Казанскй треугольник
Шрифт:
— Ты шила шубы только из овчины или из других мехов тоже?
— Несколько шуб, две или три, я сшила из норки. Эти меха приносили, как правило, сами заказчики. Откуда они их брали — не знаю.
— А Максим или Алмаз не приносили тебе подобные меха? Норку?
— Нет. Подобные меха они никогда не приносили.
— А кого из друзей Алмаза и Максима ты знаешь? С кем они дружили, общались? — спросил ее следователь.
— Друзей Максима и Алмаза не знаю. Алмаз в последние три месяца практически ни с кем не встречался. Все это время мы проводили с ним вдвоем.
— Ты не подскажешь, где
— Я точно не помню этот день, но думаю, что был у меня. Если бы он куда-нибудь уезжал, я бы запомнила этот день.
Следователь был доволен собой. Он протянул лист допроса и попросил расписаться.
Когда Лиля ушла, он тут же направился ко мне.
— Я выписал следственные поручения, — сообщил он, показывая мне протокол. — Необходимо срочно допросить всех соседей Сулеймановой. Прошу вас направить людей и доставить их ко мне на допрос.
Максим вот уже более двух недель находился в камере ИВС МВД. Его новый сокамерник Сергей Фомин относился к лицам, имеющим авторитет среди заключенных, и учил Максима новой жизни — жизни заключенного.
Максим хорошо помнил наставления Андрея, как себя вести в камере, что можно делать, а чего нельзя ни при каких обстоятельствах, и поэтому его вопросы к Сергею были больше для проверки. Его понятливость и даже любопытство подкупали Сергея и тешили его самолюбие.
— Сергей, — как-то обратился к нему Максим. — Почему ты все время задаешь мне вопросы, а о себе ничего не рассказываешь?
Сергея вопрос застал врасплох, и немного помявшись, тот ответил:
— А зачем тебе моя жизнь? Она не так интересна, как твоя. У меня никогда не было машины, и я никогда не крутился в тех кругах, где ты.
Камера сблизила их, и они вечерами часто рассуждали и спорили обо всем.
У Сергея всегда имелось свое мнение, и Максиму интересно было слушать этого человека.
О том, что Сергей имеет богатый криминальный опыт, свидетельствовало его тело, пестревшее от наколок. Рассматривая его, Максим часто интересовался их смыслом.
— А я могу наколоть такую? — иногда спрашивал он.
— Сейчас можно наколоть все, что угодно, — отвечал Сергей. — Сейчас сидельцы забыли закон, и каждый пидар колет себе все, что захочет.
Сергея часто вызывали на допросы, и в минуты, когда Максим оставался один, какое-то непонятное чувство тоски накатывало на него. Он часто думал о матери, и ему до слез становилось жалко ее, о Светлане, по которой он скучал все сильнее. Он верил ей и надеялся, что она не оставит его и мать. О том, что она его не забыла, стало ясно уже после того, как она наняла ему опытного адвоката.
Максим не без улыбки вспоминал, какие лица были у оперативников, когда во время его допроса в кабинет вошел адвокат. Именно с этого момента у Максима не пропадала уверенность, что он выберется из этой ситуации.
— Главное, не загрузись разбоем. Все остальное — чепуха, и при самом плохом раскладе тебе максимально впаяют лет пять, — вспоминал он слова адвоката.
В камеру после очередного допроса ввели Сергея, и тот с отчаянием рухнул на лежак.
Максим налил воды в кружку и протянул ее другу.
— Что случилось? — с сочувствием спросил Максим.
Сергей поднял глаза и с безнадежностью произнес:
— Плохо мне, Максим. Они нашли свидетеля, и теперь мне не вывернуться. Пятнадцать лет у меня в кармане в лучшем случае, а в худшем — намажут лоб зеленкой и в расход.
Сергей отвернулся к стене и замолчал.
Максим искренне пожалел сокамерника, и, чтобы как-то отвлечь, стал расспрашивать о его преступлении.
Сергей повернулся и начал рассказывать.
— Все случилось два года назад. Во время пьянки мы с другом поссорились и подрались. Товарищ оказался сильнее и двумя ударами вырубил меня. После драки я пошел домой. Дома выпил бутылку красного и вышел на улицу покурить. Вот здесь я и увидел своего товарища, который, шатаясь, тоже шел домой. Я нашел арматурный прут и пошел за ним. В подъезде догнал его и прутом разбил ему голову. Товарищ умер, не приходя в сознание. Меня арестовали за другое преступление, и я все это время жил в надежде, что убийство не будет раскрыто. И вдруг на тебе! Сегодня предъявляют свидетеля, который якобы все видел. Что теперь делать — не знаю. Отрицать или идти в сознанку? Ведь срок корячится большой.
Максим не знал, что посоветовать, и предпочел отмолчаться.
Стараясь отвлечь Сергея, он перевел разговор на другую тему — слышал ли тот, что недавно какие-то парни совершили разбой на машину с мехами? Этим ребятишкам удалось захватить партию на сумму около миллиона рублей.
— Нет, я не в курсе, — ответил Сергей. — А ты откуда знаешь?
— Как мне не знать! Именно на это преступление меня примеряет милиция, хотя я никакого отношения к этому не имею. А ты бы как себя повел, если бы у тебя были такие деньги?
Сергей закрыл глаза и со смаком произнес:
— Я бы рванул подальше из Казани и замерз бы где-нибудь на время, пока все не успокоится. Потом стал бы их тратить потихоньку, не привлекая внимания.
— Я бы точно так же, — продолжил Максим, — поэтому непонятно, почему милиция думает, что я дурнее их и буду сидеть дома и ждать, когда они меня повяжут. Я бы рванул для начала туда, где теплее, — на Кавказ или в Среднюю Азию. А то — ты да ты, и больше ничего. Ни свидетелей у них нет, ни улик. Если бы у них что-то было, они давно бы мне предъявили. Это ведь не какой-то районный отдел, а МВД, дураков здесь не держат. Они хотят, чтобы я признался, но я ни при каких обстоятельствах не признаюсь, если бы даже и грабанул эти меха.
Максим не успел договорить, как дверь открыл сержант и выкрикнул его фамилию.
Марков вошел в кабинет следователя и увидел Светлану и адвоката. Следователь сразу вышел, оставив их втроем.
— Максим, ты должен мне рассказать все на чистоту, — начал адвокат. — Теперь я твой Бог, и от меня зависит исход этого дела. Твое откровение останется только между нами и позволит нам выработать оптимальную линию защиты.
Максим не стал ему рассказывать ничего нового, предпочитая лишь детализировать известные следствию факты. Максим боялся, что кабинет оборудован прослушивающими устройствами, и его откровенность может выйти ему боком.