КАЗАЧЬЯ ДОЛЯ. Первый чеченский след
Шрифт:
Мы рванули с места. Кони были прекрасными, понимали каждое малейшее движение ездока, легко перелетали через препятствия. Выйдя на прямую, мы достали копья и метнули их. Копье Богдана угодило прямо в цель, разбив при этом горшок, а мое слегка затронуло горшок, но все же сбило его с палки. На полном ходу мы налетели на казаков, наши кони грудью ударили их коней, да так, что две лошади вместе с наездниками упали на землю. Не давая казакам опомниться, мы налетели на них. Работая двумя руками, поразили четверых солдат, остальные, окружив нас, все-таки победили, но их осталось всего пятеро. В фехтовании они оказались сильнее нас, но
–Ну, казаки, порадовали старика, давно не видел такого боя.
И вдруг серьезно спросил:
–Чей план?
–Мой, – ответил Богдан.
–Дважды молодец, как фамилия?
– Кузьмин.
– Я смотрю, вы работаете двумя руками. Кто научил?
–Дядя.
–Молодцы, нечего сказать. Ступайте форму получать. А что у тебя с плечом?– обратился он уже ко мне.
В горячке боя я не заметил, что у меня всё плечо в крови.
–Да, ерунда, царапина.
–Быстро в лазарет.
Я искал в толпе ту незнакомку, но не увидел и, повинуясь приказу, пошел в лазарет. Там мне сделали перевязку и отпустили в казарму. На выходе меня ждал Богдан.
–Ну, что, кум, подлатали тебя немного?
–Да вот, угораздило, но ничего, мы им тоже хорошо поддали.
– Сколько человек взяли в казаки?
– Восемнадцать самых лучших.
Мы обнялись и пошли спать.
Утром разбудил Павлов:
– Ну что, солдаты, сегодня будем учиться стрелять. После завтрака жду всех в ущелье.
Идя туда, мы все думали, что за специальный метод обучения у него. Подойдя ближе, мы увидели небольшое ущелье, вернее, начало ущелья, потом оно уходило далеко в горы, где открывался прекраснейший пейзаж. Здесь еще под ногами рассыпался песок, но дальше в горы уходила дорога из одних камней. Метрах в двадцати у скалы стояли мишени, на позиции нас ждал Павлов.
–Солдаты, слушать меня внимательно, говорю один раз, а проверять буду часто.
Он взял в руки винтовку:
– Ну вот, знакомьтесь, это на ближайшие двадцать пять лет ваш самый лучший друг, и я вам помогу познакомиться с ним поближе.
На телеге лежали сумки, полные патронов. Андрей Ильич приказал взять сумки, положить их рядом с собой.
–Для стрельбы лежа – марш! Заряжай! Приклад к плечу крепче прижимай, пли!
Раздался выстрел. Павлов просмотрел все мишени.
–Все мимо, – объявил он, – теперь слушай мою команду. Взяли по патрону и бегом к мишени. Ткните в нее пулей, а чтоб вы опять не промазали, возьмите с собой сумку с патронами.
Я поднял сумку. В ней было больше пуда, пулю взял в другую руку, приготовился.
–К мишеням бегом марш.
Мы подбежали к мишеням, ткнули в нее пулей, побежали назад. Из сумки торчали острые края пуль, на плечо ее было больно положить, приходилось тащить в руках, и она очень больно била по ногам.
– Издевается, гад, – прошептал Богдан.
Мы вернулись на исходную позицию. Павлов спросил:
–Ну что, попали?
–Скотина, – прошептал Богдан.
–Для стрельбы лежа – марш!
Мы легли.
– Заряжай, пли!
Я хорошенько прицелился и выстрелил, сразу же заметил, как моя мишень покачнулась, значит – попал. Павлов просмотрел все мишени. На этот раз не попали восемь человек, Богдан в том числе. Не попавшие в мишень опять взяли патрон, сумку и побежали к мишеням и обратно. Третий залп попал только я один. Все побежали, а я так и остался стоять, и отчего-то мне стало так неудобно перед своими товарищами. Я стою, а они бегают. И они как-то искоса посматривали на меня. Следующий выстрел я попал опять, но чтобы не выделяться, я молча поднял сумку с патронами и приготовился к бегу.
–Абрамов, ты попал? – спросил Павлов в ожидании ответа.
–Хочу посмотреть, может показалось.
–К мишеням бегом марш!
Мы побежали. Богдан был вне себя, он проклинал нашего офицера на чем свет стоит. Так продолжалось, пока мы не упали совсем без сил, но стрелять так и не научились. К вечеру мы еле-еле дошли до казармы. После ужина к нам вошел дежурный и крикнул:
–Кузьмин, к штабс-капитану!
Вернулся он оттуда совсем бешеным, таким я его давно не видел. Богдан встал у дверей в казарму, громко сказал:
–Ну, браты, говори, кто меня Попову сдал.
Я спросил:
–Что случилось?
–Да вот, какая-то сволочь Попову настучала, что я его сегодня на стрельбище ругал всякими словами.
– Это что ж, браты, у нас крыса завелась, да? – спросил я.
Богдан отодвинул меня своей ручищей:
–Не лезь, когда я говорю. Крыса! Лучше выходи, все одно узнаю, потом порву на куски.
Солдаты загудели, что теперь и говорить нельзя, все будет известно Павлову. Во попали!
Богдан стоял посреди казармы и продолжал:
–Что, крыса, спряталась? Все равно вычислю и порву.
Он повернулся и пошел к своей кровати. «Его от злости вот-вот разорвет»,– подумал я. И чтобы как-то успокоить его, сказал:
–Слышь, друг, говорят, после присяги нас теперь в аул будут выпускать, пойдешь со мной? Мне надо найти ту девушку.
–Николай, меня завтра будут плетьми сечь.
Я вскочил, как ужаленный, и закричал:
–За что?
– Да понимаешь, стоит эта плесень передо мной, орет, что я его на стрельбище поносил, кулаками машет. Ну я ему спокойно так говорю: «Ваше благородие, вы кулаками-то не машите, а то я боюсь – не стерплю». Ну, Коль, я же ему честно сказал, а он почему-то обиделся, заорал, что завтра на плацу высечет. Я ему также спокойно: «Вашбродь, война, – говорю, – скоро, стрелять там все будут». Тут вообще что началось, позвал казаков на меня, я так и стоял спокойный такой, а он всё орал и орал. Меня казаки вывели, привели сюда, сказали, что я под арестом и выходить никуда не должен. Я встал, подошел к выходу, там стоял казак. «Вот блин, попал куманек, характер дюже прямой у него», – подумал я. Утром об экзекуции знал весь полк. На двух столбах висели веревки для рук. Нашу роту построили ближе всех, чтобы виднее было. Богдану привязали руки, два палача приготовили плети. Ждали только полковника. Он появился и издали узнал лихого наездника. Подойдя ближе, спросил у Богдана:
– Что ж, ты, казак лихой, офицера обругал, а?
– Виноват, ваше благородие, побоев не смог стерпеть, обругал малость.
– Каких побоев?
У полковника загорелись глаза, он смотрел прямо на Богдана.
–Каких побоев, говори? – повторил полковник.
–Ваше благородие, сил нет терпеть побои, меня никто никогда в лицо не бил.
Павлов стоял рядом, конечно же, все слышал. На нем лица не было. Я видел, что он боится, но Павлов молчал, боялся влезть в разговор. Полковник повернулся к нам: