Каждый десятый
Шрифт:
— Послушайте, — вмешался Святополк. — Вы сказали, приказ секретный. Откуда же вам известно его содержание?
Помявшись, пленный ответил:
— Видите ли… Дело в том, что я племянник генерала Лебедева, и Рябчевский это знает. Он вскрыл пакет при мне…
— А какой дорогой повезут динамит? — возобновил допрос Мизинчик.
— Дорогу перерезали партизаны. Поэтому повезут пароходом по Тоболу. Пароход называется «Ермак Тимофеевич». — Пленный обернулся к Святополку, самому интеллигентному из слушателей. — По-моему, эти сведения стоят того, чтобы не расстреливать какого-то поручика?
Ответил ему Мизинчик — не сразу и почти с сожалением:
— Нет, паря… Расстрелять тебя все ж таки придется.
Пленный задохнулся от ярости:
— Как это придется? Вы же обещали!
— Ну, некуда тебя девать… Чикин, отведи его.
— Где у вас совесть? Что вы делаете! Мерзавцы, сволочь большевистская! Бандитье!
— Тихо! Молчать! — рявкнул Святополк и повернулся к Мизинчику. — Ты дал слово не расстреливать.
— А что с ним делать? К сосне привязать? Так его комары насмерть заедят. Это, что ли, лучше?
— Мизинчик, надо его отпустить. Ты обещал, — сказала Саня.
— Во, во! Отпусти… А он на тебя всю колчаковскую армию натравит!
— Ни. Вин того не зробит, — рассудительно заметил Степан Байда. — Злякается военного суда. Вин секрет продал.
— Я стрелять не буду, — запротестовал и дед Алеха. — Зачем грех на душу принимать? Нe будет нам фарта.
— Вот вы как? Все на меня? — скрипнул зубами Мизинчик. — Ладно, сам расстреляю!
— Не расстреляешь! — И Святополк заотупил командиру дорогу.
— Не надо при нем, — шепотом попросила Саня. — Отойдем в сторонку.
Она первая отошла к другому краю полянки. Остальные пошли за пей. Только дед Алеха остался охранять офицера, который, устав от нечеловеческого напряжения, молча ждал решения своей судьбы.
— Что я, кровосос? — говорил Мизинчик. Нго трясло от обиды и возмущения. — Мне нешто удовольствие его шлепнуть? Но ведь нельзя отпускать!
— Он нам дал такие сведения, что… — начал Святополк, но Мизинчик не дал ему договорить:
— Вот именно, что сведения! Через это он для нас самый опасный человек! Если колчаки дознаются, что он их продал, — переменят план, и каюк! Да кого вы жалеете? Вражину закоренелую. Он бы вас пожалел?
— Чому ж ты свое слово давал такой поганой людине? А дал, так держи! Дэ ж твоя справедливость? — жестко сказал Степан Байда. — Думаешь, я до революции бидно жил? Та я и одного дня голодным не был! Але мени потребна была справедливость!
— Справедливость после войны будет! Вы ж не военные люди, вы не понимаете: получилась возможность сделать огромное дело! Тыщу жизней уберечь, а то и больше. А вы из-за одного паразита…
— И все-таки придется рискнуть! — Святополк оглянулся на товарищей. — Видишь? Все так считают.
— Это ты их накрутил! — взорвался Мизинчик. — Ну, баба — с нее спрос маленький. Не надо было брать, сам виноват… А Степана с Алехой ты против меня науськал! Ты и никто другой! Думаешь, я не понимаю, с чего ты сегодня добрый? Своего пожалел, дворянскую свою породу!
— Позволь, ведь это я его к тебе привез.
— А теперь отпускаешь! Контра потаенная, Святой полк! Не хотите, шут с вами! Сейчас я его своей рукой порешу.
И, схватившись за рукоять шашки, Мизинчик двинулся к пленному. Но не успел сделать и двух шагов: сидевший на пеньке Степан сунул ему под ноги сухую жердину, и командир, споткнувшись, грохнулся наземь. Не сговариваясь, Степан со Святополком навалились на пего, прижали к земле. Мизинчик вырывался отчаянно: он признал свое поражение только после того, как дед Алеха присоединился к тем двоим.
— Ну, что вы стоите? — с ненавистью крикнула Саня офицеру. — Вы же видите, вас решили отпустить!
Поручик медленно, на ватных ногах, пошел с полянки. Он шел как во сне — потом вздрогнул, будто проснулся, и побежал, ломая ветки, в глубь леса.
После этого можно было отпустить Мизинчика. Тяжело дыша, он встал, отряхнул с себя мокрые листья. Никто не решался с ним заговорить. Только Сане стало жалко командира, побежденного, униженного.
Девушка подошла, двумя ладонями обхватила его руку.
— Мизинчик, не обижайся… Ну, пожалуйста. Я тебя прошу… Ты бы сам потом мучился…
Мизинчик резко высвободился:
— Пошла ты! — Он повернулся к остальным и сказал глухо — Амба… Теперь живите, как хотите. Я вам больше не командир.
Броневик катился по дороге, разбрызгивая осеннюю грязь. Пятерым беглецам в неуютном его нутре было тесно, как горошинам в стручке. И все-таки дед Алеха не переставал восхищаться:
— Ты гляди-ка, бежит, не устает! Чугунка против нее тьфу! Чугунка дура, она по рельсам прет. А наша куды хошь.
Других членов экипажа занимали более серьезные мысли.
— Що ж нам робити? — сказал после долгого молчания Степан Байда. — Може, ихать прямо до моста? А там засаду зробим, або еще что…
— Ерунда, — поморщился Святополк. — До моста у нас бензина не хватит. Надо предупредить своих.
Мизинчик сидел в мрачном молчании, отодвинувшись от остальных, насколько позволяла теснота. Но тут он не выдержал: хмыкнул и криво усмехнулся. А Саня озабоченно спросила у Святополка:
— А как мы их найдем?
Мизинчик снова презрительно хмыкнул. Девушка обернулась к нему: