Каждая мертвая мечта
Шрифт:
— Убить их!
Он отдал приказ слишком поздно, да и казалось, что несколько арбалетных стрел — маловато, чтобы свалить этих тварей. Три живых снаряда в несколько сотен фунтов весом просто ударили в стену щитов и пробили ее своей массой.
А за ними в пролом бросились остальные. Мгновенно под стеной возникло месиво окровавленных тел.
Нур был первым. Отбросил арбалет, схватился за канат и съехал вниз. С вынутым из ножен кордом упал на спину одной из тварей и сильным ударом отрубил ей башку.
Остальные ринулись следом: съезжали и с раненными от канатов руками с ходу врывались в водоворот резни. Кеннет сам не понимал, как он там оказался: вдруг вокруг заклубились серые тела, клыки, когти, брызгала кровь. Щитом он оттолкнул ближайшую тварь, добавил мечом, коготь зацепил его кольчугу и попытался бросить лейтенанта на колени, но он услышал за спиной свист, и мощный топор отрубил лапу нападавшего.
Кеннет принял в щит удар когтистой лапы, едва не повалившей его, ответил ударом сверху. Покрытая серой кожей башка отдернулась, обрызгав рыжую бороду лейтенанта студенистой массой.
И вдруг нападение завершилось. Твари, которые еще стояли на ногах, развернулись и дали деру. Щели и трещины палубы проглотили их одну за другой.
Велергорф отклеился от спины командира и мощным ударом топора двумя руками отрубил башку одной из медведеподобных тварей, которая, истыканная мечами и копьями, все еще продолжала двигаться.
Сплюнул на труп, отер окровавленное лицо.
— Забрали четверых наших, господин лейтенант. Аленфа, Когтя, Офа и Аэса. Уволокли их вниз, и те еще были живы.
Глава 26
Уста Земли провела их узким коридором вглубь горы. Глубоко в брюхо земли. Они шли гуськом, сперва вайхирская женщина, потом Кей’ла, в конце — Пледик. Коридор был настолько узок, что их проводница порой протискивалась боком, но для девочки и мальчишки места хватало.
Зашли они так глубоко, что в какой-то момент Кей’ла поняла, что окружающие их серые скалы уже не черная обсидиановая масса — те были выше; сделались обычными, серыми и бурыми, пронизанными жилками, растрескавшиеся, привычные.
Она прикоснулась к стене пальцами, принюхалась. Камень. Обычный камень.
— Изменения не достигли этой глубины. — Похоже, у проводницы образовались глаза на затылке. — Когда-то такая скала была везде, наверху тоже. Камни разных оттенков, разной твердости, руды металлов… Знаешь, как мы сделали наши террасы? Те, на которых растут трава и деревья? Мы копали вглубь, очень долго, до таких вот скал, как здесь, потом поднимали куски камня, разбивали, смешивали с навозом и этой как-бы-землей заполняли ямы на склонах. Именно потому у нас есть и разноцветные плиты для дорожек.
— Это наверняка был нелегкий труд.
Лампа, которую держала Уста Земли, заколыхалась, когда женщина пожала плечами.
— У нас был бог и сила. И нас было больше. Добрые Господа не мешали. Даже порой помогали. Тогда мы все боялись того, что может прийти изнутри, из того места, где Разрушительница разбила одну из Асфхро Доэйнн. Книгу Мира. И выпустила из нее больных, искалеченных, неполных или переполненных существ.
— Переполненных?
— Таких, у которых чего-то больше, чем должно быть: собаки с чешуей, птицы с человеческими лицами на змеиных шеях, змеи с ногами, шипотвари, перотвари и прочие. Смешенье тела и духа. Ошалевшие от страха, чувствующие, что с ними что-то не в порядке, что они не то, чем должны быть. Их воспоминания не согласуются с остальным. Дикая Сила оказалась освобождена в таком количестве, что превратилась в хаотичный кулак, который вспахивал мир когтями невозможного. На все это напали, контратаковали. Те, кто обладал собственной Силой, кинули ее против той, другой. Наш бог и прочие. Пылали тогда даже вода и воздух. Исчезли города, села, дороги. Все. На земле осталось большое, круглое пятно черноты. Никто не знает, насколько оно велико. Может, занимает сотни миль? Другие Книги резонировали… понимаешь, что это значит?
— Нет.
— Если воткнешь в дыру в земле два одинаковых меча и ударишь по клинку одного, второй тоже начнет дрожать. Запоет общую песню. Магия тоже резонирует, Сила уступает общей мелодии. Неважно. Важно то, что самые большие разрушения, самое большое пятно на лице света находится тут. А вайхиры… мы и наш бог, принесли клятву, что станем стеречь ее границу.
Укол любопытства был как воткнутая шпилька.
— А за ее границами? Что там?
Еще одно пожатие плечами заставило плясать тени на стенах. Уста Земли остановилась, развернулась к ним. Лицо ее, обметанное неспокойным светом лампы, казалось менее человеческим, более звериным и диким, чем ранее.
— Там продолжали… продолжают жить другие, такие как мы… Потерпевшие, у которых не оказалось выбора и даже кусочка собственного мира. Главным образом, словно в насмешку, люди. Жили они тут вместе с нами, порой мы сражались, порой — пили вино. Не нашлось для них места вне Мрака, а потому приказано им было существовать здесь. Часть их вымерла, амулен’ дрех, ка’ суи, плохх… Этот мир… Есть в нем нечто, что стряхивает с себя некоторых. Там дальше находились также и другие Книги Света. И они отвечали на уничтожение их сестры, какие-то растрескались, другие вынырнули на поверхность, засеивая ее памятью несозданных миров. Их удержали, едва-едва, хотя они продолжают изменять все вокруг. Теперь мы не знаем, что находится дальше. Не знаем, сколько наших соседей выжило, не ходим туда. Это много, много циклов странствий, а нас слишком мало, чтобы сражаться со всем остальным миром. Всю свою энергию мы сосредотачиваем на войне тут, на битвах с тем, что выходит из Фавенн’ облерис. Хм, пожалуй, если перевести, на твоем языке это будет Долина Печали. Я была там однажды, молодой воительницей. — Уста Земли коснулась шара в своей глазнице. — Я тогда обменялась с миром, око за око. Долина настолько велика, что и у горизонта не видно ее границ. Посредине стоит столп высотой в сотни шагов, и на том столпе боги якобы пленили Разрушительницу. На целую вечность. Она сидит в комнате из хрусталя и смотрит на то, что наделала. Все время. Не спит, не ест, даже на миг не может сомкнуть глаза. Я видела этот столп издали. А за столпом, на границе Фавенн’ облерис, стоит наш бог, пойманный в ловушку.
— Ты видела его?
— Когда камень выбил мне глаз, когда красный вопль, блеск, плач, стон… когда все это вместе воткнулось мне в голову, за туманом, как раз этим новым глазом, глазом из камня, я его и увидела. Он стоял по ту сторону долины в боевой позе, с оружием в трех руках, четвертую же сжал в кулак. Призывал меня. Другие тоже его видели и слышали… тяжелораненые или умирающие…
Великанша содрогнулась, заморгала здоровым глазом.
— Мы многие годы высылали туда отряды. Наш зашел дальше остальных. Нас тогда оттеснили: за века жители равнины сильно изменились. Они стали более… плотными… нет, твой язык не применить… они стали более истинными, искалеченные души начали подходить к искалеченным телам — и вдруг стало невозможно говорить об ущербности, потому что если все подходит… понимаешь?
— Наверное.
— Они яростно атаковали нас, волнами, с земли и неба. Мы не могли пробиться. С того времени мы лишь стараемся удерживать границу вокруг долины, сражаясь с тварями, выходящими оттуда, и с посланцами Добрых Господ, которые втыкают нам ножи в спину.
— Но сейчас вы сумеете пробиться?
— Нет. Сейчас мы попытаемся обойти долину. И нам или удастся — или же мы вымрем. Быть может, не сразу, медленно — но вымрем. Без помощи Товета мы больше не можем существовать.
Кей’ла нахмурилась. Этот Товет — всего лишь бог. Она помнила, как воспринимали богов на пограничье, где стрела бандита или кочевника могла прилететь не пойми откуда и в любой момент. Люди быстро учились, что для защиты крепкий доспех лучше, чем самая горячая молитва. И собственный лук в кулаке, чтобы ответить напавшим. Когда же и это не помогало, говорили: «Такая судьба», — и жили дальше.