Казань
Шрифт:
– Тоже боюсь – я тяжело вздохнул, посмотрел в небо. Облака стремительно неслись вскачь куда-то на запад. Прямо как я.
– Но другого пути у нас нет. Афанасий Петрович – крикнул я генералу – Давай сигнал к выступлению!
Запела труба. Закончившие обряд священники расступились, полки под прощальные крики казанцев, что собрались на высоком берегу, продолжили сходить на лед Волги. В 1-м оренбургском голосистый запевала громко начал:
“…Наступает минута прощания, Ты глядишьТут дружно, по выученному, подхватили солдаты всех полков:
“...Прощай, отчий край, Ты нас вспоминай, Прощай, милый взгляд, Прости – прощай, прости – прощай…”Первым во дворце проснулся сэр Томас Андерсен. Он с сожалением расстался со своими розовыми атласными подушками, обшитыми кружевами, и зевнул. Часы пробили шесть ударов. Сэр Томас прислушался: он привык в это время завтракать и уже чувствовал голод. Поэтому он подбежал к постели императрицы и залаял. Моментально всё его семейство проснулось и подняло разноголосый крик. Маленькие чёрные левретки, впервые ввезённые в Россию из Англии занимали в придворном штате почётное место и были весьма требовательны.
Собачий лай привлёк первую камер-юнгфрау Марию Саввишну Перекусихину. Она была некрасива – как и все горничные и фрейлины императрицы – и очень умна. Слово, вовремя сказанное ею, или камердинером Зотовым, или «шутихой» Матрёной Даниловной императрице, расценивалось среди придворных очень высоко. Они же были «глаза и уши государевы» по части всех городских сплетен, родственных ссор и сокровенных домашних тайн лиц, допускавшихся ко двору. Вельможи могли как угодно закрывать ворота и двери своих дворцов, надевать какие угодно костюмы и маски на маскарадах – к утру всё становилось известно императрице.
Мария Саввишна шагнула в спальню и увидела Екатерину Алексеевну уже встающей с постели.
Последний месяц императрица сильно сдала. Она сталась полна, под ее тяжелым подбородком появился еще один, и даже новомодный капот из Франции с широкими складками и чепец из розового крепа её совсем не молодили.
Екатерина перешла в умывальную, взяла у калмычки Екатерины Ивановны стакан воды, прополоскала рот; у Марии Саввишны – кусок льда, которым натёрла лицо, вымыла руки и пошла в кабинет. Ей подали кофе. Выпив две чашки подряд, императрица села за туалетный стол из массивного золота. Начался обряд «волосочесания». Парикмахер Козлов принялся убирать уже начавшие кое-где седеть волосы длиною до пят в «малый наряд». Это время отводилось для доклада главе Тайной экспедиции Суворову.
Сегодня Василий
– Что в перлюстрации? – первой спросила Екатерина после целования руки.
– Пишет цесарский посол Фиц в Вену. Предлагает Иосифу кроме Белграда требовать у нас переговорах Бухарест. Дескать, позиции Петербурга в связи со смутой слабы, можно получить больше…
– Где Орлов? – Екатерина бьет сложенным веером по руке Козлова – Осторожнее с заколками!
Парикмахер только кланяется – императрица сегодня встала не в духе.
Суворов старший сверяется с документами в папке – Подходит с полкам к Владимиру.
– Долго тянет, Гришенька – Екатерина тяжело вздыхает – Опять кружит воронье вокруг, так и наровят урвать свой кусок. Скорее надо маркиза разбить да в цепях в Питер привезти. Дабы все эти Фицы увидели нашу силу.
– Белград придется отдать – осторожно произносит Василий Иванович переминаясь с ноги на ногу.
– Этим только дай… Подумаю. Далее что?
– В Турции великий визирь купно с капитан-пашой в последней аудиенции, данной послу вашего величества Булгакову, большое нахальство проявляют. Грозят перемирие нарушить и вновь осадить Константинополь. Говорили разные поносные слова и угрожали войной.
– Они такие смелые стали потому, что цесарцы полки к границе подвели – Екатерина поморщилась, протянула руку. Тут же, как из воздуха рядом возник лакей, и подал золотую с бриллиантами табакерку, украшенную портретом Петра Первого. Екатерина взглянула на портрет, щёлкнула указательным пальцем, унизанным несколькими кольцами, по крышке, взяла щепотку табаку, понюхала, чихнула, глаза её просветлели.
– Надо немедля поручить коллегии иностранных дел скорейшие сношения установить с Махмуд-пашою в Солониках. Через Триест и Венезию, дабы его склонить к отделению от султана. Это остудит Абдул-Хамида.
Она подумала, взяла еще одну понюшку табака.
– Хмурый ты сегодня, Василий Иванович! Говори, что плохого то случилось.
– Мои люди докладывают, что Озакана у Пугачева в Казани видели. А також и Волков там обретается.
– Нет, каков подлец! – Екатерина оттолкнула руки Козлова, резко встала. Начала ходить по кабинету.
– Что османский резидент ищет связей с маркизом – то ожидаемо было. Но Волков! Я же простила его, приблизила после смерти мужа… Предательство. Кругом предательство и обман.
– Это еще не все – Суворов спрятал глаза, достал из папки вчетверо сложенный лист серой бумаги – Вашему величеству известен господин Новиков?
– Этот писака, сбежавший в Казань?
– Он начал издавать в городе газету Ведомости. Вот, полюбопытствуйте.
Глава Тайной экспедиции подал Екатерине листы. Та развернула их, принялась вслух читать:
– Указ Его императорского величества об организации в уездных городах губерний гошпиталей и лекарских аптек…
Перелистнула.
– Ведомости о военных и иных делах, достойных знания и памяти, случившихся в Российском государстве и во иных окрестных странах.
Екатерина начала читать статью, потом в удивлении подняла глаза на Суворова – Ничего понять не могу! Прославляют победы русского оружия в Турции? Василий Иванович, ты посмотри как комплиментарно пишут о твоем сыне! Гений марсового искусства, победитель и устрашитель осман! Что-то тут нечисто!
Императрица подозрительно посмотрела на Суворова-старшего, потом властно махнула рукой – Все прочь!