Карибский круиз
Шрифт:
Я назвала телефонистке номер моей кредитной карточки, потом домашний телефон Гарольда и принялась ждать, молясь, чтобы он оказался дома. Через несколько секунд он ответил.
— Гарольд! — взволнованно воскликнула я.
— Не желаю об этом слушать, Элен! — с места в карьер зарычал он, видимо, предполагая, что я выдам ему речугу по поводу Лии. Гарольду хорошо известна моя способность выдавать речуги, поэтому он, наверное, и избегал меня. — У меня тут дел выше крыши! Не неделя, а сумасшедший дом!
— Понимаю. Понимаю. Но я не о Лии. По крайней
— А о чем? Ты там влюбилась в корабельного Казанову и хочешь сообщить, что уходишь с работы и уезжаешь с ним на Антигуа?
— «Принцесса Очарование» не заходит на Антигуа. — Насчет первой части фразы он оказался прав. — На самом деле я тебе звоню вот зачем. Ты знаешь кого-нибудь из журнала «Куда глаза глядят»?
— Элен, тебе следовало бы подумать, прежде чем задавать такие вопросы. Нет ни одного журналиста из солидных изданий, которого бы я не знал!
— Конечно, Гарольд. Ты самый, самый, самый! Но меня интересует один конкретный журналист.
— Кто?
— Симон Пурдис.
Я затаила дыхание, ожидая, что ответит Гарольд.
— Знаю! Высокий такой, с темной шевелюрой. У него еще была невеста, юристка, которая утонула. Ее смыло с яхты.
Я начала дико хохотать. Признаюсь, весьма странная реакция на сообщение о смерти человека, но я таким образом, видимо, разряжалась, избавляясь от своих страхов, связанных с Симоном. Смеялась я еще и от счастья. Я была счастлива оттого, что человек, в которого я влюбилась, в конце концов оказался не потенциальным наемным убийцей.
— Элен, что с тобой? Ты в порядке? — обеспокоенно произнес Гарольд, слушая мой непрекращающийся смех — за десять долларов в минуту.
— Все прекрасно! — сообщила я. — Наконец-то!
— Слушай, так насчет Лии. Я ее повысил, так как этот ребенок хорошо знает свое дело благодаря тебе, и я думаю…
— Все прекрасно! — перебила я. — И Лия, и повышение, и вообще все!
— Вот в этом я сомневаюсь. Ты что-то на себя не похожа. Больно уж ты расслаблена!
— Я действительно расслабилась, Гарольд. Особенно после разговора с тобой. — Я улыбнулась. — Ну пока, на следующей неделе увидимся!
Я положила трубку, обхватила себя обеими руками и закружилась по каюте, чувствуя полную свободу. Симон меня не обманывал. Он честный, добрый и хороший!
Конечно, на корабле все равно оставался один человек, совсем не такой добрый и хороший — настоящий убийца, — но меня это больше не волновало.
Впервые с тех пор, как мы вышли из Майами, я надеялась, что смогу спать спокойно.
Сняв платье, я уже собралась было повесить его в шкаф на плечики, как вспомнила про конверт, который сунули под дверь каюты Джеки, когда мы ужинали. Я тогда незаметно спрятала его в карман, поскольку не хотелось рассказывать подругам, что произошло между нами с Симоном. Но теперь все разрешилось, слава Богу; он — не мой потенциальный убийца, я — не его цель. Поэтому я с легким сердцем выкинула, не раскрывая, конверт в мусорную корзину.
Да, Симон, наверное, впал в полное отчаяние, пытаясь достучаться до меня этими посланиями, хихикала я, продолжая раздеваться. Могу поспорить, наверняка он там излил всю свою душу, написал, как он ко мне хорошо относится, что-нибудь нежное и душещипательное.
Чем больше я думала об этой записке, тем больше мне хотелось в нее заглянуть. В конце концов я выудила конверт из корзины, вскрыла его, достала фирменный листок бумаги и принялась читать.
Первое, что мне бросилось в глаза, — это почерк, резко отличавшийся от того, которым были написаны предыдущие послания.
Сэм был левшой и писал с левым наклоном, так что его буквы больше всего напоминали неровные каракули, которые очень трудно разобрать. Но тот, кто писал записку, находящуюся у меня в руках, обладал прямо-таки каллиграфическим почерком: все буковки были очень четкими, аккуратными, изящными, особенно заглавные «т» — с красивыми завитками. Да, это каллиграфическое искусство или, во всяком случае, близкое к тому. Не требовало большого труда понять, что автор записки — не Симон.
Во-вторых, меня удивило то, что записка представляла собой детский стишок — или нечто очень похожее на детский стишок. Выглядело это так:
Три Белые Мышки, Три Белые Мышки Весело бегут вприпрыжку, Весело бегут вприпрыжку. В круиз отправляются бывшие жены, Отвлечься хотят от забот напряженных. Только одной не вернуться обратно. Ах, Белая Мышка, как неприятно!День шестой
Пятница, 15 февраля
— Мне надо с тобой поговорить, — заявила я Симону, когда он ровно в половине восьмого появился на прогулочной палубе для утренней пробежки.
— Значит, мы больше не злимся? Мы теперь издеваемся? — с обидой в голосе откликнулся он.
— Издеваюсь? Почему?
— Потому что во всех записках, которые я тебе посылал, я писал — «мне надо с тобой поговорить».
— К твоим запискам это не имеет никакого отношения, — тяжко вздохнула я. — Это имеет отношение вот к этой записке.
Я вынула из кармана шортов угрожающий детский стишок и протянула Симону.
Прочитав первые строчки, он отвлекся и посмотрел на меня.
— Три Белые Мышки? Это ведь ваше с Джеки и Пэт коллективное прозвище? Вы сами себя так называете?
— Угу. Читай дальше.
Добравшись до строчки «только одной не вернуться обратно», он опять посмотрел на меня.