Карфагена не будет
Шрифт:
— Идите к Якишеву, — хитрил Костя, пытаясь правдами и неправдами освободиться от «почетного» эскорта. — Он всех запишет! Мы с ним договорились.
— Якишев?
— Он самый!
Но паренек в серой куртке, признанный вожак второклассников, был не из глупых. Нахмурясь, он подумал, затем, подражая кому-то из взрослых, пробасил:
— На объявлении ты написан.
— Я отвечаю за старшие классы, — выкручивался Костя. — Якишев — за младшие. В объявлении забыли приписку такую сделать. Не могу ведь я сразу в два
Доводы, приведенные старостой, показались всем убедительными. Малыши беспрекословно двинулись толпой к дверям шестого «Б». Костя праздновал победу — и зря. Заметив на его лице улыбку, мальчишка насторожился, чувствуя подвох, и, остановив свою армию коротким возгласом, решительно потребовал:
— Принимай в кружок!
— Сказал, идите к Якишеву.
— Сначала ты запиши, а потом он.
— Так нельзя.
Но малыши твердо стояли на своем. Похлопав вожака по плечу, Костя заговорил с ним, как со взрослым:
— Ты, парень, вроде не глупый. Скажи своим, что комбайн — машина сложная. (Костя из слова в слово повторил то, что говорил ему Илья Васильевич.) Много упорства и стараний надо приложить, чтобы подчинить ее себе, свободно управлять ею… Так что не поймут они в такой машине ничегошеньки.
— Мы помогать будем.
— В чем?
— На комбайнах управляться… Мы летом копны возили на сенокосе, работали.
— То копны, а то машина.
— Прими в кружок. Прими!
— Ладно, так и быть, приму, только поскорее отвяжитесь. Давайте карандаш.
Миг — и перед Костей на подоконнике лежало с десяток всевозможных карандашей: и простых, и химических, и цветных. Староста выбрал самый острый и склонился над тетрадкой. Подбежала Аленка Хворова, растолкала ребят:
— Мое звено записано? Всех до единого в списки поставь. Слышишь?
— Да слышу, слышу! — рассердился Костя. — Тех запиши, этих запиши!
— Не кричи, Костик. Ты староста.
— Староста! Руки-то у меня две только!
— Ну-ну… мешать не буду! — Она звонко рассмеялась, дернула за ухо зазевавшегося вожака второклассников и, прорвавшись сквозь кольцо малышей, исчезла так же внезапно, как и появилась.
— Подходи поодиночке, — скомандовал Костя. — А то пыхтят за спиной, толкаются — писать нет возможности.
Ребята, вытянувшись цепочкой вдоль стенки, стали по очереди подходить к подоконнику, где, примостившись рядом с пышной геранью и огромным фикусом, староста кружка юных комбайнеров заносил их фамилии в заветную тетрадь.
Малыши были счастливы. А вожак, пропустив свою команду, записался последним, просмотрел во избежание недоразумений список и, убедившись, что все в порядке, причмокнул губами.
— Я пойду, — сказал он, — сегодня на кружок?
— Очень ждать будем, — с иронией произнес Костя. — Очень! — И стал складывать в сумку тетради.
В это время к окну подошли Ленька, Демка и Толя. Не замечая Кости, они заговорили вполголоса.
— У Никиты чертежи комбайна пропали, — сообщил друзьям Ленька. — Из пионерской их кто-то через форточку вытянул. Смехота! Вот ловкачи! Утром на меня губошлеп напустился. Он думает, что чертежи я взял… Т-с-с-с!..
И случись такое: валенки выдали Костю. Серые, с черными заплатами на пятках, они выставились из-за кадушки с фикусом ровно на столько, чтобы привлечь к себе внимание. Ленька резко оборвал разговор, шагнул к цветку и, просунув руку сквозь листву, цепко ухватил старосту юных комбайнеров за воротник рубашки.
— Шпи-о-о-нишь? — зло проговорил он. — Подслушиваешь?
Костя задыхался.
— Пусти-и-и! Пусти-и-и!..
— Вот тебе! — Ленька размахнулся и ударил Костю по щеке. — Шпион толстогубый. Кто подослал?
— Бить? — выкрикнул Костя, но влажная теплая ладонь Толи плотно запечатала ему рот.
— Не пищи!
Ленька рывком вытащил старосту из убежища, повернул затылком к себе и, сильно поддав сзади коленкой, сказал в напутствие:
— Исчезни с глаз! Беги что есть духу!
Но Костя не побежал. Он посмотрел на колычевцев полным презрения взглядом, потрогал пунцовые от ударов щеки и проговорил:
— Ты, Ленька, меня побил?
— Мало? Еще добавлю!
— За каждый удар получишь два! Обещаю…
— Проваливай, проваливай!
— Уйду. Но запомни. — Костя подчеркнуто медленно зашагал по коридору, играя сумкой.
— Щеки у тебя будто клюквой помазаны, — пошутил Никита, встречая друга в дверях класса. — Как дела?
— Всех второклассников переписал. Всех до единого.
— Довольны, небось?
— Страсть как рады. Заявятся все до одного… Никитка, мешать они нам не будут?
— Не дадим.
Громкий звонок известил о начале уроков. Коридоры сразу опустели. В них стало тихо, и только из-за классных дверей доносился приглушенный гул голосов. Из учительской, переговариваясь между собой, вышли преподаватели: кто с картой, кто с таблицей в руках — и направились в разные стороны, каждый в свою группу. Трудовой школьный день вступил в свои права.
Уроки промелькнули незаметно. Особенно быстро пролетели они для Кости Клюева, которого на переменах все так же штурмовали желающие записаться в кружки.
После занятий ни Костя, ни Никита домой не пошли. Раздобыв лист ватмана, они уединились в пионерской комнате и принялись за работу. Костя снял со стола кумачовую скатерть, свернул ее и повесил на спинку стула. На гладкой столешнице приколол кнопками бумагу, приготовил циркуль, линейку, несколько карандашей, ручку с чертежным пером, пузырек черной туши, резинку на всякий случай.
— Никитка, — обратился Костя к товарищу, — ты карандаши подтачивай, чтобы острые-острые они были. Я чертить стану.