Казнь Николая Гумилева. Разгадка трагедии

Зобнин Юрий Владимирович

Теперь от следователя и суда (и, разумеется, от тех, кто стоит за ним) полностью зависит то, каким образом будут интерпретированываши действия.

Если ваше поведение (недонесение и мелкое содействие) будет признано результатом "ложно понятого" чувства дружеского долга ("предрассудками дворянской офицерской чести, не позволяющими пойти с доносом") или хотя бы просто — следствием врожденной глупости, то вы окажетесь прикосновеннымк преступлению и получите в результате два года исправительных работ (возможно — условно, как в случае с М. К. Названовым).

Если же ваше поведение, с точки зрения следователя, было мотивировано сознательным неприятием власти и желанием нанести ей ущерб, вы становитесь соучастникомпреступления и получите

в результате расстрел, даже если ваши действия и ограничиваются "снабжением одного из членов организации веревками и солью" (как в случае с А. С. Век-ком).

К чему зверские ужасы "красного террора" и "допросы повышенной степени"? Следователю ВЧК достаточно просто вежливо объяснить подследственному разницу между наказанием за "прикосновенность" и за "соучастие", а потом намекнуть, что чекистам теперь решать, кто "сообщник" заговорщиков, а кто лишь "прикосновенен" к ним…

XVI

В 1921 году, в самый разгар мощной трансформации всего политического курса советской власти, в канун объявления НЭПа и признания РСФСР Западом, ВЧК отрабатывала новые методики работы с интеллигенцией. Аграновская "модель" казалась самой перспективной, и он, очевидно с санкции самых "верхов", получил "добро" на ее апробацию.

Уместно вспомнить, что весной — летом 1921 года Агранов в качестве особоуполномоченного особого отдела ВЧК курирует расследование не только "петроградского", но и "себежского" заговоров. "Дела" эти — близнецы-братья, различающиеся только в масштабе.

И в Себеже, и в Петрограде были раскрыты контрреволюционные подпольные организации, руководимые на местах эмиссарами заграничных центров (в Себеже — генерал Ф. И. Балабин, в Петрограде — Ю. П. Герман). Обе организации имели местный актив, боевые группы и разветвленные конспиративно-явочные структуры, в том числе — сеть складов оружия, взрывчатки и антикоммунистической агитационной литературы. И, главное, и в Себеже, и в Петрограде были выявлены большие группы потенциально "прикосновенной" к деятельности этих организаций местной интеллигенции.Именно из-за этого последнего обстоятельства "себежское" и "петроградское" дела были идеальным полигоном для того "эксперимента", который должен был провести Агранов, и потому были выданы ему Москвой на откуп.

С Себежем, правда, вышел сбой. Уже после начала арестов (в списках выявленных членов организации было 99 человек: учителя, специалисты сельского хозяйства, врачи, кадровые военные, служители культа) неопровержимо выяснилось, что собственно сама "организация" является вымыслом местного карьериста Г. К. Павловича, решившего таким образом заручиться поддержкой и благодарностью советской власти. Выяснилось это самым примитивным образом: по указанным адресам не оказалось ни оружия, ни динамита, ни даже листовок. Себежские чекисты и московский уполномоченный Р. А. Пиляр проявили принципиальность, предали это гласности… и 11 человек арестованных пришлось срочно выпустить, а провокатора Павловича вместо "благодарности" — показательно расстрелять. Операция "Вихрь" была слишком важна ("первостепенна по своей важности", как выразился сам Агранов), чтобы не учитывать чистоту экспериментальных условий и вместо реального заговора прикосновенить"подопытную" себежскую интеллигенцию к какой-то провокаторской туфте [145] .

145

См. об этом: Петров М. В дополнение к "Делу Н. С. Гумилева". С. 264.

Ну что же, первый блин комом. Зато в Петрограде все складывалось для Агранова как нельзя лучше. Даже та обстановка, которую он застал в июне 1921 года в ПетрогубЧК, споспешествовала задуманной операции. Здесь вовсю разгорелись страсти, связанные с обострением традиционного противостояния двух столиц. Только что "москвичи" публично обвинили "питерцев" (и прежде всего конечно, питерских чекистов) в том, что они "прозевали" крондштадтский мятеж. Амбициозный и обидчивый глава "Северной коммуны" Г. Е. Зиновьев в марте 1921 года провел кадровую ревизию ПетрогубЧК, жестко указав на необходимость скорейшей реабилитации. Председателем ПетрогубЧК стал никому не известный, но преданный

Зиновьеву душой и телом Б. А. Семенов (говорили, что он начинал свою советскую карьеру то ли лакеем, то ли парикмахером в зиновьевской свите). Семенов всегда был готов выполнить любое задание "шефа" любой ценой. Никакими другими способностями он не обладал.

Интеллектуальные и волевые качества Семенова не просто уступали аграновским, — они были несопоставимы. Одного взгляда на грядущее "поле боя" было для Агранова достаточно, чтобы понять, что правдолюбцев, подобных себежским, здесь опасаться не приходится, и "питерские товарищи" заранее готовы закрыть глаза на возможные странности в поведении "московского гостя" — был бы соответствующий результат.

С другой стороны, Семенов был глуп и необразован, но дисциплинирован. С точки зрения маккивеалиста Агранова, Семенов был идеальным кандидатом на роль "мавра", который, сделав свое дело, ко всеобщему удовольствию, уйдет.

Б. А. Семенов действительно оказался образцовым "мавром". В то, что творилось в июне — октябре 1921 года (время аграновской командировки в Петроград) во вверенном ему учреждении, он не вникал, да и не смог бы вникнуть при всем своем желании. В очерке Н. М. Волковысского "Посылающие на расстрел" Семенов выведен полным тупицей и ничтожеством, не имеющим ни малейшего представления о "таганцевском деле" и поминутно справляющимся по телефону (очевидно — у "самого" Якова Сауловича) о том, какие ответы ему нужно давать представителям Дома литераторов и Дома Искусств [146] .

146

См.: Жизнь Николая Гумилева. С. 210–212.

Однако именно на Б. А. Семенова легла ответственность за все кошмары "дела ПБО". Именно он зачитал 31 августа 1921 года с трибуны Петросовета печально знаменитый "отчет о проделанной работе", содержащий "список расстрелянных", и был в конце концов надо полагать, с подачи того же Агранова, как кровавый клоп, с азартным смаком и не без удовольствия раздавлен 15 октября 1921 года лично вождем: "Т. Угланов. Посылаю Вам и Комарову это секретно. Имейте в виду, что это постановлено до приезда комиссии Каменев + Орджоникидзе + Залуцкий и независимо от нее. Петрогубчека негодна, не на высоте задачи, не умна. Надо найти лучших. С ком. приветом Ленин" [147] .

147

Ленин В. И. Полное собрание сочинений. М., 1970. Т. 53. С. 272.

Ленинский "ком. привет" т. Угланов Семенову передал: тот подал в отставку и был с позором выставлен из начальничьего кабинета; позже он был посажен и в 1930-х годах, как водится, — расстрелян [148] .

Но летом 1921 года холуйской энергии, доходящей до "административного восторга", Семенову было не занимать, благо ПетрогубЧК сама рвалась в дело, чтобы взять реванш за Крондштадт. "Для чего, вы думаете, была принесена в жертву питерская гекатомба? — посмеивался в доверительной беседе В. Р. Менжинский. — Вы, может быть, полагаете, что это необходимо испорченным общим развалом жрецам коммунистического Молоха? Вовсе нет. У нас ведь стерлась всякая разница между возможным и невозможным, а поэтому Гумилев, Лазаревский, Таганцев, Тихвинский были пущены "в расход", как цинично у нас это называется, только для того, чтобы напугать москвичей" [149] . Эта трактовка событий, вполне достойная декадентствующего "эстета от большевизма" (как мы помним, именно Менжинский дал Таганцеву гарантии благополучного исхода в случае "чистосердечного признания"), в общем, верна, но — лишь в первом, поверхностном, "питерском" приближении.

148

См.: Жизнь Николая Гумилева. С. 298.

149

См.: Николай Гумилев в воспоминаниях современников. С. 308–309.