Катастрофа отменяется
Шрифт:
Он вернулся через черный ход, в сушилке переобулся, повесил мокрые башмаки на спицы. Пробираясь по коридору, мимоходом заглянул в столовую. Там было пусто.
Открыв дверь в свою комнату, остановился на пороге: так сжало сердце. Тамара сидела на его постели, поджав ноги и накрыв их полами халата. Перед нею на стуле стояла электрическая плитка, а на плитке в джезве кипятился кофе.
— Смиренная рабыня ждет прихода своего господина. — Тамара подняла на него насмешливые глаза, а потом склонила голову.
— Зачем вы так? — неловко пробормотал он, закрывая дверь.
— Потому что вы не зашли бы ко мне! — с вызовом ответила она. — Вы и любите и ревнуете одинаково неуверенно и печально.
— И вы пришли ко мне для того, чтобы сообщить об этом?
Ему стало вдруг страшно. А что, если бы не пришла…
Она легко спрыгнула с постели — кофе закипел, — взяла джезве за длинную ручку, взболтала пену и гущу, чтобы все перемешалось, разлила в чашки. Она опять чувствовала себя хозяйкой в этой холостяцкой комнате, и уже никакой жалобы не было в ее голосе, только радость и еще, может быть, женская властность.
Она сняла плитку со стула, опять забралась с ногами на постель и протянула к нему руки:
— И ты все равно хочешь оттолкнуть меня?
— Н-нет…
Глава девятая
1
Утром его разбудил Галанин, принес ночные радиограммы.
Уразов поздравлял коллектив с праздником и просил передать капитану Малышеву, когда тот появится, что за ним будет выслан вертолет.
Значит, Малышев появится. И конечно, не ко времени. Как всегда не ко времени появляются все обманутые…
Он подошел к окну, отдернул штору. Не оборачиваясь, сказал:
— Передайте, Малышев уже появился.
На горящем от зари озере, у северного мыса, чернела точка. И без бинокля было видно — это амфибия Малышева.
Чердынцев оделся по-праздничному, вышел в коридор и постучал в соседнюю дверь. Тамара бодро ответила:
— Войдите, я уже встала. Можете поздравить меня с праздником. — Она распахнула дверь перед ним, всмотрелась: — А вы по утрам всегда выглядите вестником беды! Надо заниматься гимнастикой!
— Поздравляю, — сказал он. — У вас действительно праздничное настроение. — И тускло добавил: — А к вам гость!
Подошел, как и у себя, к окну и отдернул штору. Амфибия была не более чем в двухстах метрах.
— О, господи, — она стояла за его плечом. — Зачем же так многозначительно? Ведь изменить уже ничего нельзя…
— Пойду встречать, — Чердынцев вздохнул. — Вам лучше не выходить. Если он захочет повидать вас, зайдет сюда.
— Почему же? Я обещала Салиму помочь с праздничным завтраком.
Чердынцев накинул куртку и пошел на причал.
Амфибия подходила медленно. Слишком медленно, как будто Малышеву больше всего хотелось уйти прочь от этого причала. Лицо у него было утомленное, — видно, он за все это время ни разу не выспался. Но, увидев на причале Чердынцева, он улыбнулся и точным движением подогнал машину к берегу. Чердынцев взял чалку и привязал ее к вбитой в лед пешне.
— Здравствуйте, капитан! — сказал он и протянул руку, чтобы помочь ему выйти.
— Где Тома? — спросил Малышев, и Чердынцев понял: все ради нее. И бессонные ночи, и это раннее путешествие по холодному озеру, и сжигающее беспокойство.
— Тамара Константиновна на кухне, помогает готовить завтрак. Да, я еще не поздравил вас с праздником…
— Спасибо. Вас так же!
— За вами скоро пришлют вертолет, но я надеюсь, что вы успеете позавтракать. Вызывает Уразов.
— Вот как? А у меня забарахлила рация, понтонеры разбили батарею…
— Ничего, я уже сообщил, что вы подходите к станции…
На пороге гостя встречали все помощники Чердынцева, а в коридоре — и Тамара. Чердынцев с какой-то внезапной болью увидел, как холодно она пожала руку капитана. Его «мальчики» были добрее: они сразу окружили капитана, повели раздеваться.
Свободный стул для Тамары, скрывшейся снова на кухне, оставили рядом со стулом Малышева. Чердынцев невольно усмехнулся: его «мальчики», кажется, решили доставить максимум удовольствия капитану.
Малышев рассказывал о взрыве, спрашивал, не было ли сильных толчков на леднике, вел себя дружески, но Чердынцев все время чувствовал в нем скрытое недоверие. Еще за столом он сказал:
— Я приехал за тобой, Тома…
Она промолчала, словно не расслышала, и он заговорил о чем-то другом. Иногда он взглядывал то на одного гляциолога, то на другого, и Чердынцев замечал в его глазах и злость и грусть. «Боится, — подумал он, — что Тамара откажется лететь с ним, и пытается решить для себя, кто и чем привязал ее здесь…» Но Тамара держалась с привычным радушием, спокойно.
Внезапно послышался тонкий и прерывистый шум мотора. К станции шел вертолет.
Все вскочили из-за стола, пошли одеваться. Малышев и Тамара оказались лицом к лицу.
— Почему же ты не одеваешься?
— Я пока останусь здесь.
— Что это значит, Тома? — в голосе его была мука.
— Ты же знаешь, что я всегда поступаю по-своему. Сейчас я не могу ехать с тобой.
— Что тебя держит?
— Допустим, работа.
— Но ведь твое место — там! — он протянул руку к окну, за которым виднелся гребень обвала.