Катон
Шрифт:
– Прошу вас, квириты! Умоляю вас, люди!
– кричал Катон и хватал за уздечки коней, чтобы силой задержать беглецов.
– Я уже сказал вам все, что можно было сказать, я привел вам все доводы, какие только существуют, и теперь я просто прошу вас!
Всадники продолжали удаляться, волоча за собою не отпускавшего их Катона, как некогда парфяне - обезглавленного Красса.
– Я не вернусь в город без вас!
– продолжал взывать Марк.
– Вам придется затоптать меня, чтобы уйти отсюда, забить копытами своих скакунов. То-то Цезарь порадуется...
Внезапно количество отчаянья и мольбы, излитое Катоном на головы солдат, породило в их душах
– Только на один день, - повторил Катон, - я все устрою как надо, никто не погибнет, только слушайтесь меня. А в благодарность я дам вам серебра. Наша казна скудна, но, что есть, будет ваше.
Последний довод совсем облагородил всадников, и они согласились при-нять на себя труды и опасности ради спасения соотечественников.
Катон привел их в город и расставил у ворот, на башнях и в других ключевых точках укреплений.
Пунийцы, с уходом Катона вновь возжаждавшие расправы, увидев его с мощной охраной, сникли. Но Цезарь неумолимо приближался к Утике, и предаваться унынию было накладно. Поэтому они заперлись в самом мрачном из всех мрачных пунийских храмов и в результате интенсивного мозгового штурма нашли, как им казалось, красивое решение задачи. К Катону немедленно был послан гонец с приглашением на очередное совещание, причем его просили придти одного, без охраны и сенаторов.
Последнее уточнение обеспокоило именно тех, кого оно упоминало, но не затрагивало. Сенаторы обступили Марка и, наперебой клянясь ему в самых добрых чувствах, просили его проявить благоразумие и не идти в западню коварных пунийцев.
– Подумай о нас, если тебе не жаль себя, - умоляли они.
– Именно о вас я и думаю, - отвечал Катон.
– Если бы ты думал о нас, Марк, ты не рисковал бы собою без крайней необходимости. Ты ведь понимаешь, что станется с нами в случае твоей гибели?
– Я не погибну, пока не перестану быть вам нужен, - слегка улыбнувшись, заверил Катон.
– Ты будешь нужен нам всегда!
– в один голос воскликнули сенаторы.
– Наше "всегда" скоро кончится, а потому следует поторопиться и сделать все, что еще можно сделать, - сказал Марк и так решительно двинулся к выходу, что никто более не посмел его удерживать.
Посмотрев вслед Катону, некоторые сенаторы прослезились потому, что впервые подумали не о себе, а об этом человеке, который, как им теперь окончательно стало ясно, давно определил свою судьбу, однако с невиданным упорством продолжал нести груз забот о других людях. И на миг им самим захотелось превратиться в Катонов, чтобы спасти всю свою цивилизацию.
А в это время в другом конце города пунийские римляне сокрушенно сознавались:
– Мы не Катоны, прости нас, Порций, мы более не можем бороться против всего Средиземноморья. Мы хотим послать к Цезарю гонца с просьбой о помиловании.
– Ну и поделом вам, - спокойно ответил на это Катон, озадачив пунийцев.
– Но мы выставим Цезарю одно условие, - поспешили добавить они, - мы потребуем, чтобы он гарантировал жизнь тебе, Порций, и будем добиваться этого с присущими нам упорством и настойчивостью, в которых ты имел возможность убедиться. Если же он откажется простить тебя, то и мы не сдадимся ему, а будем сражаться до последнего дыхания и сестерция.
– Вот и отлично, что вы наконец-то определились и прямо заявили о своем решении, - сказал Катон.
– Поскорее отправляйте гонца к Цезарю. Только ведите с ним речь о собственном спасении. За меня просить не надо, ведь просят побежденные и молят о пощаде виноватые, а за мною и правда, и победа. Я одолел Цезаря тем оружием, которое избрал сам и которое долговечнее его легионов, я победил его Честностью и Справедливостью. Сегодня Цезарь изобличен в своих давних кознях против Отечества, каковые прежде упорно скрывал. То, что он мнит успехом, на самом деле станет его пораженьем, ибо, увидев, кто он есть, люди отвернутся от него. Каждой нынешней победой он лишь усугубляет свое поражение и приближает час возмездия.
– Да-да, - с готовностью согласились пунийцы, - конечно же, ты, Катон, настоящий победитель! Ты несгибаемый и безупречный, ты - оправдание нашего гнусного века перед потомками. В истории ты перетянешь сотню Цезарей, только... позволь нам послать гонца...
Катон усмехнулся и поймал себя на мысли, что ему излишне часто прихо-дится несерьезно реагировать на события этого самого серьезного в его жизни дня.
Пунийцев поведение римлянина изрядно напугало. Несколько сотен всад-ников, занявших ключевые посты города, придавали мимике Катона гораздо большую выразительность, чем самый яркий талант самому популярному актеру. Боясь прогневить Катона, пунийцы снова приняли заискивающий вид и, пропев ему несколько масленых дифирамбов для смягчения ситуации, с максимально жалким видом оправдались:
– Цезарь - нехороший человек, и он побежден твоим благородством, Порций, но от него зависит судьба наших состояний и наши жизни...
– Однако признайте, что и от меня кое-что зависит, - подавляя брезгли-вость, перешел Марк на понятный собеседникам язык.
– О да, Порций, ты волен распоряжаться нашей жизнью...
– И состоянием, - выразительно уточнил Катон.
– О да!
– испуганно вскрикнули почтенные хозяева богатого города Утики.
– Но ведь ты милосерден, Порций, ты не разоришь нас? Этим ты испортил бы свое имя для истории, ты уподобился бы Цезарю, грабящему и врагов, и друзей!
– Мое имя не для ваших уст!
– зло, с несвойственной ему резкостью пере-бил уязвленный Катон.
– Потому что мое имя не ярлык, а суть! Лучше вернемся к делу. А по делу, вы сейчас находитесь в моей власти. Я могу лишить вас всего, но, как вы верно заметили, я отличаюсь от героя вашего времени, а потому предлагаю договориться по-хорошему.
При словах "лишить всего" глаза пунийцев вспыхнули неукротимой воинственностью, и они подумали, что Катон тоже может оказаться в их власти и стать предметом торга сначала со всадниками, а потом и с Цезарем. Однако то была бы рискованная игра, поскольку этот странный человек, принимающий за чистую монету греческие фантазии, мог покончить с собою, как учат философы, и спутать их карты. Поэтому, услышав предложение договориться по-хорошему, в переводе на их язык означавшее утрату части богатств в уплату за гарантированное сохранение жизни и собственности, пунийцы предпочли этот, более надежный вариант. "Хуже нет, чем связываться с неделовым человеком, отягченным грузом морали и совести", - подумали они при этом.
– Мое предложение таково, - продолжал Катон, не ведая, сколь низко оценили его деловые качества контрагенты.
– Я позволю вам отправить гонца к Цезарю, а вы поможете мне организовать эвакуацию из Утики всех сенаторов, всех патриотов, всех граждан, стремящихся к свободе. Причем ваша заинтересованность в успехе этого предприятия должна быть не меньше моей, поскольку я не открою ворота Утики Цезарю, если здесь останется хотя бы один из моих друзей, которому его вторжение будет нести угрозу.