Каждая мертвая мечта
Шрифт:
— Он не простой глупый подмастерье гильдии магов, правда, господин лейтенант?
— Нет. Не после того, что я видел. В битве он быстр как…
— Я слышал об этом, господин лейтенант. — Велергорф прервал его наперекор уставу, что, пожалуй, излишне хорошо говорило, насколько он нервничает. — Но быстрее ли он дюжины стрел?
Кеннет вздохнул. Порой его старый десятник думал удивительно по-бандитски.
— Ты застрелишь того, кто спас двух наших? И благодаря кому мы ушли живыми и здоровыми с нижних палуб?
— Нет. Но если наши и его дела невозможно будет совместить, я хочу иметь хотя бы какие-то аргументы для спора.
Лейтенант
— Ты не видел, что он показал внизу. Знаешь же, что я чувствителен к магии? Ну да. Обычный маг должен концентрироваться некоторое время, черпать Силу из аспектов, а такое изменение потенциала обычно приводит к тому, что я чувствую много странного. И не только я, другие тоже. И собаки. Собаки должны с ума сходить и ссаться. А там внизу он просто протянул руки и — фру-у-у! Захреначил, словно боевой маг. С ходу, совершенно без подготовки. Нет, Вархенн, я не хотел бы с ним сражаться без поддержки как минимум половины полка. Или великого боевого мага. Если наши и его дела окажется невозможно совместить, мы станем вежливо вести переговоры, а потом — уступим.
Чародей встал, вытер руки о рясу с таким выражением на лице, словно окунул ладони в экскременты, и подошел энергичным шагом.
— Твой шаман умирает.
— Он не мой.
— Забавно. Глядя, как хорошо ты приказал его перевязать и как ты о нем заботишься, я бы мог подумать иначе. То, что схватило одного из его духов, теперь высасывает его силы. Я не знаю этой магии, но выглядит все довольно мерзко. Нам нужно войти в ту надстройку.
Кеннет и сам планировал сделать нечто подобное. В конце концов, это было место, где он предполагал найти ответы на несколько вопросов.
Например, кто правит этим проклятущим кораблем и не могли бы они подбросить его солдат к берегу.
Но была одна небольшая проблема.
— Там нет никаких дверей.
Желудь чуть улыбнулся.
— Думаешь, это самая большая твоя проблема? Впрочем, полагаю, что с этим-то я сумею что-нибудь сделать. Идете?
Глава 42
— Вперед! Вместе! Левой! Правой! Левой! Толка-а-ай!
О Владычица, ну и тяжелыми же оказались эти фургоны. Люка со своим плечом даже не пытался занять место при выступающей из борта жерди, но, глядя, как дышат и сопят солдаты, как краснеют от усилия их лица и загривки, почти радовался контузии.
Конструкции Кор’бена Ольхевара были практически гениальными. Боевой фургон верданно снабдил длинными пиками с одной стороны — чтобы слоны не сумели добраться до его бортов, а с другой, от внутренних бортов, отходили четыре солидные горизонтальные жерди. У каждой стояло двое мужчин, и они толкали всю эту машинерию. Фургоны, идущие во главе, двигались размещенными с тылу длинными дышлами, каждое из которых обслуживалось несколькими солдатами.
И так они и шли, шаг за шагом преодолевая сопротивление почвы и людей.
Внутри лагеря маршировали две тысячи лучников. Все, кто умел пользоваться луком и кого Кахель-сав-Кирху придерживал именно для такого момента. Четыре отряда, насчитывающие по пятьсот людей каждый, по приказу офицеров поднимали оружие и посылали залп над линией шелковых полотнищ, растянутых на шестах.
Они создавали истинную зону смерти вокруг лагеря.
И шли, прикрывая тяжелую пехоту, которой собирались открыть путь к главному удару. Три полка, придерживаемые до сих пор в резерве, лучше прочих вооруженные и наиболее опытные. В том числе и полк Волка, родной отряд Люки-вер-Клитуса.
Он отдал бы все, чтобы иметь нынче возможность идти с ними.
— Внимание! Залп! — закричал один из наблюдателей с повозок.
Враг регулярно обстреливал их: спешенная коноверинская кавалерия и наемные отряды не били баклуши, а потому Люка поднял щит над головой, кривясь от боли. Делал он это скорее по привычке и чтобы подать пример более молодым, нежели из-за настоящей опасности.
— Летят!
Стрелы приближались с гневным фырканьем, но, как и много раз ранее, это было напрасное усилие, потому что шелковые полотнища на жердях оказывались прекрасным препятствием: стрелы вязли в них и бессильно падали на землю.
Конечно, часть сразу же отсылалась назад этим негодяям. Познакомьтесь с меекханской смекалкой, сучьи дети.
Довели коноверинцев до того, что раздосадованные отряды кавалерии пытались подъехать галопом ярдов на пятьдесят к фургонами и выпустить стрелы почти отвесно, чтобы те падали на защитников. Эта отчаянная тактика принесла Соловьям только лишние трупы.
— Не тормозить! Левой! Правой! Левой! Правой! Держать скорость!!!
Они должны были двигаться вперед и зайти Буйволам с фланга, потому что слева от них вот уже три четвери часа шел отчаянный бой. Остальная повстанческая армия атаковала весь фронт врага: повозки, обороняемые наемниками, тяжелую пехоту Буйволов, отряды кавалерии, втиснутые посредине, — чтобы только связать противника боем и не позволить ему перегруппироваться или отступить. Чтобы лагерь и скрытые за ним отряды имели хотя бы малый шанс сделать свое.
Но на сколько еще хватит их сил?
Люка наклонился и крикнул на ухо одного из толкателей:
— Вперед! Сильнее! Левой! Правой!
Мужчина задрожал и, блестя зубами, надавил на жердь.
Они шли. Но, во имя ярости Владыки Битв, это была самая медленная атака в истории всех войн!
До этого момента они отбили только одну серьезную попытку их задержать. Четверть часа назад Буйволы ударили по лагерю в лоб, оттуда, куда почти невозможно было стрелять, — в своих чешуйчатых панцирях и укрывшись за стеной ростовых щитов. Коноверинцы принесли тяжелые бревна, которые втыкали в землю и упирали в борта, пока им не удалось остановить фургоны, — а потом принялись рубить и резать пики на них. Ох, даже дурак додумался бы, что они пытаются проделать дыру в их обороне, чтобы облегчить роботу слонам.
Толкающие оставили свои тщетные попытки и бросились на помощь экипажам фургонов. Грянул жестокий бой, в которой убийственное обучение и солдатская гордость столкнулись с ненавистью и презрением к смерти. Защитники вставали возле поднятых бортов и кололи коноверинских пехотинцев примитивными гвизармами, копьями и вилами, втыкали узкие наконечники в щели между щитами, стараясь попасть в лицо, шею, глаза. Их товарищи били кистенями, сделанными из цепей, чьи последние звенья были залиты свинцом. Шмяк! Шмяк! После таких ударов высокие шлемы то и дело проваливались внутрь. Но Буйволы тоже не отставали. Часть из них не рубила бамбуковые пики, тяжеловооруженные сражались копьями и чем-то, что напоминало пики, используемые меекханской пехотой. Их длинные узкие наконечники были снабжены двумя крючьями, и именно этими крючьями воины Дома Буйвола зацепляли защитников и пытались стащить их с повозок.