Карьеристки
Шрифт:
— Я Ровена Гордон, президент «Мьюзика рекордс», — поторопилась представиться она, опасаясь, что Маклеод примет ее за «группи» — девицу, развлекающую музыкантов, или за безбилетницу, танком проникшую на стадион. Как будто боялась, что если Маклеод именно так и подумает, то возникнут серьезные проблемы. — Мне нужно увидеть Барбару Линкольн, — закончила Ровена, удивляясь своему просительному тону.
— А, так вы опоздали, — прорычал Маклеод. — Она уехала в отель. К сожалению, не могу вам помочь, музыканты выходят
И в подтверждение его слов на полную мощность зазвучала песня «Рожденный диким». Публика взорвалась оглушительным ревом одобрения.
Ровена невольно повернулась к сцене.
Боже мой, подумала она, ей действительно хочется все это увидеть! А почему бы нет? Барбара не будет против, они могут и завтра поговорить… «Я же еще ни разу не видела программу «Зенит»…»
— Уилл, вы проводите меня на сцену? — спросила она.
На секунду он задержал на ней взгляд, потом кивнул.
Ровена шла за гастрольным менеджером по коридорам к задней части сцены. Наклонный проход между трибунами вывел их к цели. Аккорды бас-гитары «Атомик» поднимались в теплое небо, смешиваясь с оглушительным ревом толпы. Ей нравилась эта мощь, этот грохот.
— Шестьдесят тысяч зрителей! — крикнул Маклеод прямо в ухо. — Все билеты проданы!
Небо затянулось дымом со сцены, зеленые лучи рассекали темноту, перечеркивая массу зрителей, иногда казалось — их накрывают сетью. Свет выхватывал лица — потные, искаженные страстью, то красные, то голубые, то оранжевые; свет окрашивал и лица музыкантов. Огромные видеоэкраны, обязательные для больших арен и стадионов, располагались по бокам сцены — толпа хочет следить за многократно увеличенными лицами кумиров. Поклонники орали так, будто Испания выиграла финал мирового первенства.
Ровена почувствовала, как ее уставшее с дороги тело возвращается к жизни.
— Сбоку от сцены есть ложа, обычно мы приглашаем в нее важных гостей! — крикнул Уилл. — Вы можете посмотреть оттуда, там у нас еще один гость.
— Да, и кто же? — спросила Ровена.
Уилл провел ее за сцену прямо к ложе.
— Их режиссер, — ответил он. — Майкл Кребс. — И толкнул маленькую дверь.
С той секунды, как Ровена увидела Майкла, стало ясно — она пропала.
Она действительно устала после полета и хотела расслабиться, отдаться музыке, страсти толпы, скинуть с себя все тяготы жизни, но теперь она оказалась запертой наедине в этой ложе, в темноте, за тысячи миль от всех, кого знала, с человеком, которого желала больше всего на свете.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она.
— Я приехал поговорить с Барбарой, — сказал он, не отводя от нее взгляда. — Я прилетел вчера вечером и решил остаться в Барселоне, посмотреть шоу. Надеюсь, это не преступление?
Она покачала головой.
— А ты?
Ровена
В это время зазвучала медленная чувственная мелодии — вступление к «Карле».
— Почему ты ничего мне не сказала? — спросил Майкл.
— Не сказала о чем? — поинтересовалась Ровена, не глядя на него.
Он сердито схватил ее за плечи и повернул к себе.
— Не играй со мной, — сказал он, подняв ее левую руку с кольцом. — Ты мне ничего не говорила и не звонила.
— Я не знала как, — объяснила Ровена.
— Ты обижаешь меня, — зло бросил Кребс. — Я все должен был выяснять у Барбары Линкольн.
Ровена, соскучившаяся по нему, ела глазами его лицо, коротко стриженные седеющие волосы, глубокие черные глаза и густые красивые ресницы. Ей хотелось запомнить это навсегда, отпечатать в мозгу. Он бросал ей вызов, он злился. Но слишком поздно, думала она, и как она мудро поступала, держась от него подальше. Любовь нахлынула на нее, как наводнение.
— А как ты думаешь, каково было мне? Почему ты так поступил со мной, столкнув нос к носу с Дебби? Тебя это развлекло, признайся?
Кребс смотрел на Ровену:
— Ты его любишь?
— Конечно.
Он покачал головой:
— Не лги.
— Майкл, пожалуйста, оставим это, — сказала Ровена. Она была на грани: какая мука — быть так близко от Майкла и даже не прикоснуться к нему. — Так лучше для всех.
— Нет, не лучше, — сказал Кребс.
Он придвинулся ближе, так, что слышал ее дыхание.
— Мне не понравилось, когда он дотрагивался до тебя на том вечере, — сказал он. — Ты думала, я не вижу? Он рукой коснулся твоей груди, я был рядом.
Ровена прикусила губу.
— Он может делать все, что хочет, Майкл, я собираюсь за него замуж.
— Посмотри на меня, — сказал Кребс. — Посмотри, Ровена.
Она повернулась, посмотрела на него, где-то в глубине зарождалось желание. Умение владеть собой куда-то исчезало, она застонала и поняла, что больше не принадлежит себе.
— Мне плевать, — хрипло сказал Кребс. — Я не отпущу тебя. — Он обхватил руками ее голову, погладил по длинным волосам, притянул к себе и поцеловал.
Ровена упала на него, со всей страстью отвечая на поцелуй. Томительная слабость и жар, охватившие ее, были так знакомы. Она теснее и крепче прижималась к нему бедрами, готовая ко всему. Его желание она тоже чувствовала.
Кребс коснулся руками ее груди, сквозь ткань почувствовал твердость сосков. Он никогда не забывал, как управлять Ровеной. Стоило ему прикоснуться, как она тут же отвечала, и на этот раз, после стольких месяцев, оказалось, ничего не изменилось. Желание разрывало на части. Ровена — его, она принадлежит ему, и он должен ее взять.