Каюр
Шрифт:
02 БОЛОТО
Я выехал в четвертом часу, рассчитывая прибыть на место за полчаса до ребят. Город кончился, за мостом начиналось раздолье, а вдоль раздолья дорога легла. На пятьдесят пятом километре я свернул на проселочную.
Ночью немного - на пробу - выпало снега. Он клочками еще лежал в колее: со времени снегопада никто в ту сторону не проезжал. Было тихо. Вороний поскок по снегу выглядел, словно шифр заговорщика. Или некая некропись, запечатлевшая то, что только готовилось произойти.
Путь в глубину болота начинался дамбой, выполненной из песка и шлака. На ней за камышами я
Когда-то здесь велись торфоразработки. Дамба разделяла два разных ареала. Если справа все поросло камышом, за которым вода поблескивала, то слева было менее топко, сосны росли, во мху меж стволов и стеблей торчали гнилые сваи.
Чем дальше вглубь, тем насыпь становилась уже, а растительность по обе стороны принимала однообразный вид с преобладанием камыша и чахлых осин.
Сучья потрескивали. Справа по ходу что-то попискивало. Где-то вверху дятел стучал. Словно руки кикимор торчали сухие сучья, понизу поросшие мхом. Камыш становился гуще и подступал плотней.
Дамбу сменила гать из сгнивших бревен, перешедшая в свою очередь в узенькую тропу, по обе стороны от которой, скрытая камышом, разверзалась топь. Тропа подрагивала под ногами, единственным основанием для нее служили переплетения корневищ да метровый слой дерна, а под ним была та же топь. Я двигался как по ковру, настеленному поверх воды. Что за жизнь таилась под ним в темной воде - без тепла, света? На миг мне сделалось жутко, даже озноб по коже прошел.
И не успели мурашки сойти, как тут же справа я обнаружил движение. Я пригляделся: параллельно тропе, шурша камышами, припадая на ногу и шлепая, словно ластами, по воде, ковылял леший. Он то пропадал, растворяясь в воздухе, то появлялся вновь и особо не настаивал на своей подлинности.
По устоявшемуся обычаю первым должен был заговорить Нарушитель. Однако он всё шлепал своими ластами, пыхтел, откашливался, но молчал. А когда я окликнул его, он вдруг взмахнул руками-лапами и мгновенно ушел под воду, так ничего и не сказал, однако само его появление в такой ситуации служило предостережением.
В самом центре урочища было озеро, подпитываемое ключами, из него вытекал ручей и несколько километров спустя становился речкой, мост через которую я миновал час назад. Тропинка кончалось мостками, нависшими над озерцом, край которых опирался на сваи. Справа перильца были сломаны, ошкуренные жерди обросли плесенью. Эти мостки были более позднего происхождения, нежели гать - для комфортной утиной охоты. Кстати меж свай плавал резиновый селезень, оставшийся, вероятно, с сентября.
Озеро обступали осины, ивы, стояла, как в серебряной чаше, вода, испятнанная опавшей листвой - пейзаж, любезный поэтам и меланхоликам. Будь я не так стар, мудр, то возможно бы и увидал, как снуют над водой тёмные тени, бродят призраки юных дев, закончивших здесь одно из своих существований.
Тут водились окуни, утки. Осень угнала дичь на юг, но рыба, вероятно, осталась.
Над водой торчали черные заострённые бревна и двускатная крыша, словно опущенные крылья птицы. Всё это щедро поросло мхом. На крыше бродячим менестрелем расселся ворон, безмятежная птичка Божья. Он негромко прокаркал, увидев меня. Говорили, что под домом раньше был островок, да растаял.
Чей-то вопль, испорченный расстояньем (а может, и временем) прервал мои медитации. А скорее, это ребятки увидели мою машину и проявили восторг. Я повернул назад.
Над камышом, там, где я оставил машину, вился дымок, едва различимый в воздухе, тронутом сумерками. Потом до меня донесся запах дыма, голоса и собачий лай. Как бы мои клиенты болото не подожгли. Я ускорил шаг.
Ребятки были на месте, попинывали шины моего автомобиля и о чем-то судачили. Мне навстречу выбежал пес, тявкнул разок и вернулся к костру. Присутствие собаки меня удивило. Словно они не умирать собрались, а пса прогулять вышли.
– Собак и другую собственность придется оставить здесь, - сказал я.
– Увязалась за нами, только мы из автобуса вышли, - объяснил Алик.
– Собака охотничья и пока ничья, Йориком звать, наверно тоже ищейка.
Пес почесался.
– И что мне делать с этой ищейкой вшей?
– спросил я.
Пес, не переставая себя чесать, оскорблено осклабился.
– Будет нам проводником в стране мертвых, - сказал Алик и отвернулся к костру.
– Чтоб ты сдохла, зима, - проворчал он, ёжась и подставляя огню бока.
Зима еще не родилась, однако одет он был явно не по сезону, в какой-то полотняный костюмчик цвета и покроя сафари. Словно в Африку собрался, на ловлю львов. Был, правда, под курточкой тоненький свитерок, на ногах старые, едва ли не кирзовые сапоги, каких я уже полвека не видел. Лесик оделся поосновательней.
– Вы прямо с королевской обязательностью: точь-в-точь, - недовольно сказал он, словно я ему помешал мою машину пинать.
Часы показывали ровно пять.
Я оттер его от машины и открыл багажник. Вынул два револьвера.
– Пользоваться умеете?
– А как же, опробовал все системы. Как шутят у нас в шутере: Смит-энд-Вессон, Браун-унд-Браунинг, Сволочь-и-Скот, - быстро сказал Алик.
Лесик только сглотнул слюну, как будто ему не терпелось всеми ими воспользоваться.
– Делаем так. Пройдем по тропе до озера, ознакомимся с местностью. Вам - по револьверу и по фонарю в руки, - я отдал им фонари. Лепажа стволы роковые, как шутят в другом шутере, пока придержал.
– Один останется у конца тропы, другой вернется со мной к началу. По моему сигналу - я нажму на клаксон - начинаете двигаться навстречу друг другу. Где сойдетесь, там и стреляйтесь.