Казачий дух
Шрифт:
— А где он, ваш супруг, госпожа Свендгрен, и почему он не с вами? — снова раздались возмущенные возгласы.
— С какой стати вы оказались в этом замке одна, да еще в наряде французской королевы Марии Медичи, известной всем своим легким поведением и строптивым характером?
— И под маской на половину вашего лица!
— Вы пожелали, чтобы вас никто не узнал?
Ингрид переступила с ноги на ногу, но ответила с достоинством:
— Да, я хотела остаться неузнанной, потому что преследовала благородные цели.
— Какие цели, госпожа Свендгрен? Что за чушь несет эта негодница!
Молодая женщина вскинула голову еще выше и сделала шаг вперед:
— Скоро вы обо всем узнаете, — пообещала она. — Скажу больше, наряд этот одолжил мне тоже Виленс, потому что я приехала сюда в обыкновенном платье для путешествий.
— Вот как! — из толпы гостей раздался обидный смех. — Ее здесь успели и одеть, и обуть…
Ингрид не обратила внимания на издевательства, она снова обрела душевный покой:
— Но если все повернулось подобным образом, то пришла пора раскрыть перед вами карты. Дело в том, что отец Виленса Карлсона оказался разбойником с большой дороги, — она ткнула пальцем в господина, стоявшего за ее спиной, который сразу переменился в лице. Замешательство старшего Карлсона лишь подогрело молодую женщину и она продолжила. — Во времена своей службы во Франции, он выкрал у французского дворянина Месмезона раритеты государственного значения, а сын покрывал его в совершенном преступлении все эти годы.
— Это какой-то бред, — смех среди присутствующих усилился. — К этой женщине нужно срочно вызвать врача.
— Где доказательства, мадам вранье?
— Вы сами присутствовали при том разбое, госпожа Свендгрен?
Но Ингрид уже заметила, как вслед за отцом побледнел при упоминании о раритетах и его сын. Минуту назад упивавшийся победой, он вдруг сжался и затравленно заозирался вокруг. Родственники тоже пришли в замешательство, видно было, что они пожалели о поступке Виленса, оставившего эту женщину в замке и давшего бал в ее честь. Кавалерийский офицер между тем словно выискивал того, кто мог бы подтвердить ее слова. Молодая женщина поняла, что ответный удар достиг цели, она бросила взгляд на мужа с остальными своими единомышленниками и, получив от них согласие, вскинула руку, призывая высокородное общество к тишине:
— Вы хотите доказательств, господа? — звонко вопросила она. — Сейчас вы их увидите, они уже здесь, осталось только внести их сюда и показать всем.
В зале наступила тишина, гости переглядывались друг с другом, ожидая оглушительной сенсации весьма редкой после наступления в их государстве паритета во всем — что с драчливыми соседями и что между политическими партиями с внутренними их склоками. Но Виленс не собирался впадать в прострацию, он продолжал рыскать злобными глазами вокруг, одновременно хватаясь рукой то за эфес шпаги, то за рукоятку пистолета. Он вдруг осознал, что бывшая невеста обвела его вокруг пальца как мальчика, способного лишь на мелкие подлости. Тяжелый взгляд его все чаще стал задерживаться на драгоценностях, которые он подарил ей перед балом. Он начал понимать, что любовь имеет право быть только взаимной, иначе вторая ее половина распрямится и ужалит змеей в самый неподходящий момент. В груди у него разрастался клубок ярости от того, что он не сумел разглядеть за внешней благосклонностью к нему Ингрид целенаправленных действий расчетливого врага. Он вспомнил, что отец не раз предупреждал о коварстве женщины и наказывал никогда не изливать перед ними своих чувств. Кажется, старший из Карлсонов, сумевший достичь в государственной карьере больших высот, оказался бессильным в деле воспитания собственного сына
И в этот момент Виленс наконец-то заметил в проеме двери своего соперника и врага. Но было уже поздно, молодая женщина сказала несколько слов по русски и Захарка в сопровождении двоих мужчин направился к середине зала. Один из незнакомцев на ходу разворачивал вместительный кошель из выделанной кожи, вид у него был решительным, не обещающим ничего хорошего. Такими же выглядели его товарищи, которые встали по обеим сторонам Ингрид, держа оружие наготове. Захарка придвинулся поближе к кавалерийскому офицеру, не спуская с него жесткого взгляда.
— Виленс, не давай этим людям говорить! — прошипел за спиной сына его отец. Сестра Мэйми тоже с ненавистью уставилась на сообщников, она почувствовала, что из-за них может навсегда расстаться с любимыми своими сокровищами. Пылающим взглядом она окидывала и брата, совершившего опрометчивый поступок. А старший из Карлсонов продолжал нашептывать. — Сейчас может произойти тот самый случай, когда мы потеряем все.
Виленс покатал по скулам тугие желваки и промолчал. Скорее всего он надеялся на то, что доказать ничего не удастся, ведь сокровища были спрятаны в надежном месте, а ключи лежали в кармане его кителя. Да и времени с момента ограбления отцом какого-то француза прошло около тридцати лет, никаких следов не должно было остаться. Между тем тот, у кого в руках был кошель, развернулся лицом к собравшимся и заговорил на французском языке, втором среди знати в Королевстве Шведском после родного. Он начал с пропажи из музея Лувр уникальных раритетов, с разбойничьего нападения на месье Месмезона, у которого они оказались по счастливому стечению обстоятельств. Француз не стал скрывать, что если бы этого случая не оказалось, то судьба раритетов могла быть иной. И когда дошел до места, в котором появился новый герой рассказа в лице старшего из Карлсонов, обстановка в зале накалилась до предела.
— В течении тридцати последних лет два старинных рода рыцарей Огня и Меча, к одному из которых принадлежит ваш покорный слуга, не оставляли надежду найти сокровища и вернуть их народу Франции, — с пафосом сказал Буало де Ростиньяк. — Только недавно мы, опять же по чистой случайности, узнали, где они могут находиться. Мы все, кто стоит сейчас перед высоким шведским обществом, приехали сюда, чтобы убедиться в своих догадках. И вот результат.
Француз развернул кошель и достал из него массивную золотую цепь с таким-же медальоном, украшенным бриллиантами с другими драгоценными камнями, откликнувшимися снопами искр на нестойкое пламя свечей. Зрелище, как и сама история, оказались не для слабонервных, кто-то вскрикнул, кто-то издал долгий стон. Некоторые придвинулись вплотную, чтобы рассмотреть получше таинственные раритеты, о которых каждый слышал достаточно легенд. Виленс открыл свой рот и уставился оловянным взглядом на цепочку, все складки на его лице будто окаменели. Это оцепенение продолжалось так долго, что Захарка решился поддеть его подбородок дулом пистолета, заставив откачнуться назад. Кавалерийский офицер машинально сунул руку в карман, пошарил там, и снова превратился в гипсовую статую, изредка хлопающую голыми веками. А Буало вытащил из кошеля еще несколько изделий филигранной работы в сочетании с изумительной красотой, цены которым не было:
— Все эти сокровища являются достоянием французского народа и наши семьи поклялись отыскать их во чтобы то ни стало. Мы выполнили семейную клятву, — он посмотрел на Ингрид и добавил. — Заявляю со всей ответственностью, что госпожа Ингрид Свендгрен ни в чем не виновата, она с самого начала была вместе с нами и помогала нам добраться до раритетов.
Огромным залом окончательно завладела тишина, кто-то из музыкантов зацепил струну, издавшую жалобный звук. И этот сигнал прозвучал словно апофеозом к трагическому спектаклю. Гости не находили в себе сил, чтобы задать какие-то вопросы или покинуть этот дом, в одно мгновение превратившийся из жилища достойных людей в рассадник зла. Буало сложил раритеты обратно в кошель и обернулся к Захарке:
— Нам пора уходить. По прибытии в Париж я потребую, чтобы против герцогов Карлсон на международном уровне возбудили уголовное дело, — негромко сказал он. — Остальное пусть остается на совести хозяев этого замка.
— Я ушла бы отсюда немедленно, но мне нужно переодеться, месье Буало. Не поеду же я домой в наряде королевы Марии Медичи, к тому же, подаренном накануне вот этим подонком, — отозвалась Ингрид, с презрением указав на бывшего друга своего детства. — А вдруг и на мне сияют бриллианты, украденные его отцом у французов.