Кавказская слава
Шрифт:
Пересек комнату в два-три широких шага, заглянул за перегородку, где собирались любители «прокинуть по маленькой». Спросил, не видал ли кто графа Бранского? Пехотный капитан в расстегнутом мундире положил колоду, вынул изо рта трубку и объяснил учтиво, что граф в этой комнате редкий гость, предпочитая другое общество, а главное, совершенно иные ставки.
— Впрочем, вы можете его найти, ваше сиятельство… — И он назвал несколько адресов, уже известных Мадатову.
Валериан покинул бильярдную, снова пересек залу, миновал конторку, за которой трудился, переворачивая листы книги, один из многих хозяйских помощников. Тот даже не углядев, а только еще почувствовав приближение генерала, скатился с высокого табурета, выпрямился, склонил голову и застыл на те несколько секунд, что Мадатов мог его видеть.
Софья Александровна ждала его в номере, что они сняли несколько дней назад, только появившись в Тифлисе. Ермолов предлагал им остановиться в его дворце, и Валериан было заколебался, не решаясь отказать прямо. Софья, почувствовав неуверенность мужа, поддержала его, заявив, что ей самой было бы, наверно, удобней поселиться в гостинице, где она могла бы свободнее располагать своим временем, не ищущая необходимости договариваться лишний раз. Ермолов, дослушал ее, усмехнулся и поворотился к Мадатову:
— Умна твоя жена. Ничего не скажешь, умна, — повторил он с видимым удовольствием. — Оттого я холостым и останусь.
Когда Валериан открыл дверь, Софья повернулась к нему от окна, разом захлопнув книгу.
— Только вообрази, его нет нигде!
Мадатов отстегнул саблю; бросил ее на тахту, подошел к жене, поцеловал в щеку, шумно вдохнул теплый запах волос и опустился на стул по соседству:
— Объехал с утра весь город. Не нашел ни в духанах, ни в гостиницах. Даже картежники говорят, что не видели уже второй день. В канцелярии у Рыхлевского сказали, что отозван по службе. Когда же вернется, никто не знает.
— Мы можем и подождать, — заметила Софья ровным голосом.
Мадатов быстро взглянул на нее, но тут же опустил взгляд, опасаясь совсем утонуть в слишком хорошо знакомых ему серых глазах.
— Спасибо, что ты так меня понимаешь. Я могу ждать неделю, месяц, год. Алексей Петрович только не может. Завтра уезжаем из города.
— Вдвоем?
— До Гянджи вдвоем. Дальше ты поднимешься в Шушу, а я соберу свой отряд и пойду через горы к Каспию.
— Снова война?
— Почему снова? — удивился Валериан. — Разве здесь когда-нибудь она прекращалась?
— Хорошо. Тогда я сейчас скажу Даше и Василию, чтобы они собирались в дорогу.
— Скажи, скажи. А я сейчас отдохну и поеду к Ермолову.
Валериан поднялся и прошел в соседнюю комнату, где растянулся на тахте, сняв одни сапоги и распустив воротник мундира.
— Странные люди женщины, — пробурчал он уже в полудреме. — Одни хватают за руки, только потянешь саблю из ножен. Другие спокойны, словно сами уже десятки раз выходили к барьеру.
Оставшись одна, Софья Александровна достала заложенную между страниц книги записку и перечитала:
«Не волнуйтесь. В ближайшее время они не встретятся. Счастья и спокойствия вам обоим». И подпись — несколько ровных букв, срывающихся вдруг в конце на лихой росчерк…
Часть четвертая
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Валериан придержал коня, подождал, пока штабс-капитан договорится со стражей дворца. Плечистые молодцы в цветастых одеждах кричали, сжимали рукояти сабель, заткнутые за пояса. Переводчик, еврей, захваченный в соседней деревне, кланялся то вправо, то влево, быстро передавая спорящим точку зрения другой стороны. Наконец, Корытину надоело, он махнул рукой, и первый взвод двинулся к нему мерным шагом, перехватывая на ходу ружья на руку. Этот довод оказался наиболее убедительным. Створки ворот медленно распахнулись, и генерал-майор князь Мадатов, военно-окружной начальник ханств Карабахского, Шекинского, Шемахинского въехал в крепость текинского хана.
По дорожкам, засыпанным мелким песком, он доехал до лестницы и там спешился. Корытин уже повел солдат вверх по ступенькам. Валериан пошел следом, поддерживая саблю, чтобы ножны не бились о камень. За его спиной поручик Носков кричал высоким голосом, расставляя четвертый и пятый взводы охранять вход.
Через портик они вышли в широкий квадратный двор, усаженный деревьями; ветки клонились к земле под тяжестью огромных плодов. Валериан не смог сопротивляться искушению, сорвал на ходу поманившее его яблоко, откусил, хрупнув, почти треть и принялся перетирать сочную мякоть челюстями.
Среди стволов он заметил несколько женщин, бесформенных и беззвучных. Тела их скрывались под свисавшими до земли покрывалами, тихие голоса терялись в листве.
Корытин, отмахивая левой, свободной рукой — в правой он держал шпагу, уверенно вел полуроту к террасе, примыкавшей с дальней стороны к двору-саду. Они поднялись к бассейну, шумевшему сразу тремя фонтанами, и подошли к дворцу. Два этажа полированного камня уходили в обе стороны от центрального входа. Два стражника, такие же мощные, как те, что встретили у ворот, выступили было вперед, но штабс-капитан, не замедляя шага, раздвинул их одним небрежным движением и прошел внутрь.
Передние солдаты чуть задержались, задние заспешили, и Валериан увидел, что охвачен кольцом гренадеров. Кольцом нешироким, но очень надежным. Он хотел было спросить Корытина — к чему такие предосторожности, но решил за лучшее промолчать. У него было свое дело, у командира роты свое.
По узкой и темной лестнице поднялись в высокий покой, светлый, нарядный. Сначала Мадатову показалось, что он оказался в беседке, заросшей ползучей розой, но тут же разглядел, что и цветы, и листья искусно прорисованы на материи, обтянувшей все стены.
Шекинец в плотном халате и высокой шапке шагнул навстречу, быстро проговорил четыре короткие фразы.
— Его величество Измаил-хан сейчас занят и просит высокого гостя подождать, пока он… — дрожащим голосом начал было объяснять переводчик.
Но высокого гостя не интересовало, чем мог быть сейчас занят правитель Шекинского ханства. Еще менее он собирался стоять перед запертыми дверями. Он кивнул, Корытин рявкнул, и четыре приклада разом ударили в створки.
В комнате Валериан тут же прошел к дивану и сел, расставив широко ноги, утвердив саблю между колен. Солдаты разбежались по периметру и стали, взяв ружья к ноге. Сам Корытин, все также с обнаженною шпагой, вышел за двери где остались другие два взвода. Переводчик, скрестив ноги, уселся у ног Мадатова.