Карл Великий: реалии и мифы
Шрифт:
Он вступил в спор о роли Карла Великого в утверждении наследственной передачи короны. Для Отмана эта проблема принципиально важна: он доказывал, что наследственная передача власти (то есть узурпация прав народа) — наследие Капетингов. А потому он стремился опровергнуть тезис о том, что именно «Карл Великий установил порядок, согласно которому франки должны были принимать как своих королей сыновей, наследующих своим отцам-государям».
Тем более у него вызывала раздражение позиция Дитриха Нимского, утверждавшего, что и «самому Карлу королевство досталось по наследству». По мнению Отмана, «ничто не может быть глупее подобного утверждения». Император представлен у него как защитник священных прав народа: «Выше уже было показано, что Карл Великий полностью и неизменно соблюдал право народа франков возводить королей на трон» (Ibid., 242).
Однако Отман волей-неволей вынужден был признать возможную правоту своих оппонентов. Вероятно, утрата «верховных прав народа» для него все же более терпима в случае, если это произошло в пользу величайшего из государей прошлого. Он все же твердо стоял на том, что подобное могло произойти
Отман, однако, использовал текст Дитриха для обоснования особых прав франкских (и французских) королей. Для него несомненен факт, что титул французского короля выше титула императора, и этим статусом он обязан именно решению Карла, который не только определил франкам королей из своего рода, но поставил этих королей выше императоров; король франков «не станет признавать кого бы то ни было выше себя в земных делах ни путем принесения вассальной верности, ни каким-либо другим способом подчиняться потомкам императоров» [64] . Таким образом, отношение к императорской власти как бы двоилось в представлениях Отмана. С одной стороны, статус императора и одновременно короля франков возвышал Карла и предоставлял дополнительные возможности (даже и в оказании давления на самих франков), но, с другой стороны, французский юрист жестко отказывался признать приоритет императоров во Франции, и провозгласил непризнание королями Франции сюзеренитета империи.
64
Ibid., 244. Dietrich von Nieheim, IV, 6. 214.
Здесь он явно вступает в спор с другими юристами о соотношении власти императора и короля: «это суждение… должно бы приниматься во внимание некоторыми учеными законоведами при решении вопроса "считал ли король франков императора или кого-нибудь еще выше себя"». Авторитет Карла Великого, таким образом, освящал исключительный характер власти французских королей.
Отман подчеркивал также государственную мудрость Карла в решении вопросов, связанных с грядущими судьбами империи. Отман полагал, что «Карл хотел заключить со своими сыновьями союз в последний период своей жизни», считая этот альянс гарантом будущей политической стабильности. Отсюда и идея раздела, при этом он тщательно фиксировал все свидетельства относительно участия в этом процессе «народа», король принимал в его изображении политические решения «вместе с первыми лицами и знатью франков» (Hotman, 244). Тем самым Отман настаивал на идее консервации порядков и традиций, унаследованных от времен Меровингов, и в правление новой династии (благодаря действиям Карла). Следовательно, продолжал он, принцип верховной власти народа соблюдался и после раздела: «когда королевство было разделено на три части, то [он] составил по этому поводу завещание, которое было подтверждено торжественной клятвой франков». Законность решений Карла, по мнению Отмана, доказывалась подтверждением принятых им решений «на торжественном собрании всех вельмож королевства франков с согласия многих» (Ibid.).
Отман, безусловно, считал правильным и одобрял решение Карла о разделе империи, хотя прекрасно знал о последствиях этого акта (и описал их); для него гораздо важнее, что Карл Великий благодаря своему решению не выходил за рамки древнейших порядков: «он созывает собрание вельмож и франкской знати для того, чтобы установить и упрочить мир между своими сыновьями и разделить свое королевство». Отман четко обосновал цели принятых Карлом решений: не только обеспечить всех сыновей, но учредить будущую систему государств во избежание войн, добиться не только установления мира, но и обеспечения политической стабильности при участии в этом знати и народа: «по решении всех этих вопросов император созвал собрание вельмож и знати франков для того, чтобы установить мир, сохранить его между своими сыновьями и разделить свое королевство на три части так, чтобы каждый из них оказался в безопасности и правил своей частью в случае, если переживет его». (Ibid., 342)
Но все эти доводы и решения, которые Отман вполне одобрял, служили ему для главного: доказать, что государи, даже величайшие из них, не обладали полной властью, а потому их распоряжения были недействительными. Ведь «ни один король не оставлял завещания, в котором распоряжался королевством, и подобное установление отца по своему собственному праву никакой силы не имело, но обязательно должно было утверждаться королем на всеобщем собрании сословий» (Ibid., 334). Это служило автору для того, чтобы подчеркнуть, что Карл Великий был благоразумен и понимал, что его «завещание должно было все равно подтверждаться народом».
Отман пытался доказать, апеллируя к истории царствования Карла Великого и его указам, древность Салического закона. Он прямо утверждал, что и впоследствии у франков сохранялись те же политические принципы, которые проводил в жизнь сам Карл: «После смерти Карла Великого при разделе королевства многое из того, что происходило, преследовало те же цели» (Ibid., 264). Отман, утверждая ранее, что завещания государей не имели законной силы, ссылался именно на завещание Карла для обоснования действенности Салического закона в эпоху Каролингов: по завещанию Карла Великого «можно видеть, как почти вся Европа была разделена между его тремя сыновьями таким образом, что ничего не было выделено даже как приданое или оговоренное владение для его дочерей» (Ibid.). Отман одобрял такое решение, хотя и отметил, что дочери Карла оказались беспомощными: «Полная власть в определении их браков или приданого была оставлена на добрую волю, чувства или благоразумие их братьев». По его мнению, установление ограничений для честолюбцев способствовало стабильности и целостности государства, а значит, «ничего несправедливого не могло воспоследовать, поскольку государи и вельможи, с которыми могли быть заключены браки, и не могли рассчитывать венчаться с дочерьми, ожидая большого приданого или же надеясь на дополнительные почести своему роду или семье» (Ibid., 266) [65] . Все это Отман считал доказательством исключения женщин из наследования, хотя и ранее при любых обстоятельствах наследовали сыновья, а не дочери и подобный вопрос не вставал и не решался в эпоху Каролингов.
65
Только от Хильдегарды у Карла было пять дочерей. А еще были дочери от Фальстрады. Все они так и не вышли замуж. Здесь проявляется общее негативное отношение Отмана к правам женщин на наследование или на власть.
Особое значение в описании деятельности Карла Великого для Отмана приобрел суд. Как и в других вопросах, автор противопоставлял характер порядков при Карле Великом современному абсолютизму. В данном случае он резко осуждал функционирование французских парламентов и превозносил простоту судопроизводства в эпоху Карла Великого: «А во времена Карла Великого, который владел королевством втрое большим по размеру, чем Франция была при Карле VII, использовался иной способ вершить суд, что можно легко усвоить из множества указов, приведенных в собрании франкских законов» (Ibid., 516).
Отман вступил в полемику с историками и правоведами, утверждающими, что возникновение парламентов восходит к временам именно ранних Каролингов; для него это утверждение — «нелепость», поскольку «сохранилось множество законов и указов, изданных этим самым Карлом Великим, и ни в одном из них не встречается упоминания ни о парламенте, ни о еще более могущественном сенате» (Ibid., 506).
Он охарактеризовал судебную систему Карла, подчеркивая ее простоту и активное участие в судопроизводстве самого короля и императора: «Карл Великий просто отдавал распоряжение о том, что в назначенных местах будут проводиться судьями судебные заседания и там же должно проходить собрание, которое он по своему обыкновению называл placitum». Он отмечает как положительную сторону суда ограничение количества судебных сессий: «не более трех всеобщих судебных заседаний за год (за исключением тех случаев, когда кто-то совершил тяжкое преступление, или же похитил чужую собственность, или же должен быть призван для свидетельствования)». Отман не просто восхвалял судебную систему Карла Великого: он противопоставлял ее современной как эталон, а законы Карла — римскому праву, доказывая в то же время органическую связь важнейших французских законов с установлениями Карла: «многие другие законы, имеющие отношение к рассматриваемому вопросу, происходят от тех, которые были установлены этим королем». Отман не просто считал их хорошими, они служили ему для сравнения с абсолютистскими: «благодаря им мы можем отметить ничтожность судопроизводства».
Ссылаясь на Эйнгарда, Отман отмечал как важнейшие черты управления и ведения суда простоту и доступность государя, который как только получал информацию о том, что «имеется судебная жалоба, которую нельзя разрешить без указаний короля, то он отдавал распоряжение о том, чтобы тяжущиеся тотчас были доставлены, и, воссев на своем троне правосудия, выслушивал дело и выносил приговор» (Eginhard, cap. 24). Таким образом, Отман подчеркивал не только личное участие, но и личную заинтересованность Карла Великого в деле осуществления правосудия (которое со времен Лопиталя во Франции считалось важнейшей функцией и обязанностью Королевской профессии). Поэтому автор так детален и настойчив: именно Карл Великий проявлял должное отношение к этой части правления и для вящего доказательства своего тезиса приводит цитату из Капитулярия самого Карла: «пусть наши посланцы доведут до сведения знати и народа, что раз в неделю мы желаем проводить заседания для выслушивания судебных дел» (Hotman, 508). Таким образом, Карл рисуется как идеальный, справедливый государь, всегда готовый рассудить конфликт и оказать содействие, как знати, так и простому народу. Лишь в одном вопросе Отман негативно оценивал решения Карла Великого. Указ от 774 г. он полагал крайне вредным, поскольку тот «передал всю власть в религиозных делах римским папам». Здесь неприязнь Отмана к католической церкви явно заслонила идеализированный образ короля-защитника прав народа; Отман считал, что король поступил в данном случае не по совести, поскольку «отплатил папе за великое благодеяние» (передачу короны его роду) (Ibid., 166) [66] , заявляя, что нарушения законов духовенством влечет такую же ответственность, как и светских лиц. И все же для Отмана Карл Великий, несомненно, — величайший законодатель, что подтверждается ссылкой на Эйнгарда. Критическое отношение к концепции Эйнгарда не мешало Отману принимать апологетику биографа: «он заметил, приняв императорский титул, что у его народа имелись недостатки в праве, поскольку франки имели два свода законов, и они во многом существенно отличались друг от друга. Он раздумывал над тем, как дополнить то, что ему казалось несовершенным». Карл Великий изображался Отманом, как великий законодатель, устанавливающий единый закон в империи.
66
Карл, быть может, и отплатил за это благо, но папа Захария способствовал возведению на престол не Карла, а его отца Пипина Короткого. Отман не раз упоминает об этом во «Франкогаллии».