Катерина
Шрифт:
Сегодня на улице было пасмурно, небо заволокло темно-серыми тучами, деревья угрюмо нависали голыми ветвями над крышами домов, в воздухе повис столь любимый запах дыма из печных труб. Катя как уже повелось, накормила дядю обедом, убрала со стола, навела чистоту в доме и, коль родственник лег отдохнуть на часок другой, пошла, собираться на прогулку. Приехала ярмарка сезонная, а с ней и балаган, где циркачи намеревались дать представление.
Катя достала из шкафа платье, какое ей отец подарил на шестнадцатый день рождения. Помнится, поехали они в Архангельск, там посетили ателье. Девушка сама лично выбрала ткань – шерстяной батист савоярского
Но прежде надо было подумать о прическе, она собрала волосы, заколола шпильками на затылке. От природы волосы у Кати вились, потому завивка ей не требовалась, что экономило время и силы, тогда как другие девицы тратили часы на то, чтобы сначала накрутить папильотки, затем дождаться эффекту, а потом их снять.
Вот и очередь платья подошла. Катя нарядилась, голову покрыла аккуратной шляпкой с цветком в тон платья, а уж перед выходом на улицу накинула сверху коричневое пальто. Когда она так одевалась, отец всегда называл ее маленькой барыней.
Стеша с Николаем тоже собрались. Молодежь встретилась у Катиных ворот и устремилась на ярмарку.
Базарная площадь кишмя кишела людьми самых разных сословий, были тут и купцы, и ремесленники, и музыканты, даже чиновники с семьями из самого Архангельска приехали, всем хотелось на представление поглазеть. Коля купил девушкам по пирогу с повидлом, после троица направилась к балагану, а то потом народ как повалит, не протиснуться будет.
Катя уже было зашла в шатер, вдруг до ее плеча кто-то дотронулся, она тут же развернулась. Напротив граф стоял. Но уже через секунду толпа оттеснила их, вышло так, что Стеша с женихом внутрь прошли, а Катя снова на улице оказалась, как и граф:
– Добрый день, сударыня, – приподнял цилиндр мужчина. – Тоже пришли на акробатов из Азии полюбоваться?
А девушка стояла с надкушенным пирогом в руках и боялась что-либо ответить. Этот человек пугал ее, стоило ему хоть слово произнести, как внутри все леденело.
– Вы меня преследуете? – кое-как выдавила.
– Что, прошу прощения? – вскинул брови от удивления. – Преследую? И как же? Подкараулил на ярмарке, где все село собралось, чтобы развеяться?
– Да, верно, – растерянно улыбнулась Катя. – Прошу извинить, граф за сию бестактность.
– Почему вы меня боитесь? – Блэр стоял около толстого троса, что одним из многих держал шатер, ветер трепал парусиновую ткань.
– Сама не знаю, – она смотрела ему в глаза. В такие темные, глубокие и холодные.
В свою очередь граф засмотрелся ее карими очами с медовым оттенком, наслаждался ими. Кажется, это единственное, что его привлекало в девушке. Но спустя минуту он отвлекся от глаз и обратил внимание на губы:
– Вы испачкались повидлом, – произнес со снисходительной улыбкой, после чего хотел было достать из нагрудного кармана носовой платок, но Катя опередила и облизала губы, что заставило Блэра скривиться. – Зачем? Зачем вы это сделали?
– Что сделала?
– Ничего.
Катя совсем его не понимала. Зачем он говорит с ней, когда видно, что презирает.
– Я лучше пойду, – на душе стало скверно, девушка и так устала от равнодушия со стороны новоиспеченного дядюшки, не хватало еще этого напыщенного индюка с неясными желаниями и порывами.
– У вас очень красивые глаза, – будто не услышал ее.
– Благодарю, ваша Милость. От матушки достались.
– Я бы смотрел в них вечно, – улыбка сошла с его лица, взгляд потяжелел, отчего граф стал еще суровее.
– Хорошего дня, – Катя произвела книксен и поспешила в шатер.
А граф тяжело выдохнул, огляделся. Народ бродил меж телег с товарами, молодежь гужевалась около лотка с медовухой, ребятня носилась стайками. Жители Кольского отличались каким-то особым характером, помещики здесь не кичились своим положением, а крестьяне без надобности не пресмыкались, дети так вообще различий не понимали. Только для англичанина сия странность казалась скорее недостатком, чем достоинством, ибо становилось сложно понять, где человек благородных кровей, а где простолюдин. Катерина хоть и была дочкой уважаемого в селе помещика, но мещанское воспитание лишило ее какой-либо самости. Да, ее нрав и некие умственные способности вселяли надежду, однако…
Блэр колебался каждый день, слал проклятья ведуньям здешних лесов, боролся со своими потаенными желаниями, пытался усмирить их, как делал это столетиями, да только прошлое настигло его, острыми когтями вцепилось в душу. Когда Элвин смотрел в глаза этой жалкой плебейки, испытывал, и блаженство, и ужас. И если ведунья смогла бы стать той, что жила в его памяти, Катерина же нет, девушка навсегда останется собой.
В имение возвращался долго, намеренно попросил извозчика не торопить лошадей. Хотелось поразмышлять под цокот копыт и треск камней под колесами.
Добрую половину ночи он пролежал в кровати, рассматривая лепнину на потолке. Думал, взвешивал все за и против, то соглашался со своим решением, то отвергал его. А после двенадцати за окном разыгралась непогода – ветер поднялся, дождь из мороси перерос в косой ливень. Вода стучала по крыше и в стекла, молния сверкала, озаряя белым светом графские покои. Столь приятные звуки баюкали сознанье, Блэр и не заметил, как провалился в сон, но скоро из безмятежной тишины и темноты тот перерос в очередной кошмар. Раскаты грома в реальности обратились топотом конницы во сне, всполохи молнии – пожаром, а завывание ветра – пронзительными криками. Среди десятков голосов Элвин узнал один, женский крик вырвал его из состояния шока, он вскочил с песка, пропитанного кровью, побежал на крик, на ходу пронзил мечом одного солдата, потом второго. А когда добрался до дома, глазам явилась ужасающая картина. Несколько солдат некогда его соратников насиловали женщину, били ее и снова насиловали.
Он ринулся на выручку несчастной, но не успел, один из солдат его заметил, тогда же вытащил меч из ножен и одним верным движением вонзил в сердце женщине. Взгляд той застыл на лице Блэра и последняя слеза скатилась по ее щеке. Взгляд… Взгляд карих глаз с медовым оттенком. И снова вспышка молнии за окном сменила образ сновиденья. Теперь Элвин смотрел в глаза Катерины.
Граф проснулся, когда еще солнце не взошло, встал с кровати, подошел к окну, распахнул створы, а спустя мгновенье оказался на подоконнике, откуда и спрыгнул вниз. Босые ступни касались холодной влажной земли, с деревьев летели капли дождевой воды, предрассветная дымка укрыла собою обширные угодья. Кошмарное сновидение не заставило сердце биться чаще, боль покинула сознанье сразу после пробуждения, однако сон все ж возымел эффект – Блэр принял решение.