Кавказский пленник XXI века
Шрифт:
Так что же оставалось? Этого я пока еще не знал. Но твердо верил в одно — в то, что безвыходных положений не бывает и выход какой-то обязательно найдется. Хотя и хотелось, чтобы он нашелся как можно быстрее, пока я связывал выход только со своим обращением напрямую в спецназ ГРУ. Пусть даже в отряд другой бригады, но спецназ ГРУ, как нам говорили командиры, своих никогда не предает, и, я был уверен, мне обязательно помогут, и мне, и тем, кто со мной. Вера эта была слепая, не знаю, насколько обоснованная, и, может быть, я выдавал желаемое за действительное, но другого пути я пока не видел…
— Ты чего пинаешься, дядь Вась?
— Не храпи.
— А ты мне наливал?
— Я не про то.
— А я про то. Что я выпил, то выпил. И бутылка в запасе осталась, командирской милостью. А больше я ни грамма.
— Я тебе говорю, я не про то. Я говорю — не храпи.
— Что ж я храпеть буду, если я трезв, яко младенец.
— Младенцы
— За Москву ручаться не буду, но в Махачкале твой, Ананас, храп слышно. Это точно, — сказал я, подходя к ним. — Правда, на соседнем холме он слышится звериным рыком. Пусть менты пугаются. Хотя и пугать их уже некогда. Дядя Вася, это вам, — протянул бывшему полковнику переговорное устройство. Не забыл и то, что просил Ананас. Он даже встал, ожидая подношения. Но зажигалку я отдавать не стал. — Чтобы пока не курил. Курить будешь только тогда, когда я посчитаю это безопасным. А сейчас уходим. Чтобы никто не заблудился и не потерялся, предлагаю каждому посматривать в затылок идущему впереди и не отставать.
Я говорил коротко и ясно. Присутствие рядом полицейского спецназа никого не вдохновляло на какие-то собственные необдуманные действия, и потому, как только я двинулся вперед, все мои бомжи дружно направились за мной. Первым пошел дядя Вася, за ним Ананас, замыкающим старик Василий. Но я почему-то был уверен, что уже вскоре замыкающим станет именно Ананас, физически самый крепкий, может быть, даже самый сильный, но не самый выносливый.
Идти ночью по этим холмам оказалось не так сложно, как думалось раньше. Это не по каменным россыпям пробираться, где сложнее, чем пройти, просто не споткнуться и не оступиться. Примерно через сорок минут, после того как мы покинули ложбинку между холмами, выкатилась луна, не достигшая еще полнолуния, но изо всех сил стремящаяся к этому. Она была желтая и мутная, с многослойным нимбом, тем не менее, дорогу нам освещала неплохо. Плохо было то, что она и нас высвечивала и не было тени, в которую можно было бы спрятаться. Конечно, мы рассчитывали, что больше никого среди этих холмов не встретим, но полной уверенности пока не было. Дядя Вася время от времени включал переговорное устройство, и из разговоров мы смогли уяснить, что полицейский спецназ действует тремя отрядами. С одним из отрядов мы недавно встретились, хотя и не задержались рядом даже для того, чтобы разделить с бойцами скорбь от незапланированной потери. Как мы узнали из подслушанных разговоров, один из бойцов выкопал себе окоп для наблюдения за тропой под камнем, камень обрушился и раздавил бойца.
Приятно было, что хотя бы эту смерть не вешают на нашу группу. Но на нас уже столько, наверное, понавешали, что при попадании в лапы ментов ничего хорошего ждать не придется.
Нас караулили на тропе и одновременно рассчитывали утром загнать на эту тропу движением двух групп с двух сторон. Хорошо, что я не поленился и сходил за переговорным устройством. И хорошо, что менты не сообразили поискать казенную принадлежность под телом. Не найдя «переговорку», они могли бы что-то заподозрить. Наверное, утром хватятся, но вполне имеют право посчитать, что кто-то из товарищей прихватил инструмент связи себе вместе с трубкой сотовой связи и сигаретами. Догадаться, что кто-то подкрался и умышленно столкнул камень на постового, будет сложно. И уж совсем невозможно доказать, что это сделал кто-то из нас.
Эта мысль давала мне облегчение, и я шел вперед достаточно быстро, только иногда, когда почва под ногами попадалась неровная, нога снова слегка подворачивалась, и я чувствовал неприятную острую боль. Острую, но терпимую. Она приходила и так же быстро уходила, стоило сделать несколько шагов, напрягая стопу. Я даже не хромал, и моей травмы со стороны никто не заметил, по крайней мере, никто ничего мне не сказал.
Я оглянулся и остановился только через час пути, чтобы проверить степень усталости каждого. Ананас к этому времени уже прочно занял позицию замыкающего и даже рискнул отстать от старика Василия на добрый десяток шагов. Но я его в этой темноте видел, значит, и он видел Василия. Дистанция еще позволяла не потеряться, и увеличиться ей Ананас не даст. Он тоже с головой дружит, несмотря на уже выпитое, и понимает, что одному здесь не просто не выжить, одному здесь даже не выйти. А он, скорее всего, и не знает, куда следует идти. Впрочем, этого не знает никто из нас. Но на месте оставаться нельзя. Нужно передвигаться, чтобы не стать мишенью для бойцов полицейского спецназа.
— Ананас, если что, крикни негромко, мы притормозим.
— Нормально все. Иду же… Я пока не устал, только ноги ватные. Это скоро пройдет, разгуляюсь…
Изначально я предполагал сделать привал через час пути. Но, посмотрев на своих спутников и убедившись, что они еще держатся нормально и не выказывают категоричного желания развалиться на земле, решил увеличить переход до полуторачасового и снова вернулся на место ведущего, чтобы дядя Вася не завел нас невесть куда. Он недавно сам жаловался, что с ориентацией у него стало плохо, и на передовые позиции не рвался, сам понимая свое место. Ориентация человека — это явление высших сил. Одним Господь дал, другим — нет. Здесь винить в неумении никого нельзя, как нельзя винить человека в высоком или, наоборот, в невысоком росте. Новое переговорное устройство дядя Вася из рук не выпускал, хотя звук сделал минимальным, чтобы не привлечь внимания кого-то со стороны, и время от времени прослушивал разговоры внутри отряда полицейского спецназа.
Спецназ устроился на ночлег. Не умеют они ночью работать. На мой взгляд — налицо вопиющий непрофессионализм, причем утвержденный на государственном уровне. Ночная работа — самая продуктивная. Однако ночью велика возможность получения потерь, поэтому полицейский спецназ предпочитает в светлое время суток на свои глаза надеяться. Для нас же этот непрофессионализм ментов был, словно материнское молоко для младенца. Он нас подкармливал и давал силы, давал надежду выбраться из заколдованного круга преследования. Главное было в том, чтобы оторваться подальше и создать в отрыве задел. Правда, и шли мы не в том направлении, где легче спрятаться. Спрятаться легче всего в горах, среди каменных скал, где всегда можно найти расщелину или грот, в котором тебя ни один вертолет не найдет. Не случайно бандиты предпочитают именно горы, а не холмы. Еще лучше, если эти горы будут лесистыми. Но о лесистых горах мечтать было нереально, они начинаются только на границе Дагестана с Чечней, а туда нам добираться дальше, чем до Махачкалы. Но и простые горы нас устроили бы. Однако пришлось идти в противоположную сторону, к морю, по открытой местности. У меня в голове созревал план, согласно которому нам следовало найти какое-то надежное убежище и отлежаться там хотя бы пару суток. Именно поэтому я согласился на ограбление магазина. Голодными пару суток сидеть — в этом тоже мало приятного. Отсидевшись где-то в укромном месте, мы успокоили бы преследование, а потом уже передвигались бы более свободно. Но такое место нам пока не подворачивалось.
Еще меня слегка донимали сомнения. Правильно ли мы сделали, что двинулись сразу на север? Может быть, следовало пойти резко на юг, в сторону более близкого Дербента, или за запад, до большого села Кубачи, которое, по сути своей, является небольшим городом, хотя и носит название села. И там и там можно было найти русских людей, которые смогли бы посочувствовать и спрятать нас. Но это все были чисто умозрительные соображения. Если уж пошли, значит, следует туда и идти. Честно говоря, в сторону Махачкалы меня повело то, что там, под столицей республики, базируется несколько отрядов спецназа ГРУ. Не постоянно дислоцированные подразделения, а откомандированные в республику на несколько месяцев отдельные отряды, порой собранные из бойцов разных бригад. Я не видел другой для себя защиты, кроме своего рода войск, и потому стремился туда. А мои бомжи просто пошли за мной. Одному мне пройти было бы гораздо легче, но, если уж взял их, значит, взял на себя и ответственность за них, потому что сами они не приспособлены к боевой обстановке. Может быть, они имеют больший опыт выживания в городских условиях, где все опасности сводятся к дракам между собой и к способности убежать от полиции. Здесь все совсем иначе. Там никто не будет стрелять в бомжа, даже если его не могут догнать. Здесь будут сначала стрелять, а потом уже разбираться, в того ли стреляли. Где идут боевые действия, человеческая жизнь обычно стоит мало. А здесь боевые действия идут кругом, и люди привыкли уже к низкой стоимости человеческой жизни.
Я вытащил трубку и посмотрел на время, сверяя действительность со своими ощущениями. Мы шли уже полтора часа, а место, в котором оказались, показалось мне удобным для привала хотя бы тем, что здесь можно было полежать на траве, которой чуть выше по склону уже не найти. И потому я дал команду:
— Пришли. Привал. Дядя Вася, послушайте, что там про нас говорят?
Бывший полковник Карамзин включил переговорное устройство. Эфир ответил только традиционным треском. Полицейский спецназ благополучно спал. И никто не катил на них тяжелые камни. Мне было просто интересно, они ночью караулят тропу или нет?..
Однако нам было не до сна. Так, впрочем, я думал, но мои спутники сомневались.
— Они спят, а мы что, мыши, что ли, чтобы ночами шастать? И так уже сколько на ногах… — посетовал Ананас. — Отоспимся, а потом с новыми силами двинем.
— Честно скажу, я тоже ноги едва передвигаю, — поддержал его дядя Вася. — Без хорошего отдыха мы просто-напросто загнемся.
— Мне кажется, лучше воспользоваться моментом и создать запас времени и расстояния, — возразил я, понимая в глубине души, что бомжам трудно со мной здоровьем тягаться, я тренированный, непропитый и непрокуренный. И характер у меня другой.