Карлики-великаны
Шрифт:
Суть богослужения была проста и смертельна в своей простоте: пытающий божьей милости апологет экстремизма взбирался по приставной лестнице на стену и, при помощи обычных подтяжек низвергаясь в бетонное ущелье вниз головой, ждал откровения свыше. Если подтяжки выдерживали владельца и успевали выдернуть его обратно еще до того, как невидимое животное врежется в беззащитное перед волей божьей человеческое существо, считалось, что экстремал “сделал Дью”, то есть достиг просветления. После ритуала оставшиеся в живых сектанты пили угольную кислоту со вкусом лайма и восхваляли Дью. Примерно двое из десяти искателей бога навсегда исчезали в недрах лабиринта, тем не менее религия
В этот день экстремал из Ацетонии Донт Факми, “сделавший Дью” никак не меньше двадцати пяти раз, получил откровение еще до того, как влез на отвесную бетонную стену. Точнее, по лестнице он подняться еще успел, но едва левая рука Донта легла на шершавый, покрытый серой пылью бетон, опора под ним исчезла, и Факми полетел вниз.
По сравнению с тем, что испытал он в краткие секунды своего падения, жалкие острые ощущения прочих экстремалов не шли ни в какое сравнение – это был подлинный экстаз, момент единения с богом в самом прямом смысле слова: Факми видел бога, пока летел вверх тормашками.
Бог был молод и даже более того – походил на отрока лет двенадцати.
Да чего уж греха таить – ничего не выдавало его божественной сути.
Ничего, кроме исполинского роста. Донт успел прикинуть, что стена едва прикрывает щиколотку Дью. Немудрено, что экстремалы не заметили
Господа: он стоял по ту сторону лабиринта, и, как бы высоко сектанты не задирали головы, они бы вряд ли разглядели в смоге фигуру своего божества. Факми разглядел на Дью мокрые брюки, рубашку с расширяющимися у запястий рукавами, а также свою лестницу в его руках, и перекладины ее казались тоньше спичек.
Донт издал торжествующий вопль и треснулся об землю спиной.
Едва очнувшись на руках своих единоверцев, Факми спросил, видели ли они руку Дью, выдернувшую из-под него лестницу. Что-то в лицах сектантов не понравилось бывалому экстремалу, и он довольно быстро сообразил, что именно: ему не поверили. И чем жарче Донт пытался убедить всех, что он действительно видел бога, тем более жалостливыми становились взгляды.
Совершенно утомившись доказывать очевидные вещи, Донт и сам уже начал сомневаться, но в этот момент случилось откровение. Сначала с неба на землю упала лестница, едва не придавив самого скептически настроенного экстремала из новообращенных. Сектанты присели от неожиданности, но то, что случилось в следующую секунду, убедило бы и самого завзятого скептика: несколько плит с грохотом вылетели из стены, просвистели над головами экстремалов и унеслись в туман, а небо затмила гигантская босая ступня.
Как это ни странно, ступал бог неслышно, несмотря на колоссальные габариты. Не прошло и минуты, как Дью скрылся в смоге, оставив детей своих в полном недоумении.
Пролом в лабиринте привел всех в чувство. Реактивных зайцев сейчас ничего не сдерживало, и, хотя животные тысячелетиями вытаптывали свою тропу, никто не мог поручиться, что таинственным зайцам не придет в голову проложить новую. Кто-то крикнул в панике: “Делай
Дью”, – и экстремалы в панике разбежались.
Вскоре только гул реактивных животных оглашал окрестности. Похоже, на такой скорости они не могли заметить, что в стене отсутствует несколько пролетов. Донт Факми продолжал безумно пялиться вслед юному богу, хотя того уже и след простыл.
В это время в нагрудном кармане Донта зазвонил мобильник.
– Дело есть, – без приветствия сообщил звонивший.
Памятуя о реакции единоверцев, Факми не стал говорить, что видел бога. Он молча выслушал задание, потом назвал сумму.
– Почему так дорого?
– Потому что я – профи экстракласса.
– Но ведь в прошлый раз это стоило дешевле.
– Потому что это мое последнее задание. Я ухожу искать бога.
– Вы сговорились, что ли? – психанула трубка, и связь прервалась.
Пару дней прошатавшись в окрестностях Сахарина, выбираясь на берег только по ночам или во время особенно сильного смога, беглецы пришли к выводу, что надо в жизни что-то решать.
Так как вопрос с детским питанием уже положительно разрешился и голодная смерть юному кинконгу не грозила, мужчины озаботились глобальными проблемами. Во-первых, мальчик потерялся и его требовалось найти. То есть вернуть туда, откуда он потерялся, а там хоть трава не расти. Во-вторых, Трефаила всерьез заинтересовало открытие Ванзайца, и он жаждал экспериментального подтверждения смелой гипотезы.
В-третьих, Тургений был против.
– А я хочу на материк и не хочу на Куриллы! – категорически заявил он. – Что я там не видел? У меня морская болезнь, я давеча блевал с высоты!
– Не ты один! – огрызнулся Сууркисат. – А у бати открытие!
Подумаешь, блевал он. А я, может быть, еще больше твоего! А батя и подавно!
– Почему? – смутился астроном.
– Ну ведь ты старше нас!
Не поспоришь, логика у ребят железная.
– Но почему мы должны туда ехать? – продолжал возмущаться Тургений.
– С чего ты взял, что оно твердое? Почему тогда не падает?
Трефаил посмотрел на Хольмарка:
– Бать, ну объясни ты еще раз, для тупых.
Унд Зыпцихь вздохнул, и уже в третий раз – не без удовольствия, надо признать, – повторил историю открытия.
В течение длительного времени наблюдая за звездным небом, Хольмарк обратил внимание, что на небосводе время от времени вроде как появляется угольный налет. Конечно, можно было бы списать все на облака угольной пыли, нависающие над Архипелагом с незапамятных времен. Однако старый астроном не был бы ученым, если бы не проверил свои догадки сто сорок раз. Потом столько же раз перепроверил. На формулировку открытия, способного перевернуть мир и завоевать
Шнобелевскую премию, Хольмарку понадобилось чуть меньше тридцати секунд. Открытие века звучало гениально просто: “Небо твердое”.
Соперничать с ним по краткости мог только Альберт Однокамушкин со своим набившим оскомину “Е равно эм це квадрат”, но что это значило
– не знал, пожалуй, и сам Альберт.
Только не подумайте, пожалуйста, что Хольмарк вот так взял да и сбрендил. Пятьдесят лет в добровольной изоляции – это, конечно, на психике сказывается не самым лучшим образом, но с другой стороны – такие вот отшельники и двигают науку вперед. Он мог, конечно, пересидеть за работой и потом понять, что сил добежать до туалета у него нет и выход остается один: отлить прямо в распахнутое окно. Но такое, признайтесь, случается со всеми увлеченными натурами… По крайней мере во всем остальном Ванзайц был совершенно адекватен, и вменяемость его сомнению не подвергается. Так что твердость, то есть, если выражаться научным языком, механическая непроницаемость неба, а также его сферичность теоретически доказаны человеком на сто процентов психически здоровым и здравомыслящим. Хотя, сделав это открытие, Хольмарк почувствовал, что кто-то дал ему в руки по дамскому вееру и выдернул из-под ног табуретку – мол, лети. А лететь всегда очень трудно, особенно если не знаешь, как это делается.