Карусели над городом (журнальная версия)

Томин Юрий Геннадьевич

«Услышала ребенка! — пронеслось в голове Алексея Палыча. — Все пропало!»

Женщина заметила учителя и махнула ему рукой.

— Иди-ка сюда.

Алексей Палыч подошел. Лицо его было бледным и выглядело как лицо раскаявшегося злодея. Эта мог бы заметить каждый. Заметила это и стоявшая перед ним женщина, чему вовсе не удивилась. Она привыкла к тому, что все в школе были перед ней виноваты.

— Открой дверь.

— Зачем Ефросинья Дмитриевна? — робко спросил, Алексей Палыч.

— Открой

дверь.

— Зачем. Ефросинья Дмитриевна?

— Затем, что там у тебя мое ведро осталось. Еще с прошлого года.

Сердце Алексея Палыча, опустившееся в низ живота, начало помаленьку всплывать кверху. Конечно, и в этом случае он был виноват. Именно он занял подвал, в котором уборщица Ефросинья Дмитриевна хранила свои ведра и щетки.

— Ведра там нет, Ефросинья Дмитриевна. Вы все еще раньше забрали.

— Что же, я без ума, по-твоему?

На вопрос этот ответить определенно Алексей Палыч не решился: да и некогда было разговаривать — нужно было немедленно увести Ефросинью Дмитриевну от двери.

— У меня ключей нет.

— Принеси.

— И потом я вспомнил… Вы извините, но, кажется, ведро я…

— Загубил, — сурово оказала Ефросинья Дмитриевна.

— Вот, вот… что-то в этом роде. Но я сегодня же куплю.

— Ведро-то эмалированное было.

— Ну, конечно… обязательно… Хороший день сегодня, верно, Ефросинья Дмитриевна?

— У вас всегда все хорошо, — сказала Ефросинья Дмитриевна и медленно стала удаляться. Даже со спины она выглядела величественной и неприступной.

Между тем у себя дома Ефросинья Дмитриевна была весьма неплохой женщиной. Она ухаживала за больным мужем, помогала соседям; из своей скудной зарплаты умудрялась выкраивать деньги на переводы для сына, служившего в армии. И только в школе ей кружила голову власть, которая была велика, потому что распространялась на все школьные помещения, вплоть до кабинета директора.

Когда Ефросинья Дмитриевна удалилась, Алексей Палыч попытался что-нибудь разглядеть в подвальное окно, но ничего не увидел:

вчера перед уходом он сам аккуратно завесил окно газетой.

Из подвала не доносилось ни звука.

Алексей Палыч нащупал было в кармане ключ, но в школе послышался звонок, и Алексей Палыч торопливо пошел к главному входу.

Весь день Алексей Палыч чувствовал себя не в своей тарелке. Ученики ему попадались какие-то на редкость тупые, учителя выглядели хмуро и подозрительно. Посмотрев на перемене в окно учительской, Алексей Палыч увидел стоящий неподалеку от школы милицейский «газик», Он знал, что в доме напротив живет шофер этого «газика», но все же вид желто-синей машины наводил его на неприятные мысли.

Кроме

того, Алексей Палыч все время прислушивался. Он понимал, что невозможно услышать сквозь два потолочных перекрытия слабый младенческий крик, но все же ждал этого крика.

На последней перемене к Алексею Палычу подошел Борис Куликов.

— Его там нет, Алексей Палыч, — сказал Борис.

— Ты с ума сошел! — прошептал Алексей Палыч, сразу превращаясь в заговорщика. — Я же тебе сказал — не открывать без меня.

— А я и не открывал. Там в стекле дырочка. Я карандашом газету проткнул — его в загородке нет.

— Замок на месте?

— Все на месте.

Алексей Палыч бросился вниз по лестнице. Ученики прижимались к стенке, уступая ему дорогу. Наткнувшись на пожилую учительницу английского языка, Алексей Палыч сбил с нее очки, прежде чем она его разглядела. Впоследствии учительница долго говорила на педсовете о безобразном поведении учеников на переменах.

Не озираясь, не думая ни о какой конспирации, Алексей Палыч открыл замки и ворвался в подвал.

Мальчик лежал на своем месте.

Все еще не веря глазам, Алексей Палыч ощупал его. Не было ни ушибов, ни царапин. Мальчик был живой и выглядел весело. Правда, что-то в нем изменилось. Впопыхах Алексей Палыч не заметил, что именно. Да и не до того ему было: если вдуматься, то Алексей Палыч за эти минуты пережил и смерть и новое рождение этого мальчика.

А он, кажется, узнал Алексея Палыча. Он ткнул ему пальцем в глаз и с улыбкой произнес:

— Палыч…

— Я, миленький, я… — сказал Алексей Палыч, — Ты полежи еще чуть-чуть, я скоро приду. Я приду еще с одним мальчиком… Мы ему ушки оторвем за то, что он нас так напугал.

Наверху снова зазвенел звонок. 0н призывал Алексея Палыча на последний урок и никогда еще не звенел так отвратительно.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Продолжение с «подключением»

Когда Алексей Палыч вышел после урока во двор, там уже ребята играли в футбол.

Земля просохла достаточно, чтобы мяч не застревал в грязи, но еще не достаточно, чтобы футболисты не проваливались по уши. То есть сами по себе они не проваливались, но вид у них был такой, будто каждого из них хоть по разу закапывали в землю.

Воспользовавшись моментом, когда был забит очередной гол и у ворот собралась группа спорщиков, Алексей Палыч прошмыгнул в подвал и заперся изнутри. Никто, конечно, не обратил на него внимания. Ребята продолжали носиться по полю, выкрикивая спортивные и неспортивные слова.

Алексей Палыч подошел к загородке и обнаружил, что мальчика там нет.

Второй дырки в стекле, через которую мог бы исчезнуть мальчик, тоже не замечалось.

«Неужели он попал точно в ту же дырку? — подумал учитель. — Но зачем тогда его присылали?»