Казя теперь труп
Шрифт:
– А обратно он как добирался?
– Да тоже ничего заслуживающего внимания. Увидел автобус. Сел. Ехал-ехал и уснул. А проснулся в своем гробу, и рюкзак с камнями на животе. А истории остальных ходильников я только с чужих слов знаю.
– Ясно…
Они дошли до развилки. Тут три дорожки сливались в одну, образуя небольшую площадь, в центре которой стоял камень с плоской поверхностью – буквально такой, как на картине «Витязь на распутье». Только на этом ничего написано не было. Игнат когда-то хотел сделать из него указатель, выцарапать: «Налево пойдешь – к Алине попадешь, прямо пойдешь – к Лексу попадешь, направо пойдешь – попадешь к Игнату, а далее к Фёдру, а по большой дороге – к Тане и Склепу». Но надпись, во-первых, получалась длинной, во-вторых, умалчивала о Станиславе, а в-третьих, могла обидеть других ходильников, которые также являлись жителями деревеньки, хоть и отсутствовали.
– А всего у вас сколько?
– Ходильников или всех вместе? Всех вместе вроде бы двадцать семь. Или двадцать восемь.
– Ух ты, как много! На моем кладбище и десяти не наберется… Знаешь, какая скукотень была?
Лекс не знал. Отчего-то среди студентов не было принято делиться подробностями своей нежизни. Вот истории из жизни рассказывали часто. Привирали, естественно. Проверить же невозможно, ври – не хочу!
– У вас тут реально здорово!
Они дошли до горбатого мостика, минуя несколько домов ходильников. Настоящая «кинкейдовская» красота начиналась после моста.
– Эй! Эгей, ребята-а-а!
Лекс обернулся – к ним бежал Маня.
– Ни слова о том, что мы тут были и их не видели, – быстро шепнул Лекс.
– Само собой! – Тик-Тик проверила состояние блузки – все крючочки чин чином крепились на своих местах, размер бюста не превышал среднероскошного.
Маня, запыхавшись, приблизился. Тик-Тик отметила про себя, что он толстоват и неуклюж, но довольно мил. Молочно-кремовая толстовка с надписью «Всех порву!» и изображением боевого хомяка ему очень шла.
– Фух! – сказал Маня и отер со лба пот. – Фу-ух. Ух ты ж!
Последнее, судя по всему, относилось к декольте Тик-Тик.
– Привет! – сказал Лекс. – Это моя однокурсница. Ее зовут Тик-Тик. Ей разрешили посетить наше кладбище. А это наш Маня.
– Привет! – кивнула Тик-Тик. – Мне надо написать курсовую по особенностям местных похорон. Вы мне поможете?
– О! – выдохнул Маня. – С удовольствием! Только имейте в виду, что я несколько опасен. Я – маньяк! На мне девятнадцать убийств!
Лекс хотел было напомнить, что прежде было семнадцать и восемнадцать, но смолчал.
– Обалде-е-еть! – захлопала ресницами Тик-Тик. – Очевидно, вы прожили насыщенную жизнь.
– О да, – скромно потупил взгляд Маня. – Но не будем обо мне. Сегодня прекрасная погода, не правда ли?
«Рука-лицо», – подумал Лекс и вновь не стал комментировать. Тик-Тик также ничего не произнесла, поэтому Маня продолжил:
– Вы знаете, тут неподалеку у нас есть прекрасное местечко, в котором подают отменный кофе. Я как раз направлялся туда. Составите мне компа…
– Мы как раз ту… – начала было Тик-Тик, но Лекс незаметно ткнул ее в бок.
– У нас по-да-ют кофе? – громко и удивленно переспросил Лекс.
Получилось наигранно, но Маня не заметил.
– Вот я и говорю: мы как раз думали, куда бы пойти, – широко улыбнулась Тик-Тик.
– Ты имеешь в виду склеп? – продолжил Лекс, обращаясь к Мане.
– Ха-ха! А вот и нет! – торжественно провозгласил тот. – Ты так давно у нас не был, дорогуша, что все профукал со своим универом. Сейчас расскажу. Короче, наша Казя вернулась и открыла самое настоящее кафе в том доме с тремя круглыми крышами, который уже почти раззыбился. Ну, который рядом со склепом, через один дом. Пошли, покажу. Вы просто обалдеете. За мной!
И Маня решительно потопал по мостку. Лекс и Тик-Тик выразительно переглянулись и двинулись следом.
– У вас тут очень красиво! – Тик-Тик вертела головой, словно впервые видела деревеньку.
– Да! – с гордостью сказал Маня. – Мы это умеем!
«Сам-то ты даже своей могиле не можешь придать удобоваримый вид! – подумал Лекс. – Впрочем, я тоже не мастак преобразовывать реальность, так что не будем о грустном…» И заметил:
– Твоя новая толстовка – просто огонь!
– Да какая же она новая, ты что? Она как раз старая, я постоянно в ней хожу. У тебя что-то с памятью…
Лекс хмыкнул.
Они дошли до кафе. Тут все изменилось с момента, когда Лекс и Тик-Тик были в прошлый раз. Фасад дома освежился, наполнился цветом. Дом уже не был полупрозрачным. Тьма-кусты окончательно отступили и нежно зеленели. Дерево в углу за скамейками цвело и пахло. Над входом красовалась вывеска «Казя и Кузя».
– Какая прелесть! – воскликнула Тик-Тик. – Давно у вас это? Кто это рисовал, вы? Вы талант!
– Я не художник, не буду врать, чего не умею, того не умею, – признался Маня. – А вывеску Казя сделала перед Новым годом. Придумала и проявила или ручками нарисовала, не знаю. Сами сейчас у нее спросите.
И он толкнул дверь.
В помещении было шумно. Игнат отчаянно доказывал что-то Фёдру, вопя и размахивая руками. Склеп Иваныч громко то ли возражал, то ли поддерживал. А сам здорож Фёдр молча бил в литавры, словно отстукивая ритм для этой безумной джазовой композиции. Лекс присмотрелся: то были не литавры, а крышка от кастрюли и металлическое блюдо. Блюдо он узнал, на нем тетя Таня обычно раскладывала яблоки. Крышку не припомнил.
– Эй, глядите, кого я привел! – заорал Маня.
Склеп и Игнат среагировали, Фёдр некоторое время еще продолжал отбивать ритм.
– Привет всем! – произнес Лекс. – Я сегодня к вам не один. Разрешите представить: это Тик-Тик, мы вместе учимся.
– Доброй вам нежизни, рада знакомству! – проворковала Тик-Тик.
– О! – сказал Игнат.
– З-з-з… здравствуйте, – склонил голову Склеп.
– Добро пожаловать! – выдал Фёдр. – Я местный здорож.
Стали знакомиться. О чем был спор, так и не выяснилось.
Гостью следовало накормить – мертвякам еда не нужна, но традиции, традиции. Ей предложили яблоки, кулич.