Карл, герцог
Шрифт:
Что легко убивать мечом, тяжелее – приговором, а так, по-палачески, он не умертвил в своей жизни даже курицу, да и охотиться Карл не любил.
Что самый матерый, самый мрачный налим, любитель жирного ила и глухих омутов, в таком кромешном, конденсированном мраке умер бы от ипохондрии.
«Нет, не надо», – внятно сказал Людовик и завозился, переворачиваясь с боку на бок.
Карл замер. Это точно король и он… что, не один?
«Да пустое, пустое», – с усталым раздражением бросил Людовик и через минуту тягостно, печально застонал.
Карл прикинул, что до кровати Людовика четыре шага. Но ведь обязательно подвернется под ноги что-нибудь неуместное – столик, стул, книга, в изнеможении отброшенная на пол, или змея. Карл поймал себя на том, что последнее предположение всуперечь здравому смыслу показалось ему самым близким к истине.
«А, а, а, а».
"А" что? Людовик не стал уточнять.
Карл наконец сообразил, а точнее уговорил себя в том, что Людовик спит, причем спит один, а всё услышанное – лишь три унции королевского сна. Герцог собрался пойти на голос, когда Людовик вдруг отрывисто сказал «Хорошо, сейчас» и вслед за этим завозился пуще прежнего. По шорохам, поскрипываниям кровати, шелесту шелка о кожу, увенчавшимся глухим туп-туп, Карл, что твой VAX <семейство суперкомпьютеров.>, экстраполировал кинематический образ короля: король сел на кровати, опустив ноги на ковер.
Проснулся, потому что…
…хочет отлить – 65%;
…замучил ночной кошмар – 30%;
…очень есть хочется – 4%;
…чует близкую смерть – 1%.
Сейчас король позвонит в звоночек, да?
Карла это не смущало. За его спиной был камин. Достаточно скользнуть в него и ступить на одну нарочито приподнявшуюся плиту пола, чтобы дверь с четырьмя розами совершила обратный ход и стала непреодолимой преградой на пути преследователей (до изобретения ньютоновской механики с законом сохранения было проще и ничто не мешало девяти центнерам гранита сновать вверх-вниз по воле пружин и противовесов).
Король в звоночек не позвонил.
Король поднялся – три водоворота тьмы разошлись от него в стороны, задели Карла спиральными рукавами, разбились о стены.
Карл поднес к губам и поцеловал теплую сталь кинжала.
Людовик пошел на герцога. Карл слышал его приглушенные шаги и ему даже показалось, что он видит силуэт короля, окруженный тусклой короной – такая бывает во время полного солнечного затмения. Сейчас этот тусклый багрянец окажется от него на расстоянии вытянутой руки.
Король не сделал рокового шага. Тогда вперед шагнул Карл, выбрасывая в ударе правую руку. Вместо того, чтобы рассечь кожу и, преодолевая приятное нарастающее сопротивление, проникнуть в королевское мясо, кинжал ударился о твердую преграду, с тихим немелодичным звоном соскользнул вбок и, вывернувшись, упал на ковер. Это было очень странно. Но ещё страннее было то, что Людовик не испугался и не закричал. Он, казалось, вообще не заметил удар Карла, которым можно было свалить наземь теленка.
Король сделал ещё один шаг.
Карл наконец испугался.
Пальцы – широкие, цепкие пальцы короля, пальцы из железного дерева – сомкнулись на герцогской шее. Карл почувствовал их так явственно, словно не было на нем семи слоев шарфа, друга всех ночных убийц. Карл закричал – ужас рвался из каждой поры его существа, он не мог сдержать его, он мог взорваться.
За дверью кого-то встревоженно кликнули на шотландском и несколько раз грюкнули ручкой. Потом, на кагтонном фганцузском, потребовали: «Откройте, Ваше Величество!»
Карл уже не мог кричать – пальцы Людовика с каждым мгновением всё глубже впивались в его шею. Герцог захрипел.
Карл с четвертой попытки нащупал на съехавшем вбок (когда успел?) поясе ножны второго кинжала. Они были пусты. Да что же это?!!
«Долго ещё?» – кротко спросил Людовик.
Король определенно чувствовал себя непричастным к прогрессирующему убийству герцога Бургундского. Его Id <бессознательное (англ.).> желало обратно в теплую постель.
Снаружи дверь штурмовали подручным тараном, на все лады склоняя «Ваше Величество». Карлу показалось, что он узнает голос Сен-Поля.
Герцогу раньше в голову не приходило, что государя можно просто ударить в пах. Карл ударил.
Вот теперь Людовик проснулся и взвыл. Руки короля убрались с горла Карла, а больше герцогу ничего и не было нужно.
Он забыл, что пришел сюда, чтобы убить Людовика. Он не подумал о том, что дверь крепка и надежна, она может простоять ещё долго и теперь самое время задушить Людовика, как он и решил в беседах со своей тенью.
Перепуганной лаской Карл скользнул в камин и уютный шорох гранитной плиты за его спиной был ему слаще пробуждения, которого всё не было, которого не было и быть не могло, потому что герцог не спал.
25
«Если на мгновение допустить, что король – лунатик, и притом отменно чует в темноте врага, что король спит в кирасе, что один кинжал я потерял, а второй совсем разучился держать, и он у меня действительно вывернулся из пальцев, как у распоследнего рохли – тогда, конечно, всё ясно.» Но на самом деле в ближайшем прошлом не было ясно ровным счетом ничего, тогда как ближайшее будущее, напротив, нарисовалось вполне отчетливо.
Карлом овладело спокойствие. Он жив, король жив, можно вернуться в свою постель, заснуть, проснуться, и… Дальше тоже просто. Мир. Пусть Людовик подписывает договор и катится ко всем чертям. Ко всем, какие только есть ниже уровня моря.
Он, Карл, – не Георгий, это выяснилось. Но и Людовик – не змей, а, скорее, погремушка в безвестных лапах. Да мы и не в Вифинии, в конце концов. Пусть его.
Карл спешил. Ему начало казаться, что времени прошло значительно больше, чем, как он полагал, должна занять его экспедиция. Светляки на стенах сложились в правильный ромбический узор, но Карла это не пугало, не интересовало и не восхищало. Карл не зажигал масляной лампы – после королевского омута он начал чувствовать предметы, как нетопырь.