Каждая минута жизни
Шрифт:
Тогда Сиволап подошел к столу, поискал что-то в папке с бумагами. Вынул листок, протянул его Зарембе.
— Не думай, что мы тут ждали у моря погоды. Для кардинальной перестройки вашего станочного парка, чтобы выбросить наконец всю эту железную рухлядь, цех должен быть готовым. А товарищ Кушнир дважды отписывался, дважды заявлял, что его коллектив решительно против, что он не созрел для такой реконструкции. Дескать, его рабочие не потянут, не совладают с новыми машинами. Что они вообще не желают идти на риск. Так сказать, морально к нему не настроены. При этом Кушнир
— Что бунтуют, то правда, — сказал Заремба. — Новое, оно всегда отпугивает людей. Но ведь хлопцы и девчата, вы же сами знаете, давно мечтают об электронном веке. Да и стариков мы постараемся переубедить.
Заремба понимал, что кроме ощущения своей правоты нужно еще ощущение силы, уверенности в себе. Конечно, Сиволап поддержит его — это хорошо, и в парткоме будут голосовать за смелого и неуступчивого Зарембу. Но этого мало. Заводскую рутину лбом не прошибешь. Установившийся годами порядок громкими, пусть и справедливыми словами не переменишь.
Он давно, еще с первого разговора у директора, думал: с чего начать? Где та ниточка, за которую следует ухватиться, чтобы сразу вырваться из заколдованного круга?.. Кушнир явно уклонялся от прямого разговора, видно, не очень верил в эту самую реконструкцию, а может, и побаивался ее. «Торопишься, гонишь лошадей, дорогой товарищ, — пытался попридержать он своего заместителя. — Не ты первый мечтаешь на белом коне въехать в побежденный город. Да только не всем это удается». На самом же деле наверняка побаивался Кушнир, что сил у него маловато, а знаний и вовсе нет. Учился-то когда? Лет тридцать назад, в век примитивной станочной техники. И с тех пор одно и то же — планы, оперативки, накачки. А дома, поди, даже журнала технического не увидишь на столе. Где уж там мечтать о программировании! Зато начальник отдела внедрения новой техники на заводе Павел Артемьевич Смоляков сразу отнесся к идеям Зарембы с неподдельным интересом. Он к тому же был по общественной линии Максимовым прямым начальством — председателем заводской группы народного контроля.
Однажды засиделись они поздно вечером над чертежами. Смоляков долго изучал план цеха.
— Планировка-то у вас в цехе скверная, просто-таки примитивная, — поморщился он. — Цех, вроде бы, молодой, а ставили его, видно, люди бездарнейшие. Вот это что? — тыкал он пальцем в линию фрезерных станков. — А это что за «бегемот» выпирает? Хаос! Неразбериха! — Он подумал, провел карандашом условную линию, улыбнулся своим мыслям. — Представляешь, вот сюда поставить бы по два программных, маленькими гнездышками, чтобы одному рабочему было удобнее обслуживать, и рядом еще два, и так до самого револьверного пролета.
— Пару фрезерных придется оставить, — возразил Максим.
— Оставишь. «Старики» тоже пригодятся. Но они уже будут как подспорье, как вспомогательная сила. — Павел Артемьевич улыбнулся. — Только бы начать, только бы сдвинуть с места!
Решили они посоветоваться с комсомольской бригадой. Главное ведь — зажечь сердца молодых. И в тот же день после пересменки вся бригада Яниса Звайзгне собралась на комсомольское собрание в Красном уголке. Даже объявление не стали вешать. Пошло как по беспроволочному телеграфу: «Будем говорить о новой технике… Пора, ребята!..»
И заговорили. У каждого, естественно, свое. Девчата сразу о зарплате, выгодно ли будет? У ребят подход определился шире, серьезнее, начали с подготовки: где учиться для работы на станках с числовым программным управлением? Комбинат при заводе таких курсов не имел. Там, в основном, готовили кадры для всякой допотопной техники. А к программному с пустой башкой не станешь. Партия чему учит? Знания, умение, научно-техническая мысль. Так где же ее набраться, этой мысли? Пусть дирекция побеспокоится. А то ведь можно и на другой завод перейти, где уже освоили новую технику.
— Прошу внимания, товарищи, — вдруг послышался от двери голос секретаря парткома Сиволапа. Он стоял, опершись о косяк двери, глаза его слегка щурились. — Извините, ребята, что без приглашения явился к вам. Меня Максим Петрович уведомил. Разрешите поприсутствовать?
Приняли его с радостью. С партийным начальством можно говорить о самом главном.
— Учиться будете у себя на заводе, — продолжил Сиволап. — Мы решили наш учебный комбинат перестроить в корне. Уже пригласили опытных специалистов-преподавателей.
— А как это будет выглядеть конкретно, Иван Фотиевич? — спросил симпатичный, похожий на киноактера Янис. — Когда мы можем рассчитывать на новые станки?
— Сперва рассчитывайте на себя, — ответил с легкой улыбкой Сиволап. — Для новой электронной техники вы все должны серьезно подготовиться. А это — прежде всего железный порядок. Строжайшая дисциплина. Умение оценивать каждую рабочую минуту. — Он качнул головой в сторону двери. — А у вас что? Да и не только у вас… Сколько времени вы тратите на заточку и получение инструмента? Проверяли когда-нибудь? Хронометрировали по-настоящему?
Тут взял слово Заремба.
— Должен сообщить невеселую вещь, — обратился он к комсомольцам. — Наша группа народного контроля сделала «фотографию рабочего дня». Так вот, на хождение в заточное отделение и обратно уходит около четверти всего рабочего времени.
— Мы же предлагали новую систему! — вмешался Янис. — Систему активного обслуживания. Чтобы каждый рабочий в конце смены оставлял резцы в кладовой, на своем стеллаже, а потом брал их готовыми на следующее утро.
— Чепуха получилась! — крикнул кто-то с места.
— Тупые кладешь, тупые и получаешь обратно.
— Мы только языки оттачивать умеем…
— Трепотней занимаемся…
Из заднего ряда поднялся Коля Пшеничный, широкоплечий, с упрямым взглядом парень. Помолчал, криво усмехнулся.
— Трепотней занимаются у нас лентяи и бракоделы, — заявил он твердым, даже немного грубоватым голосом. — А я вот даю по две нормы. Надо только мозгами крутить. А не только ручкой суппорта. — Он выразительно повертел пальцем возле своего виска, подморгнул кому-то из девчат и сел широко, свободно, с видом человека, знающего себе цену.