Казаки
Шрифт:
Гетман роптал, что после усмирения Пушкаря его приверженцы нашли покровительство у Ромодановского.
, <<Барабаш, — говорил Выговский, — именует себя гетманом, при живом гетмане, окольничий Ромоданавский величает себя великим князем, а боярин Ш ереметев погубил безвинно много православных душ и пожег христианские церкви. Боярин Василий Борисович меня' зазывал к себе, чтоб погубить; это я знал, и не поехал к нему, а послал на разговор брата своего Данила и в предостережение дал ему несколько цолков, именно для того, чтоб боярин не учинил какого-нибудь зла. Так и сталось. Боярин нежданно напал ратью; и Данила, и многих козаков, и мещан побили. Глуп мой Данило, не умел отделать их! Зато я пошлю на боярина войско, и со всеми его людьми прахом выкину из Киева!»
<<Как же, — говорил дьяк, — ты, гетман, это говоришь, не боясь страшного владыки херувимского? Своими устами читал ты присягу на Евангелии и целовал крест быть до смерти верным царскому величеству и никакого лиха не замышлять, а теперь поджидаешь татар, идешь на помазанника и своего благодетеля, который вас денежною казною наделял так щедро, что не можно и вместить, и воинству своему повелевал кровь свою проливать за вас! Блюдитесь же, чтоб вам не навести на себя за преступления праведного Божия наказания;! Вот то, что мне прилучилось слышать о Киеве, это — пример, что Бог свыше зрит на неправду и мстит за нее!»
«Мы от руки его царского величества не отступили, — сказал гетман, — а воеводы его, Ромоданавский да Шереметев, много нам зла наделали: и права наши поломали, и церкви Божии пожгли, иноков и инокинь, и христианския души невинно погубили! Мы за то будем им мстить и управляться с ними, пока нас самих станет. Как и при королях польских мы за свои права стояли, так и теперь будем стоять!»
Дьяк заметил: «Это не дело подданных — управляться между собою самим, воздвигать междоусобную брань и проливать кровь. Василий Борисович. Шереметев и князь Григорий Григорьевич Ромоданавский — люди честные и великородные; не годится их так бесчестити, а если б что от них и было, то можно послать бить челом государю нашему. и ожидать его указа; а того и помыслить страшно, чтоб, собравшись с врагами креста Христова, нападать на людей его царского величества и воздавать злом за добро, на радость латиищикам и бусурманам! А лучше вам, вспомня свое обещание пред Евангелием, отстать от злых дел и неправд, распустить войска свои и отпустить татар, вперед с ними не ссылаться и не чинить соединения».
«Этого и в мысли нашей нет, — сказал гетман, — чтоб, не управясь с неприятелем, да разойтись по домам и татар отпустить; не токмо татар и турок, и ляхов сюда притянем!»
«Так если вы задор учините, — сказал дьяк, — то его царское величество пошлет на вас многия свои пешие и конные силы, и будет разоренье самим от себя!»
«Мы писали уже к его царскому величеству, а государь не показал нам своей милости, — не изволил прислать нам бунтовщиков, и окольничему Ромоданавскому за его неправды никакого указа не дал; так мы, посоветовавшись с старшиною, идем на бунтовщиков и на тех, кто стоит за них!»
«Князь Ромоданавский отправил уже Барабаша в Киев, чтоб отдать его на войсковой суд».
«Барабаш уже в моих руках!>> — сказал Выговский.
–
«Зрадлива Москва, — сказал черкасский полковник Джулай, — дала Левшину наказную память, чтоб Барабаша везли с великим береженьем: это значит, чтоб мы его не отбили, да не взяли!»
«Не годилось бы вам делать такие грубости и Барабаша отбивать: и без боя отдали бы его тебе; а написано в наказе: везти с береженьем — не от вас, а от таких своевольников, как сам Барабаш. Вы жалуетесь что воеводы ваших бунтовщиков укрывают, а нежинский полковник зачем это держит у себя- вора, у которого за воровство уши порезаны? Он-то его на всякое дурно подводит. Вам бы прислать его к его царскому величеству, да и вперед не принимать таких в оров>>.
<<С чего это взяли? — сказал Гуляницкий: — у меня такого московского беглого человека нет. и не бывало!»
Еще принялся дьяк истощать свое красноречие, убеждая оставить неприязненные действия. Но гетман повторил то же, что прежде говорил.
<<Не враги мы царскому величеству; а боярам, которые нас от царской милости отлучают, будем мстить! Довольно. В другой день потолкуем, а мы пока со старшиной посоветуемся».
Тем и кончилось это интересное свидание. На- другой день, 3 сентября, пришел к дьяку Немирич и сказал:
«Гетмана известили, что Шереметев послал своих москалей жечь и разорять города и местечки: в Борисполе всех людей побили; прямо на Переяслав отправил воевода полковника Корсака; мучат православных христиан разными муками. Пошли к нему, чтоб он перестал так поступать».
«Я не смею, — сказал дьяк, — писать к нему: он боярин и воевода и наместник белозерский, человек честный;-за это мне быть у его 'царского величества в опале».
Затем дьяк начал просить отпуска.
«Правду скажу: и я, и многие из нас не чинили бы этого, да гетман страшит нас смертью и муками; да и все казаки в Запорожском Войске видят, что гетман великое разоренье делает: видят, да терпят, — боятся татарской сабли>>.
4 сентября царского посла пригласили в шатер к Неми-ричу. Там сидел гетман и несколько полковников. За день перед тем привезли в обозе скованного Барабаша. По известиям, сообщенным перед тем тайно послу от одного козака, Барабаш под пыткою сказал, чтО он- гетманом назывался по своей охоте, а вовсе не по наущению Ромо-дановского, и ему никаких грамот не присылано от царя. Но теперь гетман послу сказал так:
«Открылось нам вот что: как мы с войском и с крымскими татарами пошли на бунтовщиков и злочинцев наших, то царское величество, услыша об этом, приказал бунтовщика Барабаша послать в Киев — будто бы отдавать его в Войско Запорожское на войсковые права, а на самом деле для того, чтоб гетман приехал в Киев, и тут бы Шереметев гетмана схватил. Барабаш так говорит: можешь его спросить. Да еще видно немилосердие к нам царского величества: перебежчики из московского войска говорили нам, что сами слушали царскую грамоту, прислаиную к Ромода-иовскому, — велено чинить промысел над гетманом и старшиною: всех переловить и побить».
«Как это вы Бога не боитесь! .. выдумываете такую неправду на его царское величество, когда великий государь прислал меня – к в ам с своею милостью? Яшка Барабаш го -ворит воровски, затевает с досады, чем бы гетмана от милости государевой отлучить; и простой человек рассудит: какое уж добро говорить вору и изменнику, на смерть осужденному! Незачем, мне видеть Барабаша: с таким вором мне и говорить не годится».
После того Немирич пригласил посла к гетману на обед. „
Когда обедали, Барабаш стоял у полы шатра, прикованный к пушке. .
«Что делается в Белгороде? — спрашивал его Выговский, пируя с гостьми: — много ли ратных людей в Белгороде?»
«Богато людей», отвечал Барабаш.
«Это Барабаш на ссору наговаривает, — заметил дьяк: — в Белгороде. людей немного».
Гетман пил чашу государеву. Пили гости. Барабаш стоял на поругание перед гостьми в злополучном виде.
5 сентября опять позвали дьяка к гетману:
«Говоришь ты, гетман, — сказал дьяк, — что царского величества воевода Ромодановский и ратные люди, будучи в Запорожском Войске, козакам и крестьянам учинили обиды и насильства, и разорение, а мне случилось видеть твой лист к Богдану Матвеевичу Хитрово: ты просил его бить челом государю, чтоб его царское величество приказал Ро-модановскому с ратными людьми выступить из черкасских городов только потому; что своевольство у вас укрепилось и утруждать войска нечего. Там. ты не писал о насильствах и разореньях, а теперь говоришь мимо истинной правды, будто тебе делаются от них насильства и обиды! Всклады-вать напраслину и затевать неправду от Бога грех и qt людей стыдно!»