Карл Великий: реалии и мифы
Шрифт:
Важным штрихом этого портрета Франции как империи, или «самой благородной ее части», служил Парижский Университет, центр наук и «фонтан знаний» всего христианского мира, обязанный своим пребыванием Карлу Великому. Тема translatio studii стала эффектным подтверждением особого места Франции в мире.
И если вначале Университет претендовал на автономию и покровительство пап, то к XIV веку он признает, что основан Карлом Великим и является «любимой дочерью короля Франции». В связи с утверждением о короне, требующей знаний и компетентности, любовь королей к Университету ставится в центр их полномочий, поскольку на этом переносе из Рима в Париж по настоянию Алкуина Карлом Великим центра знаний основан высший авторитет французской короны.
Появившись в «Miroir historial» Винсента из Бовэ, эта тема прочно вошла в трактаты королевских советников. Филипп де Мезьер на этом строит теорию о превосходстве Франции: «наи-христианнейший и святой король Карл Великий, кто по своей свободной воле и щедрости (liberalite) из Рима великого перевез в Париж святых алхимиков Университета». Эврар де Тремогон считает на этом основании Францию достойной пребывания папского престола: «Очевидно, что в Париже и во Франции находится источник всякого знания, откуда исходят многие реки и ручейки… Как явствует из истории, этот благородный источник, то есть знания, был перенесен (translatee) святым Карлом из Рима в Париж». Связь Парижского Университета с акцией короны подчеркивает и Кристина Пизанская: «Карл Великий перенес изучение наук из Рима в Париж точно так же, как некогда они были перенесены из Греции в Рим». Культурное превосходство Франции над другими королевствами прочно утвердилось к XV веку, как и обязательность покровительства короны знаниям, что определило характер французского Ренессанса, деятели которого пытались доказать, что французская культура, язык, литература ни в чем не уступают Италии и являются истинными наследниками Античности.
Святость королевского дома во Франции, особое положение королевства в христианском мире и система прерогатив короля Франции соединились в первом законе королевства, ставшим усилиями идеологов королевской власти главным законом страны — так называемом салическом законе о престолонаследии, освященном именем и авторитетом Карла Великого. Вопрос о престолонаследии был главной проблемой во Франции периода Столетней войны, и салический закон был найден, откомментирован и превращен в главный аргумент спора королевскими чиновниками. И хотя в процессе его пропаганды образ Карла Великого постепенно уступил место Фарамону, которому в итоге и приписали этот закон (тем более что это единственное, что осталось о нем в истории), тем не менее, Карл Великий остался тем, кто его подтвердил. Вот как писал об этом Жан Жувеналь дез Урсен: «Салический закон одобрен, подтвержден и вновь установлен Карлом Великим, кто был в свое время императором и королем Франции и какового мы обязаны почитать и считать находящимся со святыми в раю». Обильно ссылаясь на Эйнгарда в том, как был подтвержден этот закон, он настаивает, что Карл Великий лишь одобрил то, что уже было установлено «до того, как появились некогда во Франции христианские короли». Но это подтверждение очень важно ввиду авторитета имени Карла Великого.
До 1350 г. это был всего лишь очень древний и уважаемый закон, чье содержание не было известно. При разрывах 1316 и 1328 гг. салический закон вообще не упоминался. Филипп V, как и Филипп VI Валуа, взошел на престол Франции, потому что был сильнее остальных конкурентов, а вовсе не в силу какого-то закона. Идея ссылаться на этот закон родилась у легистов и клириков из окружения короля. Впервые обнаруженный Ришаром Леско, относившим его, правда, к Хлодвигу, он упомянут в «Морализированных шахматах» Жана де Сессоля, в переводе Жана де Винея, сделанном для дофина Иоанна, в главе о королеве в шахматах. Там сказано, что он сделан задолго до Карла Великого и соблюдался всегда как традиция. Вмешательством чиновников из окружения короля и Парламента салический закон стал предметом национальной гордости, формой французской идентичности. Юристы Карла Мудрого превратили его в закон о наследовании короны. В кризисный период королевской схизмы, последовавшей после договора в Труа 1420 г., советники дофина Карла вытащили его вновь на свет в целях пропаганды наследственной передачи власти. Однако они не имели на руках того главного экземпляра, что хранился в аббатстве Сен-Дени, на тот момент у англичан и французов-«предателей». Тогда они принялись искать его по всему королевству, нашли, скопировали, прокомментировали и перевели, отыскали в истории прецеденты и гарантов в лице Хлодвига и Карла Великого. Датой избрали 420 г., т. е. ровно за тысячу лет до договора в Труа: такая долгая традиция должна была символизировать его неоспоримую легитимность. Авторство «галльского закона» оспаривалось: одни считали его анонимным («до всех королей»), другие относили к Фарамону, считали, что Хлодвиг записал его, а Карл Великий — автор расширенной редакции. Однако в окружении Карла VII отводили решающую роль Карлу Великому: так, в анонимном трактате «Super omnia vincit veritas», этот договор в Труа осуждается как противоречащий «всякому праву божественному, гражданскому, естественному (naturel) и каноническому, противный существующему обычаю (coustume prescripte) Франции столь долгого времени, что не запомнят обратного, чему согласен закон Карла Великого, что именуется салическим (lex salica)». Жан де Монтрей также склонялся к Карлу Великому, равно как и Жан Жувеналь дез Урсен, который знал, что тот одобрил его и добавил 33 новые статьи. Он даже хвалился, что знает, как этот экземпляр выглядит, что было очень важным свидетельством в Буржском королевстве, отрезанном от Сен-Дени: «имеется массивный том, разделенный на семь книг, и я его видел и знаю, где он находится». Так салический закон, одобренный святым Карлом Великим, защищал Францию от англичан в этот трагический для династии Валуа момент. Он, в итоге, становится законом «Фарамона, Хлодвига и Карла Великого».
Карл Великий сыграл выдающуюся роль в становлении «королевской религии», ее атрибутах, прерогативах и идеологии. Образ его оказался устремленным в будущее, стимулируя рост власти короля и его авторитета, служа победоносным оружием в руках служителей короны. Однако в эти два века мы наблюдаем стремительный рост влияния образа Карла Великого и постепенный, но неуклонный его упадок. По существу, Карл Великий так и остался легендарным персонажем, чья слава лишь добавляла блеска «королевской религии». По мере расширения границ на восток Империя становилась угрозой национально-государственным установлениям во Франции, и здесь начинают превозносить своих королей. Первым, пусть и полу-мифическим королем, считается отныне Фарамон, о котором Филипп де Коммин пишет как о первом избранном народом короле Франции, «ибо другие назывались герцогами и королями Галлии». Национальная история отныне начинается с Хлодвига, при котором французы закрепились на определенной территории и чье крещение постепенно в иконографии и пропаганде превратилось в церемонию коронации. Наконец, своим святым королем признавали только Людовика IX, чья канонизация была безупречной и не вызывала никаких сомнений, а эпоха стала символом процветания и сделалась аргументом в протестах против усиления королевской администрации, налогов, ослабления монеты.
Наглядным выражением этого упадка образа Карла Великого может служить судьба коронационных регалий и инсигний королевской власти, вначале напрямую связанных с именем «императора и короля Франции». С короной Карла Великого успешно конкурирует корона Людовика Святого: ее точно предпочли Иоанн II, Карл VII, Генрих IV. Меч Карла Великого — так называемый Joyeuse — постепенно трасформируется в руку судьи. Королевские лилии, появление которых на щите и одеянии королей Франции также относили к Карлу Великому, теперь приписывают Хлодвигу. Орифламма наверняка была утеряна либо при Креси, либо при Пуатье, а в ее чудодейственных свойствах возникли сомнения, раз она не помогает французам. Окончательный удар по ее авторитету нанесли те советники короля, кто предложил ему поднять ее в войне Бургиньонов и Арманьяков, расцениваемой ими как оскорбление величества, чем приравняли ее к войне с неверными. Это была ошибка, и Карл VII не забыл, как орифламму подняли против его сторонников, и никогда не воевал под этим знаменем. С середины XV века некоторые авторы относят появление орифламмы к Хлодвигу и даже Дагоберу, основателю аббатства Сен-Дени. Всем коронационным регалиям, как и авторитету аббатства Сен-Дени повредил период «английской Франции», когда после 1422 г. эта территория оказалась в руках англо-бургиньонов. На коронации в Реймсе 1429 г. обошлись без всех святынь, оставшихся у англичан и «оскверненных» ими. Отныне не коронационные регалии создают короля, а ровно наоборот. И аббатство из покровителя монархии превратилось в объект покровительства короны.
Однако, и это мне кажется вовсе не случайным, Карл Великий сохранил свое привилегированное место в среде тех людей, кто создавал «королевскую религию» — чиновников и советников короля. Характерный пример — использование его имени в качестве исторического аргумента в процессах, разбиравшихся в Парижском Парламенте. Хотя там упоминаются и Хлодвиг, и Филипп Август, и Людовик Святой и Филипп Красивый, но Карл Великий упоминается чаще всех остальных королей. Более того, в отличие от других королей, чья известность и авторитет географически ограничены, он известен на всей территории (например, Меровингов и Хлодвига не знают на юге Франции). Но что самое поразительное, у юристов XV века было довольно точное представление о правлении Карла Великого и его итогах: он главным образом реставратор и миротворец, положивший конец бунтам, изгнавший сарацинов из Пуату и Прованса, восстановитель храмов, покровитель наук и любитель античного наследия. Его время — это символ порядка и величия. Отдадим должное парламентским юристам XV века: их познания и мнения о Карле Великом не так уж отличаются от оценок историков и спустя пять столетий.
Источники
Коммин, Филипп де. Мемуары. М., 1986.
Christine de Pizan. Le livre des faits et bonnes moeurs du sage roy Charles V // Michaud J. et Poujoulat J. Nouvelle collection des memoires pour servir a l'histoire de France. T. 2. Paris, 1881.
«L'Honneur de la couronne de France»: Quatre libelles contre les anglais (vers 1418–vers 1429). Ed. pour SHF parN. Pons. Paris, 1990.
Jackson R. A. The «Traite du sacre» de Jean Golein // Proceeding of the American Philosophical society. 1969. T. 113. N 5. P. 305–324.
Journal de Nicolas de Baye, greffier du Parlement de Paris. 2 vols. Paris, 1885, 1888.
Journal de Jean Le Roye, connu sous le nom de Chronique scandaleuse, 1460–1483. Publ. par B. de Mandrot. 2 vols. Paris, 1894–1896.
Juvenal des Ursins, Jean. Ecrits politiques. Ed. P. S. Lewis. 2 vols. Paris, 1978–1985.
Juvenal des Ursins, Jean. Histoire de Charles VI, roi de France // Michaud J. et Poujoulat J. Nouvelle collection des memoires pour servir a l'histoire de France. T. 2. Paris, 1881.
Mezieres, Philippe de. Le Songe du viel pelerin. Ed. by G. W. Coopland. T. 1–2. Cambridge, 1969.
Songe du Vergier. Ed. M. Schnerb-Lievre. 2 vols. Paris, 1982.
Литература
Autrand F. Charles V le Sage. Paris, 1994.