что сыплется известка. Впрочем, он

Хохочет и тогда, когда не нужно.

Вот, например, когда ты выступаешь

Как сын кварталов Бронкса, говоришь

О семерых парнях...

Уи.

Он что ж, хохочет?

Дживола.

Да, штукатурка сыплется. Но ты

Не говори ему, а то он скажет,

Что я опять хулю его заглазно.

Артуро, лучше отучи его

От собиранья шляп.

Уи.

Что?

Дживола. Шляп людей,

Которых застрелил собственноручно.

Он в этих шляпах любит щеголять.

Ведь это гнусно!

Уи.

Я смотрю сквозь пальцы.

Я склонен у сотрудников моих

Не замечать их слабостей.

(Актеру.)

Теперь

Мы обратимся к декламации!

Прочтите что-нибудь.

Актер. Шекспир. Только Шекспир. Цезарь. Античный герой. (Извлекает из кармана книжку.) Что вы скажете о речи Антония? Над гробом Цезаря. Против Брута. Предводителя коварных убийц. Образец публичной речи, самый прославленный образец. Когда я был в зените славы, я играл Антония, в тысяча девятьсот восьмом году. Господин Уи, это именно то, что вам нужно. (Становится в позу и строка за строкой декламирует речь Антония.)

Внемлите,

Друзья, собратья, римляне!

Уи повторяет за ним, глядя в книжку, - актер поправляет его, но все же в

основном речь Уи сохраняет свойственную ей отрывистость и грубость.

Не славить

Пришел я Цезаря, а хоронить.

Людей переживают их грехи;

Заслуги часто мы хороним с ними.

Пусть будет так и с Цезарем. Представил

Нам властолюбцем честный Брут его;

А если так, то это тяжкий грех,

И тяжко за него наказан Цезарь.

Уи (продолжает один).

Я, с разрешенья Брута и других,

Ведь Брут - весьма достойный человек,

И все они, о, все весьма достойны

Надгробным словом Цезаря почту.

Он был мне другом, верным, справедливым,

Но Брут его считает властолюбцем.

А Брут - весьма достойный человек.

С собой привел немало пленных Цезарь,

Их выкупом обогатил казну,

Не в этом ли сказался властолюбец?

Когда бедняк стонал, то Цезарь плакал,

Столь мягким не бывает властолюбье,

Но Брут его считает властолюбцем,

А Брут - весьма достойный человек.

Мы видели, как в праздник Луперкалий

Я трижды подносил ему венец;

Он трижды отвергал - из властолюбья?

Но властолюбцем Брут его считает,

А Брут, нет слов, достойный человек.

Я говорю не чтобы спорить с Брутом;

Я только то, что знаю, говорю.

Вам всем он дорог был не без причины:

Так где ж причина, чтоб о нем не плакать?

Во время последнего стиха медленно опускается занавес.

Появляется надпись.

VIII

Контора треста "Цветная капуста". Артуро Уи, Эрнесто Рома, Джузеппе Дживола, Эмануэле Гири и телохранители. Группа мелких торговцев-зеленщиков слушает речь Артуро Уи. На возвышении рядом с Уи сидит больной старик Догсборо. На

заднем плане - Кларк.

Уи (орет).

Шантаж! Убийство! Произвол! Грабеж!

На улицах стрекочут пулеметы!

Почтенные папаши-горожане,

Идущие в муниципалитет,

Убиты среди бела дня! И что же

Предпринимают власти? Ничего!

Достопочтенные правители

Обделывают темные делишки,

А честных граждан обливают грязью...

Повсюду мерзость...