Казя теперь труп
Шрифт:
– Алина встала и пошла? – обомлел Лекс. – Да ладно! Быть не может. Ты с ней поговорила?
– Да, то есть нет. Я ее догнала на улице. Она меня как бы видела, а как бы и нет. Она шла словно зомби в сторону склепа Склепа. А я семенила то рядом, то за ней и что-то болтала, а она не отвечала. Потом произнесла как во сне: «Хочу кофе!» Я обрадовалась и принялась рассказывать ей про «Казю и Кузю» и про то, что кофе был, но теперь в подвал кафе не попасть, но сдубленный кофе есть у Склепа Ивановича и так далее. Она все шла и не отвечала. По дороге мы никого не встретили. Погода испортилась, начался ветер и как бы вьюга.
– Вьюга? Да у нас там уже почти лето! – воскликнул Лекс.
– Вьюга. Местами – вьюга, – упрямо повторила Тик-Тик.
– Передаем прогноз погоды! Местами лето, местами вьюга! – пошутил Квазар, но никто не засмеялся.
– Алина вошла в кафе, и я показала ей, где лестница вниз. Входная дверь за нашими спинами вдруг захлопнулась и вновь распахнулась. И ставни на окнах тоже захлопали. Я обернулась и… И… И…
Тик-Тик вдруг начала заикаться и распухать. Крючки на блузке понькали один за другим. Глаза Тик-Тик расширились от ужаса и полезли на лоб.
– И что?
– И что?
– И что там было?
– Да успокойся ты, все же уже закончилось, ты тут, с нами.
Тик-Тик не могла продолжать. Собственно, вместо Тик-Тик теперь за столом находилось нечто пышное, тестообразное и невменяемое.
Оленька грохнулась в обморок, хотя в обмороки трупы не грохаются.
Гусар вскочил, но что делать и чем помочь, не знал.
Милаш застыл.
– Она сейчас лопнет! – закричал Лекс.
Акакий Акакиевич метнулся к своим баулам и принялся вытряхивать из них какие-то пузырьки и склянки.
Калейдоскоп вздрогнул всеми стенами и поехал перестраиваться, в очередной раз непонятно зачем меняя местами помещения.
Глава 17
Пары, бары, санитары
Усилиями Акакия Акакиевича состояние Тик-Тик удалось стабилизировать, но не улучшить. Все вместе они перенесли ее в комнату, повторяющую спальню Оленькиных родителей, поскольку там находилась самая широкая кровать в доме, – ни на что иное телеса бедняжки было не уложить.
Оленьку привели в чувство и проводили в ее комнату. Она попыталась сотворить для себя стакан воды, но внезапно не смогла. Гусар с готовностью сбегал за чашкой чая. Оленька сделала глоток и слабым голосом попросила оставить ее в покое, прибавив, что Калейдоскопом они могут пользоваться сколько угодно, хоть переселиться сюда всем миром и видоизменять на свое усмотрение.
Какака остался сторожить Тик-Тик, Гусар обосновался неподалеку от комнаты Оли на предмет дружеской помощи в случае экстренной необходимости. Остальные вернулись в зал и расселись за овальным столом. Милаш сказал:
– Может, следует сообщить руководству универа о состоянии Тик-Тик?
– И они немедленно вызовут санитаров и уволокут ее, как тетю Таню, навсегда в больницу, откуда нет возврата, – ответствовал Лекс. – Ни за что.
Зар промолчал. Квазар почесал костлявой рукой шевелюру, промычал нечто невнятное и потух. По виду Квазара всегда было легко понять, есть у него какие-либо идеи или нет: когда идей не было, он тух, когда они появлялись – зажигался. Никакой маскировки. Игрока в покер из него бы не получилось.
– Давайте обсудим, какие у нас есть улики, – вздохнул Милаш. – И еще. Я не пойму, что с Тик-Тик, почему так? Она же спокойно начала рассказывать, а потом вдруг такое. Ненормальная реакция. Лекс, что она тебе успела выдать, пока вы шли от деканата к ее комнате?
Лекс стал вспоминать. Память его никогда не подводила, поэтому он воспроизвел дословно:
– «Я! Они! Я! А они… Они все исчезли. Алинка заперта в подвале. А я сбежала».
– И это всё?
– Всё.
– Негусто…
– Остальное вы слышали от нее самой.
– Резюмирую остальное, – сказал педант Милаш. – Она поднялась к Алинке-Малинке, столкнулась с темнотой или Мглой, увидела, как Алина встала и пошла. Проводила ее до кафе. По дороге они никого не встретили. В кафе Алинка пошла к лестнице, ведущей на кухню, к месту, где ранее Лекс обнаружил печать с буквами. Далее за их спинами захлопали окна и двери. Тик-Тик обернулась и кого-то увидела. Кого – она так и не сказала. Однако очевидно вот что…
Все затаили дыхание, но Милаш молчал.
– Ну же?
– Погодите. Я вам не Шерлок Холмс и не Эркюль Пуаро! Мне подумать надо.
– Но ты сказал: «Очевидно вот что…»
Микулаш Бржиза повздыхал, покачал головой, подлил себе горячего улуна и продолжил:
– Не то чтобы очевидно, но предположительно…
– Что предположительно? Не тяни!
– Предположительно, начав описывать произошедшее, Тик-Тик припомнила нечто новое, отчего разволновалась и стала пухнуть. То есть она нам собиралась рассказать одно, пережитое и осмысленное, но внезапно припомнила новое, ужасное. Это ее и подкосило.
И он невозмутимо принялся потягивать чай, закусывая бисквитом. Количество бисквитов и печенек, как и чая, и варенья, все не уменьшалось: недостаток тут же восполнялся. Со сдубленными продуктами так никогда не происходило: их съел, так уж съел, выпил, так уж выпил.
– Может, ты и прав, – заметил Зар. – Но это ничего нам не дает.
– Это точно…
– Ой, какое число в реальном мире? Который час в реальном мире? – встрепенулся вдруг Лекс. – Случайно не пятница, тринадцатое? Нам нужно на пары к тринадцати часам.
Пары – это спаренные лекции. Милаш выпростал из кармана простенькие песочные часы и кивнул:
– Да, у нас основы Аристотелевой метафизики примерно через час. Пора выдвигаться.
– Мы вас за минуту доставим! – пообещали Зар и Квазар.
Милаш отказался:
– Честно говоря, я предпочел бы дойти до аудитории обычным ходом и не экспериментировать. Все эти топ-топы и хер-мохеры не для меня. В прошлый раз после топ-топа я проспал в своей могиле более года.
– Эх ты! Сюда-то ты спокойно притопал!