Казаки
Шрифт:
Польское войско было тогда под начальством коронного гетмана Станислава Потоцкого и польного гетмана Любо-мирского, прославившего себя в шведскую войну. Одна часть с коронным гетманом стояла близ Тарнополя, другая с Любомирским находилась еще в Пруссии. Но когда пришло известие, что дело с Москвою опять клонится к войне,
. Любомирекий прибыл к королю, перед ним и перед сенаторами требовал уплаты жалованья, и в трогательных выражениях описывал труды и нужды войска. • Король и сенаторы положили написать к сборщикам налогов приказание — поторопиться сбором недоимок на жалованье войску; само правительство, однако, сознавало тогда же, что это средство ненадежно. После продолжительных войн средства народа умалились, и нельзя было надеяться на
скорую уплату; притом самые сборщики в то время не отличались бескорыстием и часто не пропускали случая погреть руки на счет общественного интереса. Старались успокоить жолиеров и заставить их продолжать службу,
Все польское войско состояло тогда из двенадцати полков пехоты и более десяти конных полков, снаряженных на счет панов и находившихся под командою снарядителей; да . сверх того было два конные полка немецких и артиллерия из двенадцати орудий, под начальством динабургского старосты Вульфа. Кроме всей этой силы в войске было большое число служек, годных к бою и превосходивших число самых жолнеров.
Но силы Польши против Руси не ограничивались собственным войском. На стороне ее была еще крымская орда, которую тогда привлекал более всех Выговский, находясь в звании киевского воеводы. Уже давно крымский хан сердился на Польшу за то, что она медлила и не действовала решительно против козаков и Москвы. В письмах, писанных к Выговскому ханом и разными сановниками его, выражались о поляках в таком смысле: — «Уже нам слов недостает: несколько лет через частые писанья и разных посланцев сообщали мы вам, чтобы вы как можно скорее соединили войска свои с нашими войсками и наступали на неприятеля. Вы же в письмах своих постоянно говорите о великих усилиях своих, а на самом деле ничего не делаете. Наши войска несколько месяцев в сборе ожидают в Белгороде от вас известия, и стоят без дела. Еще не слыхано, чтобы орда столько времени напрасно стояла; з има прошла, уже и весна минула, лето пройдет, наступит осень, пора| дождливая». Когда, наконец, собрались поляки и дали знать в Крым о своем походе, шестьдесят тысяч крымск^' и ногайских орд с прибавкою янычар выступили в Украину. Августа 26 Потоцкий двинулся с своим войском из-под Тарнополя на Подоле и дошел до Ожеховцев.
Когда таким образом поляки собирались громить Украину, Шереметев выступил из Киева по 'направлению на Волынь, и думал войти в Польшу прежде, чем поляки узнают о его движении. Хмельницкий шел за ним другою дорогою шляхом Гончарихою. Когда московское войско дошло до Могилы Перепетихи, Хмельницкий прибыл к боярину. Шереметев принял его, как прежде принимал, сухо и неуважительно, показывая вид, что он мало нуждается в его помощи. По известию летописи Величка, когда Юрий ушел из московского лагеря, ему передали, что Шереметев, проводив его, при многих сказал, указывая на гетмана: «Этому гетманишке приличнее бы еще гусей пасти, чем гетмановать».- Так, при поджигательстве недоброжелательных к Москве старшин Шереметев этою выходкою не только охладил Хмельницкого к усердию, но еще сам содействовал к готовности отпасть от Москвы, когда придет случай. • _
Московское войско прошло местечко Хвастов и двинулось на Котельню. Хмельницкий все продолжал идти боковым путем — шляхом Гончарихою. Когда московские люди доходили до Котельни, отправленный на подъезд из польского войска Кречинский схватил нескольких козаков и привел в польский лагерь. Они рассказывали, что Шереметев идет с войском в 80000; и думает он с Цыцурою, что Потоцкий все еще стоит под Тарнополем, и что у Потоцкого всего на все каких-нибудь тысяч шесть, а о пане Лю-бомирском все думают, что он далеко где-то за Вислой. Такое неведение неприятеля о польских силах было очень приятно полякам. Куда же направляются москали? — спрашивали поляки козаков. Те отвечали, что на Чудново. 9-го сентября военачальники составили военный совет, и на этом совете порешено было немедленно идти на встречу неприятелю. Войска двинулись по шляху Гончарихе, по которой шел с козаками Хмельницкий. Правою стороною командовал Потоцкий, левою Любомирский, артиллерия занимала середину; по сторонам их шли татары. Они дошли до Гончарского поля. Московское войско тем временем доходило до Любара, первого волынского города на границе козацкой Украины. — «Когда, — говорит современный дневник, — польские войска проминули место, означаемое тою приметою, что там прежде стояла корчма в поле, оба - предводителя поехали вместе и въехали на высокую могилу (насыпь). Оттуда они увидали вдали людей, которые дви-
гались между кустарником близь Любара. Гетманы послали подъезд вперед проведать, что это такое. Отправленный подъезд воротился скоро и донес, что это неприятельское войско. Тогда Потоцкий послал известить Нуреддина и приглашал его поатать передовой отряд против московской рати, а сам выслал против неприятеля два драгунских полка, два полка Выговского и польского коронного писаря. Несколько полков, кроме того, отправилось еще и охотою. Те, которым принадлежали эти полки, были тогда с ними. Выговскому пришлось идти против русских. Он вступил в битву с передовыми из московского войска. Московские люди сначала было погнали татар, а потом отступили от польского войска. Поляки поймали какого-то раненого московского начального человека и нашли у него план расположения войска. Это очень помогло полякам. Они узнали, что московские люди стали обозом и окапываются.
15-го сентября собрали военный совет. Смелые говорили: Не давать врагу отдыха, чтобы он не устроился; наступать на него немедленно. — Осторожные возражали: Еще к нам* не подоспели орудия, и пехота не пришла и не устроилась. Лучше мы их осадим и будем их медленно томить.
— Нет, — сказал Потоцкий, — от медленности у нас охладеет мужество, а у врагов прибудет. Татары подумают, что мы трусим. .
Решено было действовать быстро, наступать на неприятеля, не давать ему покоя и мучить частыми приступами. Войско подвинулось к московскому обозу. 16-го сентября московские люди и козаки вышли из табора, сошлись с правою стороною польского войска, но когда бросились на них польские копейщики, то подались назад. Татары ударили на них. сбоку, из леса. Московские люди отступит в свой обоз. Поляки подъезжали к их окопам и кричали: —. Русы негодные! выходите, расправимся в открытом поле. — Но московские люди не выходили, а отстреливались из око,. дов. Поляки палили из пушек в московский табор и с удд-врльсгвием .глядели, . как доставалось бояриким шатрам,. которые издали виднелись своею пестротой. Более всех от^ лича.лся у пих и был героем этого дня корон^ный хорунжщ Ян Собеский, . будущий. герой — король Польши. — «Од доказал, — говорит современное описание, — что не дароь§ он правнук великого Жолкевского». Вечером бой л-рекри* тился. Современное известие (вероятно, неверное) говорит,-будто московских людей убито до' 1500, козаков 200, . а поляков только 60, преимущественно из полка Собеского; Пленные и перебежчики из польского стана рассказа;щ
Шереметеву о силах польских, да и сам он собственными глазами удостоверился, как ложно описывал это войско Цыцура, потешая его боярское чванство. Гораздо приятнее было полякам от вестей, сообщенных казаками, перебегавшими в польский обоз. Они извещали, что вообще казаки не терпят «москвитян», и очень многие готовы с радостью перейти к полякам, лишь бы те им простили, что они связались С <<МОСКалЯМИ>> •••
Предводители поручили написать увещание к казакам Стефану Немиричу, брату убитого Юрия, пану православной веры.
«Вы знаете, казаки, — писал Немирич, — кто я таков; с древних времен дом Немиричей соединен с русским народом и кровью и происхождением. Мы — дети Украины. Я брат Юрия Немирича, столь преданного казакам, вашего товарища. Я не хочу для- вас быть хуже моего брата. Если вы, казаки, будете держаться москалей, то вас будут убивать, брать в плен и опустошать дома ваши. Неужели за каких-нибудь изменников-негодяев такое множество козац-кого народа будет терять своих детей, которые принуждены стоять за москалей. Удивляюсь, что вы подружились с москалями; вам из этого везде только вред, а не выгода. Сравните милости московского государя с благодеяниями польского короля; москали дают вам вместо золота и серебра медные деньги; всех вас разоряет и истощает Москва; запрягают вас в рабское ярмо; а всемилостивый король отеческою рукою дает вам свободу, сожалеет о бедствиях, в которые вы впали и которые вам грозят впереди; король посылает вам прощение за нынешние и прошлые ваши прегрешения. Сами видите, что войско наше сильно; пример Хованского показывает вам, что оружие польское торжествует не столько числом войска и храбростью, сколько Бо-жией милостью. Истощенная междоусобиями и пораженная чужими врагами, Польша была при последнем издыхании; уже ее по частям детали соседи: москаль, швед, брандер-бургец, молдаванин, угр, — но божеское провидение воздвигло своими руками добрых граждан. Побойтесь гаева Божия. Отступитесь от москалей, не слушайте льстивых убеждений Шереметева, передайтесь на сторону нашу, к оббственному нашему и вашему войску, и напишите к Хмельницкому, чтоб и он также думал о своем собственном спасении, а не о москалях».
Это письмо прочтено было в лагере московском козакам Цыцуры. Козаки, говорит современник, и готовы были перейти к полякам — и по тогдашнему нерасположению к
Москве, и по всегдашней привычке изменять — но никто первый не решался идти и показать пример. Цыцура еще тогда не считал московского дела потерянным. С своей стороны, Шереметев прибегал к подобным же средствам, и написал к султану Нуреддину письмо. Он писал: Его царское величество пожалует тебе втрое больше подарков, если только теперь ты отступишь от польского короля с татарами. Нуреддин не хотел и слушать об этом и величался перед поляками своею дружбою к ним. Он отдал письмо Шереметева Любомирскому, а тот поблагодарил за него деньгами.