Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни
Шрифт:
Что касается газеты, то Маркс успел выпустить вего 6 номеров, после чего газета была закрыта. Маркс винил во всем отсутствие денег и преследование со стороны властей; Женни обвинила прусское правительство в блокировании продаж путем подкупа книготорговцев, имевших контракт на распространение {51}.
Дом на Дин-стрит во Французском квартале Сохо принадлежал еврею, продавцу кружев; раньше он сдавал квартиру члену Союза Генриху Бауэру. Бауэр, сапожник по профессии, провел эту весну в Германии, восстанавливая там филиалы Союза. Вывод, который он сделал, — «как во Франции в 1793-м, так сейчас в Германии». Его отчет описывал следующий этап революции; в нем отмечалась необходимость подготовить пролетариат, убедившись, что все повстанцы вооружены. В будущем, предупреждал Бауэр, рабочие больше не опустятся до того, чтобы «служить аплодирующей клакой буржуа-демократам»; он пообещал, что, как только нынешнее правительство в Германии будет свергнуто, Центральный орган Союза будет возвращен на родину {52}.
По словам Энгельса, работы Бауэра начали приносить свои плоды, но неприятный инцидент, произошедший через месяц после его приезда в Германию, пустил под откос все его усилия {53}.
В мае какой-то сумасшедший пытался убить короля Фридриха Вильгельма {54}. Агитация Бауэра в сочетании с обращением от радикального Союза и выпусков «Ревю» с их зажигательными статьями не оставили властям никаких сомнений, где искать виноватого. Консервативные газеты Пруссии объявили, что нападение было подготовлено в Лондоне окружением Маркса, а одна роялистская газета даже поместила сообщение, что Маркс был замечен в Берлине {55}. Как это уже бывало во Франции и Бельгии, прусские чиновники начали давить на английские власти, требуя депортировать опасных экстремистов.
Британский посол в Берлине принял конфиденциальный отчет от прусского министерства внутренних дел, в котором говорилось, что группа Маркса готовила заговор не только против Германии, но и против королевы Англии, возможно — в сговоре с британскими военными. В документе говорилось, что группа Маркса «официально обучала и обсуждала» убийство князей и имела в резерве для таких действий до 20 специально обученных людей. Доказательства того, что королева Виктория была в опасности, были совершенно очевидны, — говорилось в докладе, после чего приводились фразы, подслушанные шпиком во время предполагаемого совещания немецких беженцев в Лондоне: «Английский теленок не избежит своей участи. Английские лезвия лучшие, топоры остры, и гильотина ждет каждую коронованную голову» {56}.
Чтобы избежать преследований со стороны полиции, очень хорошо знакомых Женни и Марксу, они хотели переехать в сельскую местность, но у них не было на это средств {57}. Единственным средством борьбы оставался ответ в прессе, так сказать, клеветой на клевету. Для этого обратились в ведущие английские газеты. В письмах в редакции «Сан», «Спектейтор» и «Глоуб» Маркс, Энгельс и Виллих (с гордостью именовавший себя полковником повстанческой армии в Бадене) описывали всю абсурдность того, что их имена связывают с предполагаемым убийцей Фридриха Вильгельма, который по своим взглядам является ультрароялистом {58}. Они также опосредованно обратились к британской общественности, объявив себя жертвами пристального и необоснованного внимания агентов английской полиции.
«В самом деле, сэр, мы никогда не предполагали, что в этой стране существует так много полицейских шпиков — с ними мы имели удовольствие познакомиться за последнюю неделю. Мало того что какие-то сомнительные личности следят за нашими домами, прилежно занося в блокнот какие-то заметки каждый раз, когда кто-то входит и выходит; мы не можем сделать и шага без того, чтобы за нами не увязался кто-то из них; мы не можем войти в омнибус или кофейню, чтобы не оказаться в их компании или по крайней мере в компании одного из них… Какой прок может быть от этой скудной информации, нацарапанной у наших дверей жалкими шпионами, этими проститутками в мужском обличье, которых наверняка изгнали даже из рядов обычных информаторов и которым платят за их работу?» {59}
Англичане не слишком жаловали беженцев, особенно бедняков, с их неряшливыми бородами, предполагаемыми атеизмом и безнравственностью — но они были склонны игнорировать их, а не изгонять. Англичане были уверены, что их социально-политическая система настолько безупречна, что им незачем бояться радикалов, и для них предметом особой гордости было то, что в отличие от континентальных монархий их страна не лишала людей прав только потому, что они не согласны с ее политикой {60}.
Повлияло ли это публичное обращение на английское правительство — неизвестно, но против Маркса и его коллег никаких мер принято не было, а на запрос прусского правительства о депортации не последовало никакого официального ответа.
Почему же Маркс привлекал такое пристальное внимание? В раскладе сил 1850 года он — никто. Его имя было не известно за пределами европейской оппозиции, да и внутри нее — тоже. Он был никому не известным философом и журналистом. Живя под надзором, он не имел возможности влиять на широкую общественность, даже когда был при университете, а теперь у него не было и этого преимущества. Что касается академического авторитета, то он легко был списан со счетов, поскольку практиковал сомнительное по общим меркам преподавание.
Разумеется, прусские власти хорошо знали его как агитатора, и он был вечным бельмом на глазу у своего зятя, который собирался занять пост министра внутренних дел. Однако непосредственной угрозы он не представлял, он и сам это признавал. В большей мере он был удобным пугалом для прусского правительства. После 1848 года правительства государств Европы пытались обвинить в восстаниях прессу, которая, по их словам, преувеличивала степень социального недовольства и разжигала страсти среди вполне законопослушных граждан. Маркс был легкой мишенью для тех, кто искал виновников беспорядков и последующего насилия, отчасти потому, что его имя всегда было вязано с коммунистами, а те считались крайними радикалами; отчасти же потому, что очень мало кто стремился встать на защиту его позиции, уж больно неясной и самостоятельной фигурой он был.
Для своих политических соперников в Лондоне в вечно конкурирующей и враждебной эмигрантской среде Маркс тоже был удобной мишенью для обвинений и сплетен — не столько из-за своих убеждений, сколько из-за ядовитого темперамента. Будучи в том возрасте, когда мятежников обычно видят в образе романтических героев — как итальянца Джузеппе Мадзини и венгра Йозефа Кошута, — Маркс ни у кого не вызывал любви и восхищения {61}. Он столкнулся с высокомерным и агрессивным отчуждением. Некоторые из его злейших критиков были его бывшими соратниками или последователями. (Один высмеивал его, называя «всезнающим и премудрым молодым Далай-ламой Марксом».) {62} Философ Исайя Берлин предположил, что ужасающие условия существования уничтожили амбиции Маркса в первые годы пребывания в Лондоне, усугубив все негативное, что было у него в характере. «Череда мелких унижений и оскорблений, обусловленных его положением, разочарование из-за того, что он так и не стал лидером, которым всегда себя мнил, постоянное подавление его колоссального природного жизнелюбия — все это заставило Маркса сильно измениться, буквально задыхаться в пароксизмах ненависти и злобы… Он во всем видел заговоры, гонения и преследования, направленные против него» {63}.
За все это критиковать Маркса было легко. Однако за что его критиковали в действительности — так это за его очевидный потенциал.
Густав Техов — бывший прусский офицер, воевавший на стороне повстанцев в 1848 году. Он решил вступить в Союз коммунистов в Лондоне в 1850-м и встретился с Марксом и Энгельсом для обсуждения группы. Техов рассказывал, что Маркс произвел на него впечатление не только интеллектуального превосходства, но и подлинной значимости. «Если бы он имел такое же сердце, как интеллект; если бы он любил так же, как ненавидел, — я мог бы пойти за ним сквозь огонь, несмотря на то что он с трудом скрывал некоторое свое презрение ко мне, которое в конце концов выразил совершенно открыто. Он тем не менее является первым и единственным среди нас человеком, которому я без сомнений доверил бы роль лидера, ибо он обладает всеми нужными для этого качествами и не разменивается на мелочи, когда речь идет о великих делах» {64}.