Катон
Шрифт:
Пунийцы молчали, поскольку любой вопрос понимали только в цифровом выражении.
– Вы поддержите меня своим авторитетом у горожан и судовладельцев, а также деньгами в минимально-необходимом количестве, - пояснил Марк и добавил.
– Я не возьму с вас больше, чем нужно, можете положиться на честность Катона.
Понятие "Честность Катона" к тому времени обрело такую силу, что в кругах деловой публики могло расцениваться как твердоконвертируемая валюта, имеющая свободное хождение по всему Средиземноморью, и это решило дело. После уточнения технических деталей по организации взаимодействия договор был заключен.
Катон с гудящей от долгого пустозвонства головой пошел к своим друзьям-сенаторам. По дороге его встретил дежурный офицер и сообщил, что Цезарь стремительно приближается к Утике, будучи
– воскликнул Катон.
– Он еще думает встретить здесь мужчин!"
Придя к своим сенаторам, он посоветовал им немедленно собираться в путь.
– К сожалению, ничего иного, кроме как покинуть эту землю, нам не остается, - объяснил Марк, - я вычерпал все возможности этого города, можете мне поверить, но безуспешно.
Затем он отдал распоряжение закрыть все городские ворота, кроме тех, которые вели к морю, и хотел отправиться в порт руководить погрузкой судов, однако ему пришлось задержаться, чтобы выслушать еще одного гонца.
Известному республиканскому флотоводцу Марку Октавию удалось сформировать два легиона из остатков армии Метелла; видимо, солдаты сошлись к нему в надежде на бегство из негостеприимной Африки. Но, вместо того чтобы взять их в море, Октавий сам высадился на берег, рассчитывая обменять репутацию неплохого адмирала на славу великого генерала. Увидев вокруг себя множество шатров, скрывающих под своею кожей перепуганных беглецов, он возомнил себя императором и в этом образе отписал Катону послание с предложением объединить усилия в борьбе с Цезарем, а в качестве первой, самой неотложной меры требовал обсудить условия раздела власти.
Катон прочитал письмо, сенаторам и, потрясая им с саркастической гримасой, изрек: "Можно ли удивляться, что дело наше погибло, если властолюбие не оставляет нас даже на самом краю бездны!" Ничего более не прибавив, он велел послу оставить Утику.
– А ответ?
– недоуменно спросил центурион.
– Какой тебе еще нужен ответ?
– возмутились сенаторы на ближней скамье и указали на негодующий зал.
После этого Катон несколько часов провел в порту, занимаясь всем сразу. Он распределял суда и снабжал отбывающих продовольствием и деньгами, поддерживал порядок среди тех, кто отправлялся в вынужденное путешествие, и утешал остававшихся. Однако ему вновь пришлось прерваться.
Оказалось, что всадники, отвыкшие подолгу обитать на одном месте, да еще бездействовать в многолюдном богатом городе, начали грабить население с тем, чтобы нагрузиться добычей и бежать прочь. Узнав об этом, Катон бросился в город. Долго искать нарушителей порядка не пришлось: истошные вопли и женский визг безошибочно указали дорогу. Прибыв к жерлу вулкана, извергавшего страсти дурных эмоций, Марк преградил путь группе всадников, уже закончивших свое дело и повернувших коней в направлении ворот.
Не ведая искусственных языков, животные лучше людей слышат голоса самой природы и безошибочно ориентируются в мире живого по флюидам чувств. Кони встали перед Катоном, как перед стеной, отказавшись повиноваться понуканиям своих хозяев. Они поняли, что в этом человеке больше воли, чем во всех остальных вместе взятых, и уступили силе. Обнаружив, что даже животные знают, кто такой Катон, всадники смутились, и их агрессивный запал угас. Пользуясь замешательством грабителей, Марк стал срывать с них тюки с добычей. Многие из них осознали унизительность этой сцены и сами бросили награбленное. Тогда Катон велел всем построиться. Таким простым действием он пробудил во всадниках солдатскую дисциплину и окончательно смирил их гонор.
"Сколько еще раз мне надо будет напоминать вам, что вы люди?
– жестко вопросил он.
– Что с вами случилось, почему, обретаясь среди пунийцев, вы перестали быть римлянами? Может быть, Цезарь у Тапса вытряс из вас совесть? Вряд ли, такой товар ему не нужен. Значит, вы сами потеряли ее, вы забыли, кем вы являетесь. Так неужели к каждому из вас нужно приставить по Катону, чтобы постоянно держать в узде? Или мне привезти сюда из Италии ваших матерей, жен и детей, чтобы они посмотрели, как воюют их любимые, уважаемые сыновья, мужья и отцы, как они защищают честь и свободу своих близких с перекинутыми через седло пунийками и с тюками хлама за спиною? Некогда римское войско, разбивая лагерь у яблони со спелыми плодами, наутро продолжало поход, не повредив ни одной ветви, не сорвав ни одного яблока, и именно поэтому в те времена наше государство росло и богатело. А теперь всякий зарится на то, что ему не принадлежит, будь то деньги, скарб или власть, каждый грабит и ворует, а в результате беднеют все. Есть простонародная мудрость: "Если бы каждый, кто взял что-либо чужое, вернул это на место, то хватило бы всем". Когда-то всем нам хватало нашего государства, а потом кто-то смекнул, что коли идет повсеместное присвоение чужого, то можно приватизировать и государство, взять Рим вместе с его гражданами, славой и богами в частное владение. Вот потому-то мы теперь и воюем, мы все теряем свое из-за того, что кто-то возжелал чужого. Вас привели сюда защищать Республику, а вы не только не сумели этого сделать, но еще и вредите ей, умножая порок. Каждый ваш дурной поступок - услуга и помощь Цезарю. Но я не позволю вам быть врагами Риму, врагами самим себе, а потому поворачивайте коней и следуйте за мною, чтобы вразумить тех, кто подобно вам впал в безумие!"
Энергичными действиями Катон водворил порядок в городе, а затем при-гласил жителей на главную площадь. Боясь прогневить римлян в критический момент, пунийцы добросовестно выполнили приказание коменданта и собрались в большом количестве. Катон поднялся на ораторское возвышение и начал речь. Он говорил по-гречески, на языке, который был распространен в Утике, как и в других портовых городах Средиземноморья, однако местный чиновник переводил его речь еще и на финикийский язык.
"Граждане Утики, - говорил Катон, - мы с вами вместе прожили несколько месяцев. Судьба свела нас в трудный час. Тогда вы необдуманным поведением накликали на себя недовольство наших вождей. Но я поручился за вас и не жалею об этом. Совместными усилиями мы превратили Утику в неприступную твердыню. И если я многого требовал от вас, если вам было тяжело, то и достигнутый результат значителен. Я надеюсь, что созданные нами укрепления еще послужат вам на пользу в наступающий неспокойный век и заставят считаться с вами не одного неприятеля. В том, что военная кампания была проиграна, нет нашей вины. Мы выполнили свою часть дела, и я благодарен вам за это, потому хочу проститься с вами по-доброму.
Раньше вам поневоле приходилось выполнять мои указания, но теперь ваш совет решил принять сторону Цезаря, и я слагаю с себя полномочия".
Катон сделал паузу, лелея слабую надежду, что народное собрание проявит патриотизм и отменит пораженческое постановление совета, но толпа безмолвствовала, и последний огонек в его душе потух, погрузив ее в непроницаемую тьму.
"Однако, - продолжал он, - напоследок прошу вас выслушать и исполнить мои напутствия уже добровольно. Впрочем, и те, и другие, как я полагаю, вам на пользу.
Сейчас настал переломный момент в истории, и этот перелом сломал сотни тысяч жизней. Но, какие бы бедствия ни обрушивались на мир, люди гибнут, а человечество живет. Сколь ни разрушительна бывает война, сколь ни заразна чума, а всегда кто-нибудь да уцелеет. Вот я и хочу сказать вам: жизнь должна продолжаться. Зло не бывает вечным, оно торжествует только пока остаются плоды добродетели, которыми оно питается. Зло существует лишь отрицанием, и его окончательная победа означает гибель для него же самого. Вот почему и Цезарь обречет себя на смерть, когда выиграет свое последнее сражение. Так же и нынешняя катастрофа лишь повернет человечество вспять, но не уничтожит его. Для кого-то жизнь теперь выродилась в недопустимое унижение, кто-то не может и не хочет пятиться назад, но другие должны остаться. Для нас, римлян, привыкших полной грудью вдыхать вольный воздух форума, невозможно дышать прелым смрадом Цезаревых выделений под его царским плащом. Мы, римляне, обречены на вымиранье независимо от того, решится ли все разом или мы будем умирать долго и мучительно. Но вас, граждане Утики, переворот затрагивает меньше. Ваша жизнь, как я надеюсь, не претерпит разрушительных перемен, а значит, вам не следует унывать. Вам нужно пережить несколько тревожных дней и потом все пойдет прежним чередом. Вот относительно поведения в эти несколько дней я и хочу дать вам совет.